Сейчас же, когда вся «Аврора» видела, как именно утонул британский шлюп, нужно уничтожать весь пароход, не оставляя шансов на выживание никому! Зная принципиальную возможность взлёта аэроплана с водной поверхности, и успешного торпедирования судна с воздуха, пройти этот путь заново будет не слишком сложно.
– Топить из всех… – прошептал он, не меняя торжественного выражения лица, – а если не выйдет? Хм… в таком случае нужно будет покинуть судно в ближайшем порту, имитировав несчастный случай! Британия должна знать о надвигающей угрозе для своего Флота!
В дверь забарабанили…
– Сейчас, сейчас! – откликнулся мужчина, и вскочив с койки, метнулся к тесному гальюну, скрытому за дверцей. Слив воду, он шумно поплескался в рукомойнике, и поправив лицо перед зеркалом, открыл наконец щеколду.
– Ну, чево?
– Дядька Пахом, там англичан пленных подняли! – восторженно заплясал перед ним Ванька, – Айда! Интересно же, а?!
– Ну… – мозолистая рука пригладила стриженную голову мальчишки, – пойдём поглядим, сорванец.
Глава 17
Пленные британцы напомнили мне помоечных котов, на которых внезапно выплеснули сверху ведро воды. Вот только что был запал для драчки, и в горле ещё эхом рокочет грозный мяв…
… но уже включилась паника, когтистые лапы с пробуксовкой взрывают землю, и в голове только одна мысль – оказаться как можно дальше! Бегом!
Потрёпанные донельзя, мокрые, не отошедшие ещё от боевого азарта и одновременно перепуганные нежданным купаньем и гибелью большей части экипажа, британцы производят самое жалкое впечатление. Коты! Как есть коты!
Мокрые, стоят в одежде на палубе «Авроры», под ногами лужи. Обтекают. От мокрой одежды ощутимо пари́т, и британцы стоят в мутноватой дымке. Запах солёного пота, пороха, гари и крови с еле ощутимой, но явственной ноткой экскрементов.
Не в упрёк. Сильно не уверен, что оказавшись в такой же ситуации, сумел бы удержать кишечник.
Вид у английских моряков перепуганный и гордый одновременно. В головы закрадывается осознание, что они – в плену… и лица сереют на глазах, потому что наступает понимание момента.
Это война не по правилам, и охотники, внезапно превратившиеся в жертвы, искренне уверенные в своём праве – вот так вот, без объявления войны… Правь, Британия, морями! Они в своём праве! И внезапно – плен…
… без объявления войны! Со всеми вытекающими и втекающими, вроде собственного неопределённого статуса. Нападение военного корабля в мирное время, да тем более в нейтральных водах, трактовать можно очень по-разному – вплоть до виселицы за пиратство.
А у меня такое право, между прочим, имеется! Пост атташе я покинул, но по приезду в Дурбан и далее в Кантонах, на меня навалили с десяток почётных и ни к чему не обязывающих должностей, полный список которых не уместиться ни на одну визитку…
– Гениальный молодой человек, – саркастически сказал неприметного вида немолодой чиновник, глядя на список должностей, – но дура-ак…
Он захихикал и подвинул к себе досье, и причмокивая изредка дряблыми губами, принялся составлять Схему. Ничего нового…
… для бюрократа со стажем. В Дурбане, где большая часть чиновничества – горящие огнём служения неофиты, лишённые опыта, и вовсе уж случайные люди, сойдёт. Пусть другие лезут вперёд, собирая все шишки, а он уж как-нибудь в сторонке, хе-хе!
Скромный серенький чиновник, у которого даже волосы расчёсаны так, чтобы подчеркнуть некрасивую, жалкую плешь. Крыска канцелярская, серая и неприметная, одна из многих.
Работа в архиве, кабинет в конце коридора, где почти никто и не бывает. Должностишка мелкая, хлопотливая, карьерных перспектив никаких, но для человека с пониманием…
… золотое дно! И что немаловажно – никакой ответственности!
– Это только по молодости да глупости думать можно, што почётные должности ни к чему не обязывают, – приговаривал он с одышкой, пристраивая все почётные титулы, выписанные на картонных квадратиках к Схеме, похожей на раздавленного осьминога.
– Человек с пониманием… – он послюнявил палец и перелистнул страницу досье, – знает, как устроен мир и не нуждается в мишуре. Ага, ага…
Чиновник замер, ловя ускользающие мысли, и переложив квадратики, провёл карандашом несколько стрелок, дополняя план.
– А если так? – склонив голову набок, он критически посмотрел на получившееся, выискивая слабые места, – Ага, ага… вот и наш обладатель почётных должностей и титулов в Схему встраивается!
– А право подписей у вас, Егор Кузьмич, имеется, – пропел чиновник, навалившись на стол и увлечённо делая пометки, – и к должностям вашим – за-амы прилагаются… хе-хе! Тоже с правом подписей! И кто же у нас в Дурбане будет пристально рассматривать дела национального героя, особенно если намекнуть, что идут они под грифом «Перед прочтением съесть»!?
