Родину, либо никогда уже не увижу родных и близких. Воля парализована.
– Sinto muito![14] Я же предупреждал! Sorry! Потерпите, минут через десять отпустит.
Господи! Я люблю армянский кофе и никогда ни на что его не променяю!!!
При всём при этом нас – дипломатов, – так же как инженеров, преподавателей консерватории, врачей и учителей, каждую осень отправляли в колхозы на сбор картошки или капусты. Всего на день, но отправляли. И мы ехали. И мы собирали, понимая, что сегодня точно некому защищать мир во всех уголках земного шара.
Помнится и первая делегация американских военных, прибывшая в рамках первых договоров о разоружении стремительно меняющегося Советского Союза и США. Было весьма волнительно. Громадное количество генералов и топовых мидовцев. Попал и я в число представителей ДКС[15]. К счастью, ничего экстраординарного не произошло, но в памяти это сохранилось. Просто постоял рядом и вроде как прикоснулся к Истории.
Praha, Ahoj![16]
Согласитесь, если не знать сути, то словосочетание «Пражская весна» ассоциируется с чем-то очень романтичным, нежным и солнечным в изумительном по красоте городе Праге, с плавным переходом в теплое, комфортное, европейское лето.
Так вот, мне, начинающему и, как я надеялся, подающему надежды молодому советскому дипломату, довелось поработать консулом в нашем посольстве именно в юбилейный год – год двадцатилетия Пражской весны[17]. Тогда нам было всё понятно: два десятилетия назад гидра капитализма пыталась под руководством предателя Александра Дубчека поднять голову, но стойкий и политически грамотный чехословацкий народ, ну да, чуть-чуть при поддержке советских танков, сделал свой свободный выбор в пользу светлого коммунистического будущего. Вот и спустя двадцать лет народ этот чехословацкий официально всё еще оставался нам братским, хотя на посольских совещаниях определенные сотрудники предупреждали, что нас, представителей великой державы, всё сильнее недолюбливают, всё явственнее это демонстрируя, а к двадцатилетию той самой Пражской весны стоит ожидать провокаций и различных недружественных акций.
Надо сказать, что и на Родине у нас было уже весьма неспокойно. Вовсю свирепствовало кооперативное движение. Люди упивались ростками свободы. Уже по дороге к месту командировки, на подъезде к границе в городе Чоп, я по радио в поезде услышал легендарное «Борис, ты не прав!» генерального секретаря Горбачёва, обращенное к будущему первому президенту России.
В качестве спойлера сообщу, что за шесть месяцев моей командировки, когда я замещал приболевшего консула, со мной произошло огромное количество интереснейших, веселых и не очень событий, которые тогда казались рабочими буднями, а через годы стали выглядеть как важный этап моей жизни, совпавший с грандиозными событиями не только в нашей стране, но и во всём мире.
Так вот, двадцатилетие Пражской весны достигло своего апогея 21 августа, именно в день ввода в 1968 году в страну трехсоттысячного контингента войск и семи тысяч танков стран Организации Варшавского договора. То, что творилось в этот день перед зданием нашего консульства, я видел только в фильмах: толпы людей с плакатами, выкрикивающие какие-то явно недружественные лозунги и время от времени кидающие в здание и окна предметы типа помидоров и яиц. Скажу вам честно, находиться в таком здании не самое приятное занятие, но у нас была четкая команда сверху: на провокации не реагировать, работать в штатном режиме, правда, без приема граждан в здании консульства. В случае чего докладывать руководству. Справедливости ради, чешская милиция довольно надежно закрывала подступы к зданию, поэтому мы чувствовали себя вполне защищенно.
При всей драматичности ситуации было ощущение, что это уже просто отмечаемая дата и протестующим надо ее обозначить. И без этого юбилея было очевидно, что так называемый соцлагерь трещит по швам и жить ему осталось не так долго. Всемогущие генсеки явно теряли хватку, а народ ощущал приближающуюся свободу и прекрасно понимал, за кем будет победа.
Работа в консульском отделе предполагает непосредственное участие в жизни всех сограждан, находящихся в стране, в любых ее, жизни, проявлениях. Кто же еще выручит незадачливого гражданина, напялившего на себя в магазине четыре пальто разных размеров и пытавшегося, оплатив только одно, скрыться?
Наши соотечественники обалдели от свалившейся возможности ездить за границу. И не беда, что валюты не хватает, зато есть природная смекалка и находчивость, позволяющие рассчитывать, что «уж этих-то наивных и доверчивых "кнедликов" я точно смогу облапошить». Практически каждый мой рабочий день заканчивался обходом полицейских участков центра Праги, где я собирал всю эту братию и сопровождал вместе с полицией на вокзал, чтобы убедиться в том, что проштрафившийся гражданин таки отбыл на Родину с высоко поднятой головой. Гордый и непобежденный! Ведь советские не сдаются.
