Мишкина идея бить бриттов по больному месту, то бишь по морским коммуникациям, в том числе и с помощью авиации, возможна только в случае соблюдения, до поры, полной секретности. С собственным флотом у Союза откровенно плохо, а вот авиация, да при надлежащем использовании, может стать козырным тузом! Но это должна быть принципиально иная авиация.
В настоящее время мы стоим на якоре в открытом море, в полусотне миль южнее Дурбана, и вся команда уверена до поры (под большим секретом!), что я решил поприключаться как следует, ныряя за затонувшими кораблями. Особо доверенные знают, что на самом деле я (тс-с!) изобретаю подводную лодку или батискаф!
Тема подводной войны ныне популярна в определённых кругах, преимущественно в германских. Никто не удивится, что я решил заработать на изобретениях, в том числе и капитал политический. Очень может быть, что и германские круги искренне уверены, что работаю в их пользу, ибо у нас, официально, отныне сплошная дружба народов!
– И не боишься… – покачала головой Надя, заметив меня на палубе в костюме для подводного плавания. Сама она плавает прекрасно, но немного боится открытой воды, а точнее её обитателей. Плавает поэтому только на мелководье, и непременно в закрытых бухтах.
– Не-а… – улыбаюсь я.
– Спустить шлюпку на воду! – зычно скомандовал капитан.
Шлюпка висела по-походному, на шлюпбалках, так что скучающие матросы с готовностью отдали грунтовые и цепные стопора с подветренного борта, и тут же, скинув лестницу, скользнули вниз с ловкостью цирковых мартышек. А я…
… спустился не хуже! Н-да, играет же иногда детство в жопе!
– Во-он туда, – показываю рукой, – метров триста.
– Погодь! – брат перевесился с борта, – Я с вами!
– Давай, – киваю ему, и снова матросам, – триста, может триста пятьдесят… там скажу.
– Экая обувка, – хмыкнул Ваньша на вёслах, выразительно поглядывая мои ноги.
– Нравится? – шевелю ступнями, и расплющенная резина забавно затрепыхалась. Матросы захмыкали, перебрасываясь шуточками, но впрочем – осторожно, не переходя границ.
– Патент брать будешь? – поинтересовался Санька, проверяя патроны в винтовке.
– Позже. Оптимальная форма, цена-качество… сам понимаешь.
– Большие деньги-то будут? – поинтересовался пожилой Архип.
– Деньги? Да нет… так только, с хлеба на воду.
– Курочка по зёрнышку клюёт, – отозвался за меня Ваньша, не переставая грести, – а весь двор в дерьме.
– Оно самое, – киваю, одевая наконец аппарат. Проверив нож в ножнах на голени, переваливаюсь аккуратно за борт. Очки на маске маленькие, неудобные, и я в который раз обещаю себе сделать нормальную маску. Видимость неважная, да ещё и вода мутноватая, приходится постоянно вертеть головой, но…
… ласты работают! Тяжеловатые, пожалуй, но в остальном… кружусь винтом, переворачиваясь ненадолго на спину замечая Саньку, который отчаянно машет руками. Машу ему в ответ и…
… удар в бок разворачивает меня.
Крутанувшись, разворачиваюсь в сторону удара, и замечаю акулу…
… которая снова бьёт меня рылом! Бью навстречу кулаком – так сильно, как только могу в толще воды, и тут же хватаюсь на нож на голени.
Не выпускаю её из виду, начинаю отплывать, готовый ударить ножом. Акула не торопится атаковать, выгибая спину и опуская хвост с плавниками. Ме-едленно…
… акула делает рывок в мою сторону, но не пытается ударить, а будто…
… прогоняет меня?!
Всё так же, задом, не отрывая от неё взгляда, отплываю назад и вверх, отчаянно боясь, что акула не одна… Но нет…
На поверхности меня тут же подхватили сильные руки и буквально закинули в лодку.
– Ишь, тварина! – с ненавистью сказал белый от пережитого Санька, грозя кулаком глубине.
– Не ругай рыбку, – попросил я, стягивая маску с потного лица, – ф-фу… она меня за конкурента посчитала, не за добычу. Прогнала из охотничьих угодий, и вишь, не стал кусаться! Давайте во-он туда, на полмили отплывём, и…
– Но медоедом называют меня, – меланхолично сказал отживающий Санька куда-то в пространство, и добавил безапелляционно:
– Назад плывём! Тьфу ты… на судно! Ты как хочешь, а мне… – он передёрнул плечами, – выпить надо!
– А… ну ладно! Зря ты так… ладно, ладно! Гребите к пароходу, мужики!
– Я, кстати, – поворачиваю голову к брату, – кажется, придумал, как маску нормальную сделать!
– Вот пока не сделаешь маску и не придумаешь подводное оружие… – Санька молча погрозил кулаком.
– Да это не опас…
– Фире нажалуюсь! – рявкнул он бешено.
– А… ладно. Аргумент!
Глава 12
К вечеру в усадьбу Ивашковых начали съезжаться соседи-фермеры, с чадами и домочадцами, слугами и собаками, и каждый приехавший добавлял свою щепотку весёлого Хаоса.
Длинные, разлапистые, несуразные строения не смущают никого. Времянки! Как там тот студент выразился… а, дендрофекальный принцип конструирования!
