Видя моё недоумение, он пояснил без извечной снисходительности бывалого морехода к сухопутной крысе:
– Преследование в нейтральных водах достаточно спорный вопрос, и не всегда его можно подвести как преступление. В этом уравнении очень много переменных, притом не математических, а скорее юридических.
– А сейчас? – и в голове начинают ворочаться шестерёнки. Чуйка верещит в полный голос, что это крайне важная информация.
– Имеем полное право защищаться, – кивнул тот, – как бы сейчас не повернулась ситуация, суд нас оправдает.
– Правда, – усмехнулся он, – не британский.
– Ой, бля… – гляжу на «Феникс», подвешенный на чалках, и аж в пот бросило!
– Надо было сразу тебе в кабину сесть, – хмуря брови, сообщает мне Санька, – а может всё-таки я?
В голосе его появляются вопросительные нотки, но в дискуссию не вступаю, потому что в таком случае нотки могут смениться нудением, от которого ажно зубы болят! Знаем, проходили!
– Хорошая мысля приходит опосля… принесите лестницу, что ли!
– Ой, бля! – матерюсь в голос, заползая по лестнице в летадлу, раскачивающуюся маятником. «Феникс» хоть и придерживает десяток рук, но такой цирк не для меня! Уф… заполз…
С минуту сижу, приходя в себя, потом начинается новый цирк, с необходимостью крутить винты… на весу, ёкарный бабай! Слава Богу, кручу не я, но даже и глядеть на этот воздушный цирк нервозно до тошнотиков.
Летадла раскачивается, под брюхом у неё эрегированным членом висит торпеда Кошчельного, от чего разом смешно и сцыкотно чуть не до буквальности. Наконец, мотор заводится, «Феникс» начинает рваться из чалок…
… и кажется, у меня крошатся стиснутые зубы!
Повернувшись, стрела крана опускает аппарат на воду, и Санька, обезьянкой спустившись по чалкам, отцепляет их…
… и всё это – на ходу! Пусть даже и замедленном. Больше, увы, мы себе не можем позволить, счёт идёт буквально на минуты.
Ругаю эти чортовы рифы, за которыми прятался шлюп, ненастную погоду и все те обстоятельства, из-за которых сейчас мы – вот так! Мучительно думать, что британская разведка нас переиграла на этом этапе, по крайней мере тактически. Но вдвойне мучительно предполагать (а я просто обязан это делать!), что в нашем экипаже, провеянном на семи ветра, есть сука…
«Феникс», зарываясь в поднятые «Авророй» волны, начинает неуклюжий разбег, переваливаясь с боку на бок и весьма заметно цепляясь кончиками крыльев за воду. Сердце работает с перебоями, но я развернулся на волнах, и взлетел.
Набрав высоту, делаю несколько кругов вокруг шлюпа, без особого труда опознавая устаревший морально, но вполне достаточный для колоний тип «Кондор», разве что несколько модернизированный, да и то не факт. По мне стреляют из орудий и кажется…
… пулемёта! Обшивку крыла дырявит пулей, но не критично. Прикинув примерно вооружение шлюпа, захожу на бреющем слева-спереди, нажимая на ручку сброса и… ничего!
Проскакиваю под трассами вдоль борта, но кажется целый… Только что мокрый от пота, будто купался в одежде.
– Надо! – ору истошно, но как, сука, не хочется… Слабость, вялость и острое желание бросить штурвал, и гори оно всё синим пламенем!
С трудом пересиливаю страх и усталость, и снова – набор высоты, маневры, заход на бреющем, ручка сброса… есть! Пенящийся след от торпеды сложно перепутать с чем-то другим.
На шлюпе пытаются маневрировать, но… время! Врыв разворотил левую скулу, и британский корабль начинает набирать воду, кренясь на борт. Но, сука такой, не тонет… и весьма вероятно, без нашей помощи и не потонет.
Впрочем, похер… точнее не так, а если совсем быть точным, то и вовсе не так… но сейчас я разворачиваюсь и нагоняю «Аврору», замедлившую, а потом и застопорившую ход. Подхожу под самый борт, и матросы, нырнув с чалками, подцепляют «Феникс», поднимая его на борт.
– Стоп! – ору, уже будучи над палубой, – Не опускать!
– Никак контузило? – озадачился Санька.
– Добивать надо, – мотаю подбородком на шлюп, – Сейшелы рядом! Если не добьём, то они пластырь заведут, доковыляют до островов, и тогда всё – впустую!
– Так это же не… – начал было штурман, но закаменев лицом, кивает.
– «Не по правилам…» – зачем-то заканчивает за него подсознание.
По правилам, это предложить сдаться, высадить досмотровую партию, довести пленённый корабль в порт, где моряков будет ждать вежливый плен и судебное разбирательство, а нас – раскрытие козырей ещё до войны. Ну или как вариант – предложить сдаться, а после отказа торпедировать вновь, но непременно (!) подбирая всех выживших и далее всё также – вежливый плен, переписка с родными, раскрытие козырей.
Это – по правилам… Официальные и неофициальные соглашения, которые соблюдаются тем небрежней, чем меньше противники считаются равными. Для британцев мы – мусор, недочеловеки, если верить тамошней прессе.
Мы уже осуждены. Заранее. Заочно. В лучшем случае – длительное заключение в тяжёлых условиях, с выходом на свободу «когда-нибудь потом». Поводы найдутся, раздуются, придумаются…
… и все это понимают. Но поди ты! В подкорку вбито у «водоплавающих», отсюда и это «Не по правилам!»
