***
Исцинна вам гавару:
Я стажор на ленце.ру!
После непродолжительной болезни скончался киевский князь Олег Вещий, сообщает «Повесть временных лет».
По словам поэта Александра Пушкина, смерть наступила в результате укуса змеи, которая выползла из черепа бывшего княжеского коня.
Ранее Пушкин сообщал о пророчестве кудесника, который несколько лет назад сказал Олегу: «Примешь ты смерть от коня своего», — после чего князь приказал отвести коня на луг, купать, кормить отборным зерном и поить ключевою водой.
Накануне смерти, по информации Пушкина, Олег пировал с дружиной и, узнав о том, что его конь давно мёртв, решил навестить останки животного. В момент беседы князя с прахом коня из черепа выползла змея, обвилась вокруг ног и ужалила Олега, пишет поэт.
По сведениям «Повести временных лет», Олег назван Вещим после возвращения из византийского похода в 907 году. С 879 года Олег был князем новгородским, а с 882 — киевским.
Напоминаем, что ранее «Сага об Одде Стреле» сообщала о смерти викинга Орвара Одда, который также погиб от змеи, выползшей из черепа коня.
***
Такая удача, прямо не знаю, как и сказать. Обычно у меня спрашивают, что бы я хотел получить на день рождения. А я только пожимаю плечами, потому что мне кажется, всё у меня уже есть. Этот день рождения будет особенным.
Дело в том, что несколько часов назад у меня украли кошелёк. Произошло это счастливое событие в метро. Я очень благодарен тому, кто избавил меня от этой нужной вещи. Ведь теперь я знаю, что попросить на день рождения.
1. Мне 27, и я наконец-то не пошёл в армию. По моим ощущениям вместо армии — Москва.
2. Я понял, что Лента.ру не очень отличается от бухгалтерии (в широком смысле): работа в коллективе — это г.; отнимает много времени.
3. Ненавижу богатеньких. Наверно, завидую, потому что сейчас нужны деньги.
4. Люблю покой и ненавижу суету. Город — отстой. Большой город — ещё хуже.
5. По большому счёту, я живу именно так, как хотел. Связан с литературой, живу не в Минске, заработок периодический, прерывистый, ближайшее будущее — непредсказуемо.
***
Дорога от общежития до института занимает совсем немного времени, каких-нибудь 40 минут. Столько же мне требовалось, чтобы добраться от дома до университета, когда я учился в Минске. Тогда эти 40 минут тянулись значительно дольше, чем сейчас. Наверно, это такая особенность человеческого организма: жить с каждым годом всё быстрее.
Минские 40 минут я проводил в автобусе №59. Я считал большой удачей, что прямо от моего дома до учёбы можно доехать без пересадок. Я садился на двойное место у окна, которое помогало от бабок, не по годам резво забегавших в автобус на Комаровке.
За 40 минут можно было подготовиться к французскому, прочесть параграф по истории или финансам, разозлиться на составителей учебников за корявый их язык и открыть Диккенса. Думать и смотреть в окно тоже никогда не надоедало. Иногда в автобус заходила толстая-претолстая тётка, постриженная «под горшок». Несколько раз она садилась рядом со мной, тем самым вмешиваясь в мои размышления. Дело в том, что она была размером на два места, а никак не на одно, поэтому четверть тётки свешивалась в проход, а другая четверть занимала моё сиденье. И вот я в тесноте и обиде ехал, обдумывая, что же может заставить человека так располнеть да ещё ездить в автобусе. Иногда эта особа заходила и выбирала место не рядом со мной. Эта удача заряжала меня оптимизмом на полдня. А оптимизм в институте мне очень пригождался.
Ещё можно было играть в интересную игру. Называется "Закрой глаза". Суть игры такова: закрываешь глаза, отвлекаешься от того, что ты едешь в автобусе, а потом пытаешься угадать, в каком месте сейчас проезжаешь. Интереснее даже не угадать и приятно удивиться, что ты уже около тракторного завода, а не у ботанического сада. Зимой же к этому добавляются замёрзшие окна. И для того чтобы узнать, где ты, надо проколупать дырочку в инее на окне.
И вот одним декабрьским днём я еду в 59-ом и играю в эту игру. А впереди, надо сказать, какая-то важная контрольная, но я на неё как раз успеваю. Два раза уже обнаружил себя в неожиданном месте и очень доволен. Закрываю глаза в очередной раз — и тут организм проделывает со мной такую шутку: я случайно засыпаю. Игра оказалась гораздо интереснее, чем я предполагал. Просыпаюсь и пытаюсь сообразить, где я. Сначала я поразился тому, что я в автобусе, потом вспомнил, что еду на контрольную, куда не хотелось бы опоздать, потому что все сидят, что-то пишут, а ты такой заходишь и все на тебя обращают внимание, а я терпеть не могу, когда на меня в таких нелепых ситуациях обращают внимание — я люблю, когда на меня обращают внимание по какому-нибудь хорошему поводу, а не потому что я опоздал на контрольную, к тому же ещё надо будет к нелюбимой преподше подходить за вариантом, объяснять, почему опоздал, ох. Не надо бы туда опаздывать. И только в последний момент я вспоминаю, что играю в "Закрой глаза". Ух ты, думаю, а где бы я сейчас мог оказаться? На Радиальной? Нет, пожалуй. Может, Долгобродская? Ладно, пусть это будет площадь Ванеева, на которой находится мой универ. И я колупаю дырочку в окне, "намёрзшем в два пальца". За окном какая-то опора линии электропередач, а за ней больница.