Столбы да плетни, а промеж плетней глина вперемешку с тростником да всякой соломой набита плотно. На полу камни, поверх которых положены расколотые, кое-как обтёсанные стволы деревьев. Крыша тростником покрыта, по кафрской методике.
Придёт время, и будут настоящие усадьбы и усадьбищи, а пока – не до жиру. Сыты, здоровы, хозяйство крепкое, что ещё надо?! Пару ещё годиков назад об таком только мечталось у большинства, и на те, сподобились! Есть где прислонить на ночь голову, да сложить урожай, и слава Богу!
Над двором навесы из кривоватых стволов деревьев и веток, крытые пальмовыми листьями. Дёшево и сердито! Пара кафров, случись ураган, за полдня наново ставят, почёсывая чорные задницы и пересмеиваясь.
Под навесами кое-где дорожки вымощены, чтоб по грязище не шлёпать. Необтёсанный камень, стволы деревьев… времянка как есть, а и хорошо!
Дай Бог, половина плантации расчищена, а засажено и того меньше. Потом уже будут красоты, и непременно!
Насмотрелись мужики в Дурбане да в других городах, как жить можно… как надо жить! И будут! Может, не скоро ещё, но непременно будут.
Ребятишки бегают, играют, дерутся… и даже драчки им, соскучившимся без сверстников на своих отдалённо стоящих фермах – в удовольствие! Окружённые виляющими хвостами собаками, успевающими решать попутно свои собачьи дела, дети мотаются по ферме, то собираясь в весёлые домоткано-мохнатые половички, устилающие землю, а то разлетаясь одуванчиками.
Фр-р! И как и не было! Визги, писки, крики «Чур-чура» и «В домике» со всех сторон! Не поймёшь даже, одна это игра, или десяток вперемешку. Только глаза горящие, волосы взъерошенные, да неизбывное счастье в глазах.
У подростков свои интересы, и тут хоть напополам порвись! Хочется показаться человеком сурьёзным и ответственным, ан детство в жопке ишшо играет…
… да и как не осалить вон ту смеющуюся девчонку? Эвона… у ей сарафан в натяжку на грудях становится, и вчера только дура-дурой была, а севодня сердце колотится, как на неё взглянешь!
Взгляды, тисканье как бы невзначай, на бегу, короткие стычки у парней, да злоязыкие, гадючьи разборки девиц, и тут же…
… винтовки, составленные так, чтобы подхватить их почти тут же, не теряя времени. И уж без разницы – парни ли, девицы… Вооружены все, кто не падает от отдачи и может попадать в цель.
Своя иерархия у слуг, зависящая от цвета кожи, былого положения в племени или степени цивилизованности, которую простодушные машона часто понимают просто как наличие деталей европейской одежды…
… а вот бастеры, гриква, а также разнообразные цветные и полукровки, не входящие по разным причинам в эти этнические сообщества, нередко владеют грамотой и ремёслами, лишь немногим не дотягиваясь до статуса «полноценного белого».
Статус у таких слуг высокий, да и не всегда это слуги! Управляющие, которым обещан процент от доходов плантации, кузнецы, плотники, а порой и…
… жёны!
Женщин в Кантонах не хватает, а местные, из цветных, такие себе бывает… не один мужик назем полетел, заглядевшись! А если баба не только гладкая, но и предки её давным-давно крещёные, да живут как белые, то стало быть, белая и есть[25]!
Взрослые степенно здороваются с хозяином и непременно с лектором, окидывая его без всякого стеснения любопытствующими взглядами. Потом обязательный длинный обход всех приехавших ранее, согласно сложному крестьянскому этикету. Родственные и земляческие связи наипричудливейшим образом переплелись с армейскими и иммигрантскими, и канпот из этого варева выходит наваристый и ядрёный.
Окающий говорок смешивается с акающим и цокающим, обычаи и поконы сплетаются змеиными свадьбами, служа постоянным источником насмешек и подковырок, но…
… они вместе воевали, бедовали в эмиграции, теряли умерших от болезней детей и жён, и как могли, помогали друг другу. И теперь уже неважно, кто из них кто, потому что прямо сейчас зарождается новая общность русских людей – кантонисты.
… но нет-нет, а спотыкается глаз на беременной молодухе из гриква, с солидным пузцом, весьма уверенно чувствующей себя среди русских баб. А с чего ей себя неуверенно чувствовать, если она – тутэйшая, и все реалии африканские как «Отче наш» знает? Да и родня, случись чего, в стороне не останется!
На лектора посматривают настороженно, несолидный какой-то мушщина! Бородёнка клочковатая да жидкая, то и ладно, молодой ишшо, да и так-то не у всяково растёт толком. Иной уже в летах, а хоть ты тресни!
Но вот ремесло… ха! Историк! Нет, наверное на пользу так-то… Не зря ж учился? Или всё ж таки зря?! Может, просто теребеньки барские?
До тово люди сурьёзные приезжали, всё больше по механицкой части, и эт да! Польза! И слушать антиресно было, да и в сеялках-веялках и прочей механике, как в своей ширинке, где всё с малолетства знакомо. И починить, и подсказать чево-ничево, всё польза!
А почвовед приезжал, а? Прохоровы Лушку, старшенькую свою, готовы были за нево отдать! Даром што на их участке золото есть, да и девка… ничего так, справная. Толстопятенькая, крепенькая, как та репка! А што на лицо рябенькая, так с ево воду не пить! Ночью-то… кхе!