– Крыло дырявое! – говорит Санька, не слушая штурмана.
– Вижу! Виражей закладывать уже не нужно, долечу! Глянь лучше снизу, поплавки как?
– Да вроде нормально! – доносится снизу через пару минут, – да, точно нормально! Ха, даже странно…
– Шёлк помог, – влез Афанасьев со своим сверхценным мнением. Впрочем, чего это я… чай, не отребье, зашанхаенное в ближайшем порту!
– Ну и хуй с ним! Вешайте торпеду!
Работали уже без прежней спешки, перебрасываясь шуточками и смешками, но как мне показалось – не без некоторого напряжения. Здесь всё воедино – начиная от «Не по правилам», заканчивая осознанием того, что путешествие наше будет, похоже, очень непростым!
Не то чтобы до этого не понимали, но наверное, всё было немножечко не всерьёз! Песса Израилевна, девочки и Санька с этюдником создавали дачный эффект. Да и работали мы не то чтобы с ленцой, но и без особого напряжения. Дача как есть. И разом… н-на по мордасам!
Повесили торпеду, раскрутили винт, опустили на воду…
… взлёт! В этот раз не вразвалочку, без касания крылами волн. Что значит – не на ходу летадлу спускали, а в тепличных условиях.
– Шлюпки спускают… – разговариваю зачем-то сам с собой. Почему-то это очень важно сейчас, слышать собственный голос, – а хер вам!
Зайдя с подтопленного борта, чтобы не собирать в себя лишние пули, я как-то очень буднично затопил шлюп. Заход на бреющем, рычаг пуска торпеды и набор высоты, совпавший со взрывом.
Британский корабль чуть не мгновенно разошёлся надвое, затонув менее чем за минуту. Покружив над ним, выискивая немногих выживших, я ощутил не удовлетворение, а вялость.
– Видели! – возбуждённо затараторил Санька из шлюпки, стоя с чалками, пока я подруливаю к борту, – Ка-ак он разломался, а?!
По крылу перебрался в шлюпку и уселся на банку, только сейчас поняв, что ранен.
– Дай, што ли, тампон, – попросил я брата, вытягивая ногу с окровавленной штаниной.
– Ба-атюшки! – всплеснул тот руками, роняя чалки, – Снова?!
В итоге, первым поднимали меня, а не летадлу. А пока я отмывался и перевязывался, экипаж успел не только разобрать «Феникс», спрятав его в трюм, но и сплавать под руководством штурмана на спасение выживших британцев. Благо, немного их оказалось, выживших-то. Н-да… немного, а всё равно – проблема!
Стоило закрыться двери крохотной каюты, как улыбка сползла с лица немолодого мужчины.
– Зар-раза такая, – прошипел он сквозь оскаленные стиснутые зубы, – вывернулся-таки… ненавижу! А так всё хорошо начиналось…
Прерывисто дыша, он занёс кулак, намереваясь стукнуть в переборку… но выдохнул и остановил руку, разжав стиснутый добела кулак. Стиснув зубы глаза, он замычал бессильно, не замечая текущие по лицу слёзы.
– Чем тяжелее гром войны[39], - зашептал он на английском, – тем сокрушительней отпор, тем крепче дуб родной страны стоит грозе наперекор! Правь, Британия, морями! Бритт – свободный человек! Не бывать ему с рабами ныне, присно и вовек!
Выдохнув прерывисто, он дёрнул кадыком и продолжил…
– И воспылают пламена, и сгинет вражеская рать, когда чужие племена тебя замыслят попирать! Правь, Британия, морями! Бритт – свободный человек! Не бывать ему с рабами ныне, присно и вовек!
Судорожный вздох…
– Встают во всей своей красе твои деревни, города. И воды все, и земли все твоими станут – навсегда!
– Навсегда… – повторил он уже на русском, и лицо его медленно приняло бесстрастное выражение. Подойдя к крохотному рукомойнику, вмонтированному в переборку каюты, мужчина тщательно вымыл руки и поплескал в лицо холодную воду, просморкавшись заодно.
Вытеревшись застиранным полотенцем, он холодно усмехнулся своему отражению, и натянул на лицо одно за другим несколько выражений. Глуповатый восторг, лёгкая приязнь, неприкрытое обожание и наконец – праздничное. С той надутой важностью и желанием соблюсти своё достоинство, с которым русские крестьяне фотографируются в наиторжественнейших случаях.
– Сойдёт, – констатировал он наконец, оставляя на лице эту маску и присаживаясь на узкую койку.
– И всё же, – сказал мужчина, не меняя торжественного выражения лица, – как же тебя, ирода, остановить?
Он погрузился в размышления, вспоминая ту сумятицу и неразбериху, создавшуюся не без его участия при формировании производственной базы «Авроры». Мелкие диверсии…
… не в счёт, пусть каждая из них и замедляет Пака с Драконовых гор, но увы – не критично. Подобраться к самому изобретателю…
Британец замер, просчитывая риски… и всё же оставил эту затею, или вернее – отставил. До поры. У этого нелюдя звериное чутьё и реакция, шансов убить его немного.
Да и бессмысленно это в настоящий момент. Убивать Георга нужно было до отправления из Дурбана, но тогда не вышло, и благо, мальчишка даже не понял, что в порту его пытались убить.