Глава 21
Выйдя из борделя на Глухой, шо на Молдаванке, мужчина задумчиво качнулся на пятках, чувствуя некоторую неудовлетворённость жизнью и сервисом. В мудях ощущается полная и окончательная опустошённость, но какая-то неинтересная и скушная, а на душе и сердце лёгкий недоёб.
– Чорт знает шо такое, – бормотнул он нетрезво, шаря по карманам пиджака, – чорт знает!
Достав золотой портсигар с чужой монограммой, мужчина прикурил, сломав несколько спичек, и выпустил дым через крупные ноздри, заросшие урожайным чорным волосом.
Некоторое время он меланхолично курил, поглядывая на тускло светящийся фонарь неподалёку от входа, и размышляя о бренности бытия и достоинствах пышнотелых прелестниц былых времён.
– Лёва! – сбивая с мыслей, издали салютнул тросточкой молодой Герш Бадинтер, набриолиненный и предвкушающий интересное с приятным, – Моё тебе привет! Ты уже да, или пока думаешь?
– Герш… – заторможено отозвался Лазарь, вяло пожимая руку, – и тибе моё почтение. Я таки да, но типерь думаю за нет.
– А шо случилось?! – озадачился приятель, наклонившись и понижая интимно голос, в котором было сочувствие и немножечко опаска после рукопожатия, – Можить, ты начал сомневаться в завтрашнем попи́се?!
– Скорее нет, чем да, – шевельнув модными в этом сезоне усиками, вяло отмахнулся Лазарь, которого начали наконец догонять весёлые пузырьки в прощальном бокале шампанского.
– А шо ж тогда случилось?! – удивился Бадинтер, сдвигая в волнении шляпу на рано облысевший затылок, обильно покрытый перхотью и немножечко по́том, – Ты мине скажи, потому шо если там атмосфэра сиводня не та, то я сразу пойду искать ту, которая под мине, а не через потом со скандалом!
– Ты ж мине знаешь, – приосанился Герш, опершись на тросточку с набалдашников в виде призывно изогнувшейся фемины, – я ж когда своё не получу, хара́ктерным становлюсь! Но культурный досуг с интересной дракой я предпочитаю уже после, и в пивной, а не до и вместо!
– А чорт его знает, Герш! Чорт его знает! Бляди как бляди, и минет вполне на уровне, но… – щёлкнул пальцами Лазарь, – скучно всё как-то, – без огонька. Морда лица у каждой на месте, сиски-письки-жопы тожить имеются, но знаешь…
Мужчина задумался, пробиваясь словами и интеллектом через алкоголь с хитрой фармакологией.
– … скушно! За сиськи щупаешь, хихикают, улыбаются, но… а поговорить!?
– Герш, ты представляешь?! – он схватил приятеля за пуговицу пиджака, – Поговорить не с кем! Я ей за юмор и интересный разговор, а она делает хи-хи, но не понимает мине! Глаза… вот, как пуговка…
Герш крякнул, но смолчал, отобрав оторванную пуговицу и пряча её в карман.
– … ни искорки интеллекта, Герш! Ни разговора поддержать, ни-че-го! Только на спине лежать могут, ну или стоять. Ни по-человечески не понимают от слова совсем, ни по-русски толком, ты сибе такое как?! Му-у!
Сделав рога, Лазарь разыгрался и некоторое время пытался бодать Герша, изображая минотавра, и иногда, забывшись, и сатира с цигаркой. Выходило очень аутентично, особенно в сатирских сценках. Морда лица такая, подходящая, да ещё и наалкоголенная для окончательного грима.
– Лазарь, а шо ты хотишь?! – возмутился приятель, придержав его за плечи, – Вся Одесса сейчас в Дурбане, и даже бляди поехали искать заработков и мужа!
– Мужа, – выдохнул мужчина дымом и всем лицом показывая, как он относится к тем, которые да за такое странное. Но зато и успокоился наконец с боданьем, перестав фыркать соплями и дымом.
– И шо тибе не нравится? – Герш приподнял бровь, а потом и вторую, потому как лицом он умеет не хуже, и надо это показать, – Тибе никто не гонит с кем-то из них в синагогу, а за профессиональный минет, скажу тибе, можно простить очень многое и чуточку даже больше! А если она умеет готовить правильный борсч и шить, то многие готовы закрыть глаза на её интересное прошлое. Тем более в Африке, где без белых женщин и рибу раком!
– Да я таки только за, когда они находят свой интерес, не влезая в мою пользу, – пожал плечами Лазарь, – но это шо теперь получается, Герш? Одесса уже не та, и сильно не та! В том го́де я мог зайти в любой бордель, и стоило мине сказать шалом, как в ответ я получал «шалом у-враха», а иногда и небольшую, но приятную скидку, даже если это просто бесплатный бокал шампанского с кокаином!
– А если встречала девушка из гоев, – продолжил Лазарь, распаляясь, – то она хотя бы понимала мою большую и красивую душу, а заодно чуточку идиша! А типерь? Одна половинка – которые совсем «Му-у», а которая другая половинка – так те зарабатывают сибе на проезд до Дурбана! Им не до разговоров, и вообще…
– … не профессионалки! – подытожил он возмущённо, – Блядью надо родиться и жить, а не на корову зарабатывать, приговаривая «Пизда не лужа, достанется и мужу!» А эти…. тьфу!