Помимо выпроваживания из страны мелких жуликов в обязанности консула также входила и отправка на Родину так называемого груза двести, то есть гражданина СССР, скончавшегося тут, на территории Чехословакии. Да, и такое тут случалось. Надо сказать, что дело это было нелегкое с эмоциональной точки зрения. Для нормального человека с дипломом МГИМО провести довольно продолжительное время в морге – дело довольно сложное. Так вот, для того чтобы отправить тело домой, требовались определенные формальности, но, помимо чисто бумажных, еще надо было быть уверенным, что в гробу через границы не переправляется ничего запрещенного. А именно для этого перед опечатыванием и закрытием был необходим осмотр и подтверждение того, что всё в рамках закона. Поэтому тут должны были присутствовать уполномоченный сотрудник таможенной службы страны пребывания и собственно консул. Нас всегда встречал огромный чех – работник морга, с которого, очевидно, позже был придуман образ Хагрида из «Гарри Поттера», только наш был без бороды и лысоват. Как и герой бестселлера, наш Милан при своих габаритах и свирепой внешности был человеком добродушным и даже, можно сказать, сердечным. Встречал он нас неизменно с большой металлической кружкой, в которую почти до краев наливал чистый спирт. Он знал наверняка, что для человека без подобной подготовки находиться в самом мрачном месте на земле просто невозможно. Мы с таможенником честно опустошали кружку без закуски. Немного ждали в предбаннике, видимо, чтобы «наркоз» начал действовать, развлекая себя смол-токами, и буквально минут через десять-пятнадцать довольно смело, под одобрительную улыбку хозяина заведения заходили ТУДА. Очевидно, что осмотр уже становился весьма символическим и не таким депрессивным. Заканчивалась процедура тем, что Милан заколачивал гроб, а мы с таможенником опечатывали его сургучными печатями своих служб, абсолютно уверенные, что все правила соблюдены и интересы стран защищены. Только на выходе сердобольный Милан предлагал нам печеньки и водичку. Согласно его теории, несвоевременное употребление этих ингредиентов для смягчения последствий приема медицинского спирта могло привести к преждевременному опьянению и потере контроля в деле государственной важности.
Не все обязанности консула связаны со столь тяжелыми процедурами. В функции полноправного представителя государства входили также бракосочетания и разводы. И если развод – это дело сугубо техническое и бумажное, то создание семьи сопровождается еще и торжественными обрядами. Брачующиеся, где бы они ни находились, ждут величественной депутатской речи с вопросами «Согласны ли вы?..», завершающейся маршем Мендельсона, приглашением надеть друг другу кольца и разрешением поцеловаться. Представьте себе, это тоже функция консула. Текст я более или менее выучил. Искоса подглядывая, я его произносил довольно уверенно и с выражением. С кольцами – тоже норм. С Мендельсоном же у нас всё время возникали неловкости, которые мы сглаживали казенными улыбками и каждый раз демонстрацией крайнего удивления. Дело в том, что для воспроизведения свадебного марша у нас был древний бобинный магнитофон. Пленка с записью вступления и первой части марша была «потянутая». Поэтому первые секунд двадцать самой счастливой минуты в жизни молодоженов носили весьма комичный характер, ибо запись то сильно замедлялась, звуча басом, то ускорялась до писка. После двадцати секунд позора запись приходила в норму, темп произведения разгонялся и всё вкупе с протокольно-просветленными лицами сотрудников консульства принимало довольно торжественный характер. Ведь только мы знали, что это наш постоянный позор, для остальных это было просто случайной неловкостью. Хорошо, никто из них не возвращался к нам на такую же процедуру… Кроме, пожалуй, известной широко за пределами Центральной группы войск поварихи Нади, которая наведывалась к нам довольно регулярно – и каждый раз с новым тщедушным молоденьким лейтенантом. Галя, которая уже пару лет работала секретарем консульского отдела, рассказывала, что это уже третий Надин жених только на ее памяти. Как человек ответственный и государственный, я считал необходимым переговорить с двадцатилетним летёхой, когда они принесли заявление. Я его пригласил в отдельный кабинет. Начал издалека, мол, он еще очень молод, вся жизнь впереди, а Надя на двенадцать лет старше, может, лучше жениться дома, чтобы родители разделили счастье и т. д. и т. п.? Ни один аргумент не сработал. Парень двадцать минут мне описывал свое состояние полного счастья и клялся в вечной любви к невесте, раза в три превосходившей его по весу. Расписали.
Кроме Мендельсона, была проблема посерьезней. Время моей командировки совпало с глобальной битвой страны под чутким руководством генсека за трезвость. Пить алкоголь было практически запрещено. А в госучреждениях и подавно. Поэтому было объявлено, что свадьбы теперь у нас безалкогольные, а молодожены рады этим новым порядкам. Как это часто бывает, руководство страны было очень далеко от понимания истинного положения дел в стране. Так вот, практически перед каждой нашей церемонией ко мне подходили брачующиеся и их друзья и жалостливо просили просто ради пущей торжественности открыть бутылочку шампанского – конечно, не ради того, чтобы выпить, а просто для создания атмосферы праздника. Тут мне приходилось включать все свои дипломатические навыки и с применением эзопова языка и иносказаний объяснять людям, что распивать в государственном учреждении, конечно, строго-настрого запрещено и думать об этом даже не стоит, но сразу после марша и у меня, и у секретаря Гали, которая управляла тем самым магнитофоном, будут неотложные дела минут на пять-семь в задней комнате, и мы, к сожалению, не будем в состоянии контролировать исполнение требований генсека в зале бракосочетания. Некоторым приходилось это расск