59-ый ― очень длинный маршрут. Он начинается рядом с моим домом, потом Комаровка, Заводской район, зоопарк, и кончается в Чижовке. Универ мой находится примерно посередине, а то место, где я проснулся, называется “Детская больница”. Не думал, что когда-нибудь снова увижу больницу, где лежал девятилетним. Причём дело было тоже в декабре — тогда я неловко напоролся глазом на палку от санок. Очевидна мистическая связь моих глаз с этой больницей.
В общем, на контрольную я тогда опоздал.
***
Сразу же после окончания школы мне предстояло решить, куда идти учиться дальше. Знаю, что некоторые особо талантливые люди решают это ещё до окончания школы. Очень за них рад и сожалею, что не оказался из их числа.
Процесс выбора был мучительным. Мысли о филологическом факультете, конечно, возникали, но сразу же отметались из-за боязни диктанта, который без шпаргалок я писал только на "тройки". Иняз тоже пугал диктантом, к тому же французский за 11 лет успел изрядно поднадоесть. В это время в Минск приезжал папин друг Пётр Кошель, который имел какое-то отношение к Литинституту: то ли экзамены там принимал, то ли преподавал. Мне польстило его предложение попробовать поступить в Литинститут, но я понимал, что это не более осуществимо, чем поступление в Горы-Горецкую сельскохозяйственную академию, которое предлагала мамина сестра. Эти ВУЗы находились не в Минске, а тогда, кроме экзаменов, я боялся ехать учиться в другой город. Время покажет, что не зря боялся.
Наконец у меня выработались требования к будущему месту учёбы: оно должно быть в Минске, экзамены должны быть не сложными. На 100 процентов мне не подходил ни один ВУЗ, зато процентов на 80 подходил Нархоз. Чтобы туда поступить надо было сдать таких три экзамена: русский язык — сочинение (что может быть проще!), французский — устно (со спецшколой именно по этому языку — смешно даже), математика. Вот с математикой были некоторые проблемы. Именно математикой и только ей я занимался месяц перед поступлением.
Первым я сдал русский, за ним математику. Жутко измождённый, вконец измочаленный и со звоном в ушах, я пришёл сдавать французский. В кабинете сидели два немолодых преподавателя: мужчина и женщина. В кабинете сидели пять молчаливых студентов. В кабинет вошёл взволнованный я. И, какое удивление, преподавательница говорит "Здравствуйте", а преподаватель протягивает мне руку. "Господи, — думаю, — какие понимающие люди, именно этой доброжелательности мне и не хватало", — и я пожимаю крепкую мужскую руку, протянутую мне, и я уже почти спокоен, даже улыбаюсь.
Препод высвобождает свою кисть: "Экзаменационный лист давайте", — чуть раздражённо говорит он. И тут я понимаю, что на этом месте не должно было быть рукопожатия. Я пожал то, что пожимать не следовало. Следовало вложить в руку экзаменационный лист и спокойно готовиться к ответу. Теперь о спокойствии не могло быть и речи.
***
Сегодня 11 часов паковал подарки с водкой. К концу дня озверел так, что хотелось её не паковать, а пить. Решил после работы взять пива, но на счастье в плеере оказалась «Нирвана». “You know you’re right”, ― пел Кобейн — и я верил, что действительно прав, что так живу. Так, как сегодня. А сегодня я 11 часов паковал водку.
***
Я встал в 8 утра. Прошло два с половиной месяца, а ничего не изменилось, я снова встаю в 8. Хотя, по правде, это единственное, что осталось прежним. Я уволился из «Связного», и я устроился на «Ленту.ру». Потом я уволился с «Ленты.ру» и никуда уже не устраивался. Но встаю в 8 часов утра.
Теперь мы с Денисом пытаемся по утрам писать. Он тоже нигде не работает: мы писатели.
Денис не хотел вставать в восемь, ссылаясь на головную боль, и попросил разбудить его в девять. Что ж, в девять так в девять, мне пофигу. Я пошёл мыться. Оказывается, в это время, в которое я проснулся, совсем никого нету в душе. Мне это нравится, когда я один на шесть кабинок. Ненавижу светить свой зад перед козлами, которые иногда попадаются в душевой.
Ну вот, я попил кофе и пишу рассказ. Я задумал художественно обработать историю про дробышевского дядю, где он по пути на работу встречает друга, они пьют пиво, потом находят кошелёк, идут в ресторан, потом пьют чернило и выясняется, что рабочий день к концу и т.п. Вчера мне казалось, что я написал страницу офигенного текста, но сегодня мне блевать от него хочется, и я не напишу ни строчки.
Я работал где-то час, когда захотелось есть. Очень захотелось есть. Я теперь пытаюсь питаться сплошными кашками, чтоб растянуть оставшиеся деньги. Кашки стоят в районе доллара за кило, и это мне подходит. Но от кашек не сильно наедаешься, поэтому я решил сбегать за булочкой к чаю. Сбегал.