– Лазарь! – перебил его приятель, – Я имею вам шо сказать, имейте совесть немного помолчать! И руками тоже! Я таки начал понимать за усмешку Хаима, который продал мине свою долю в аптеке, шоб ему икалось отсюда и до Пурима! Ми, которые пока здесь, совсем поссорились с мозгами, потому шо там, где нас нет, есть большие возможности и никакой осёдлости!
– Это понимаешь даже ты и проститутки, – продолжил Герш, в ужасе хватаясь за голову, – а мине, похоже, мамеле зря считает за умного! Хотел сделать бизнес там, где другие его продают! После прошлогоднего восстания и весёлых погромов войсками, я таки решил за бизнес! Лазарь, перед тобой местами адиёт!
– В кризисе можно делать интересные гешефты, – отозвался Лазарь, трезвея от мучительных умственных усилий, – но только бегом!
Он наклонился, и жарко дыша алкоголем и чем-то женским, зашептал горячечным шёпотом. Герш, зная приятеля за умного, терпел запах и слюни в ухе, потому шо со слюнями туда лились сладкие слова за гешефт через немножечко контрабанду.
– Хуцпа[48], - не без сомнения отозвался он на предложение Лазаря.
– И шо? – отстранившись, Лазарь склонил голову к плечу, глядя на приятеля исподлобья, – Ми делаем кому-то хуже, не считая государства?
– Нет, но… а, ладно! – Герш залихватски махнул рукой, – Но способ…
– А шо такое? – осклабился Лазарь, – Пёзды у блядей разработанные…
Сжав кулак, он подвигал им туда-сюда, наглядно показывая разработанность, скаля желтоватыё зубы и не замечая, что папироска, торчащая в углу рта, давно уже потухла.
– … и подработать, провезя пару-тройку фунтов через османскую границу, захотят многие!
– Голова! – восхитился Герш, – А если пообещать немножечко помощи за потом, то они ещё и молчать будут!
– А то!
Некоторое время они перемигивались и скабрезно обшучивали детали, понизив, впрочем, голос. Ибо конкуренты, и тут вам не там! На ходу!
– Мальчики! – обрадовался им старый Вайнштейн, вышедший из борделя в облаке перегара и тяжёлых мускусных запахов, – Не знаю, о чём ви говорите, но ехать надо!
– … клад, найденный на острове Робинзона Круза, оценивается в десять миллиардов долларов, – выговаривал ведущий, тщательно артикулируя, – это примерно шестьсот бочек золотом, общим весом в восемьсот тонн.
– Старое, – сыграл Валерон в «Капитана очевидность», заливая лапшу с покрошенной сарделькой кипятком и усаживаясь за покоцаный стол рядом с Длинным. Накрыв эмалированную миску старой картонкой, он начал нарезать на газете тонкими кусками сало в чёрном перце, тут же утянув один кусок в рот.
– Берите, пацаны.
– Угум, – не отказываюсь, сало у Валерона знатное, – у, ещё и с чесноком!? Охуенчик!
– Дай-ка! – прочавкал Длинный, сграбастывая сразу несколько кусков. На столе лук, чеснок, нарезанный хлеб, заветрившаяся варёная колбаса. Поколебавшись, беру одну чесночину и четвертинку луковицы. Не любитель, но это чистая самозащита! Когда сам съешь, тогда и от других вроде не воняет…
– … впрочем, точную стоимость найденного клада установить сложно, поскольку большая часть найденного состоит из золотых монет и драгоценностей инков, имеющих историческое и культурное значение. В настоящее время…
– Гля на ебало! – гыкает Жирный, тыкая в маленький, иногда помаргивающий телевизор пальцем с траурной каймой под ногтем, – Бля буду, если его пустить, он бы на этом золоте дрочил!
– И я б вздрочнул! – мелко захихикал Валерон, – Прикинь? Куча золота, и вся твоя… Бля, у меня от одних мыслей стояк начинается! Сука! Найти бы чё-ничё…
– Вов! Володя! – Длинный пихает в бок старого экскаваторщика, накидавшегося ещё до обеда. Впрочем, ничего нового. За три месяца, что я здесь работаю, Володя ещё ни разу не был трезвым, и как-то работает… Хотя экскаваторщик он хороший, пусть и синяк.
– А?! – заморгал тот, повернув помятое лицо с вечно красными мутными глазами.
– Ты клады находил? – поинтересовался Длинный, не переставая жевать. Володя наморщил лоб и закивал.
– Ага… не один раз даже.
– Пиздишь! – эмоционально откликнулся Жирный, вытирая жирные губы рукавом.
– Мама твоя пиздит! – тут же полез в залупу экскаваторщик.
– Харе… Харе, мужики! – перервал Валерон конфликт, нависнув над столом и растопырив руки, не давая мужикам сцепиться, – ну… что за клады?
– А… – Володя отмахнулся куском хлеба, зажатого в руках, постоянно пропитанных машинным маслом и солидолом, – хули толку? Если б в одну харю нашёл, а так… Прораб, да мастера, да свои опездолы. Даже если с государством не делиться, всё равно хуйня получается. Хуем по морда́м помазали, и всё на этом, клад закончился.
– А самое большое? – поинтересовался Длинный, взяв ещё кусок сала, – По деньгам?
– Ящик водки на рыло, – не задумываясь, отозвался Володя, – так-то, конечно, больше, но хули! Знать надо, кому и как сдавать, а мы ломом. Эх, бля… я тогда совсем пиздюком был, сразу после шараги! А так часто бывает, но в основном хуета. Коробочка с медными монетами, пятак царский… хуета, говорю же! На пузырь не каждый раз!