– Курочка по зёрнышку, – уже тише сказал он, погружаясь в работу, – курочка по зёрнышку…
Капитан хмурится, на пленных британцев глядючи, и от взгляда этого у них шерсть дыбом встаёт, ибо знают…
… он может приказать повесить их, и всё, что характерно, по Закону. А сейчас у нас те самые – обстоятельства.
Смотрят на меня британцы, и сереют ещё больше. Чуть не главный жупел Великобритании, если верить репортёрам и некоторым писателям. Не смерти даже боятся, а некоей потусторонности, ореолом окружающей мою персону на Островах.
Я – Пак с Драконовых гор! Существо заведомо потустороннее. Нелюдь. Удачная книга у Киплинга получилась, а потом ещё и Дойл, Артур Конан, отметился.
Дойл в англо-бурской добровольцем участвовал, в качестве хирурга. Потому он не видел то зло, которое творят британцы, но исправлял зло, содеянное бурами. Патриотичен, крайне пристрастен и чертовски талантлив! Несколько рассказов, серия очерков и…
… подражатели. Не всегда талантливые, но предложенная ими тема внезапно стала модной.
Санька рядышком со мной встал, тоже с незаслуженной славой мясника и едва ли не кровавого маньяка. Нелюдь, как и я. То ли фэйри Неблагого двора, то ли иная пакость… но не человек, однозначно!
Нас таких, «с чертовщинкой», по мнению некоторых суеверных британцев, хватает в ЮАС. Ну не могла Британия проиграть честную войну каким-то… бурам! А значит, даже люди просвещённые, о чём-то потустороннем подумывают…
… и не так уж и неправы, к слову! Н-да…
Феликс, к примеру, он британцам понятен. Враг, но вызывает восхищение, густо перемешанное с ненавистью и пожалуй даже – завистью. Этакий аналог наполеоновских маршалов, которых война вознесла из безвестности на вершину славы. Не без мистицизма, но всё ж таки человек!
… и снова Санька, руку ободранную языком облизывает, кровь выступившую губами снимает. Губы в крови…
С детства привычка ещё, когда страшнее было не пораниться, а окровянить одёжку. Одёжка, чай, денег стоит!
… на британцев смотрит.
Британцы на него, на меня, на архаровцев самодеятельных, что из воды их вытаскивали. Стоят, спасители херовы… вид праведников, готовых претерпевать муки за свои убеждения.
Делаю вид, что не замечаю настроя, но пометочку в уме сделал. Репутация у меня, оказывается, так себе… своеобразная, даже среди своих.
Вроде и не было от меня жесточи к пленным, но… а чорт его знает! Сама идея, что кто-то может сверху сбросить на тебя какую-то смертельную гадость, покамест революционна донельзя! Непривычна. Потому, наверное, страшна. И я, соответственно, страшен… в том числе и для своих. Н-да… неприятно. Ладно, буду потом разбираться! И думать, что мне со своей репутацией делать, и делать ли вообще.
… на меня, на Саньку, на спасителей…
– Не имеете права! – аж с провизгом, – мы военнопленные…
Далее вколоченные Уставом слова, которые должно говорить при попадании в плен моряку Королевского военно-морского флота Великобритании. Имя, звание, должность, название судна! Ну и прочее про мелочи. В рамках устава.
Паникуют, все пятеро, но, сцуки такие – держатся! Серые от страха, мокрые как цуцики, дерьмецом пованивают, но – британцы! Петти-оффицер[40] не то что расстрела, а судя по всему – пыток ожидает, рука сломана так, что кость торчит, а поди ж ты…
А с провизгом там или как, дело десятое. И главное – не себя даже, а своих людей защищает, как старший по званию. Мелькает что-то такое в речах, что старший – он, и вся ответственность, соответственно – тоже на нём.
Внушает. Глядя на них, понимаю, почему британцы построили величайшую Империю. Национальный характер, воспитание или даже дрессура – не суть.
Допрашивать мы их даже не стали, да и что важного могут знать низшие чины Британского флота? Ноль! Кастовость там абсолютная, неформального общения между кастами попросту нет!
Оказали медицинскую помощь, вымыли, переодели, да и заперли в карцере, где условия, между прочим – вполне. Карцер на «Авроре» не за-ради мучительства провинившихся матросиков, и тем более не канатный ящик.
Так… скорее чтобы был, с прицелом, пожалуй, скорее медицинским. Самое то, если кто из экипажа дристать начнёт дальше, чем видеть, или шанкры от сифилиса на залупе доктор обнаружит. Обычная комната с двухярусными койками, только что в трюме, ну и дверь усиленная. Вот, собственно, и все строгости.
Атмосфера за обедом едва ли не Рождественская, необыкновенно христианизированная и благолепная.
– … матушка-богородица отвела, – слышится то и дело, и персты в головы, в животы, в плечи! Морды торжественные, будто после причастия, и никому дела нет, кто там тремя перстами, кто двумя.
А я… лицедействую. Морда лица умеренно благолепная, и тоже – крещусь. Но тоска…
Это ведь отборные, и не по крепости вере отбирали! Хотя… с Мишки станется! Хорошо, если так. То есть… плохо, конечно, что брат слишком религию с политикой увязывает, очень плохо!
Но с другой стороны, а чего я хотел? Обратился бы к Феликсу, получил бы экипаж из марксистов…