– Никаких увольнений, – коротко сказал я, окинув экипаж выразительным взглядом, – а то помянет кто на берегу «Матушку-Богородицу», и нам конец.
Загримированный, я выгляжу лет на тридцать, более всего походя на янки из Нью-Йорка. Не то чтобы у британцев с американцами ныне любовь и лобызание в дёсны, но акцент в моём английском почему-то именно нью-йоркский, и деваться в общем-то некуда. Могу имитировать ещё шотландский, но скверно и скорее для тех, кто не часто сталкивается с шотландцами в реальной жизни.
Потрогав рыжеватые бакенбарды и одарив ещё раз выразительным взглядом второго механика, спустился в шлюпку вслед за Акселем Генриховичем, и загребной навалился на вёсла. Пока матросы гребли, я всё поглядывал на наш корабль, пока Суви не похлопал меня по руке, успокаивая.
– Фсё в порядке, – с улыбкой сказал он, не вынимая трубки изо рта, – мы надёжно замаскировали нашу «Аврору», не признают.
Мелькнув в таможенному управлении Тривандрама как владелец груза, оставил всякие формальности на капитана, сам же вышел на улицу и закурил сигару, как часть тщательно продуманного образа. Влажная жара снова навалилась на меня, и я тысячекратно проклял «бремя белого человека», обязанного и в тропиках одеваться согласно моде континентальной Европы или Туманного Альбиона.
Выцепив взглядом мелкого служащего из индусов, дёргаю еле заметно подбородком, и вот уже немолодой, грузный человек стоит перед мной, кланяясь по индусскому обычаю. Он не обязан, ибо я не его начальник и даже не британец, но…
… почитание белого человека вбито в них даже не палкой, а картечью и пушечными ядрами.
– Сахиб… – снова поклонился индус, позволив себе вопросительную интонацию.
– Проводника, – даже не глядя на него, коротко бросаю я, промокая пот платком и проклиная мысленно приклеенные намертво бакенбарды и бородку, – хочу пройтись по городу, посмотреть на достопримечательности.
Снова поклон, несколько шагов в сторону…
… и раболепный индус преобразился в грозное божество. Несколько фраз на хинди, суета среди отирающихся во дворике служащих и слуг, и вот уже передо мной, склонившись в поклоне, стоит мальчишка лет пятнадцати…
– «Сам-то многим старше…»
… довольно бойко изъясняющийся на английском. Акцент, разумеется… но это вечная беда колоний.
Парнишка оказался из вайшью, а не шудр, что свидетельствует об особом ко мне уважении… наверное. Бойкий, но почтительный, он говорил со мной, прикрывая ладонью рот, отчего его акцент только усиливался и приходилось постоянно переспрашивать.
Лицо под гримом зверски чешется, жарко даже в чесучевом костюме, так что раздражительного и брюзгливого янки я отыграл на все сто!
Коровы на улицах, толпы народу, одуряющий запах благовоний, смешивающихся с запахами навоза, факиры и танцовщицы…
… не радует ничего, но я прочесал город вдоль и поперёк, не доверяя карте, и собственноглазно рассматривая пути возможного подхода и отхода. Зная по опыту, что если что-то может пойти не так, оно непременно пойдёт не так, я составил план со множеством ответвлений, но…
… ни в коем случае не в жёстких рамках! Место для импровизации непременно должно быть, мы же всё-таки не профессионалы.
Наконец, он… храм Падманабхасвами, более чем впечатляющее строение, избыточно украшенное статуями и барельефами до полной потери вкуса. Впрочем… стоп! Это уже вкусовщина человека, привыкшего… а вернее – приученного к иным культурным ценностям.
В храм я заходить не стал, да и не смог бы, наверное. Насколько я знаю, пройти внутрь может только правоверный индуист, и возможно… но сильно не факт, британцы по согласованию с княжеской семьёй Траванкора.
Заглушая пары, катер остановился у самого берега, и пройдя на нос, я прыгнул в воду и побрёл вперёд, подталкиваемый в спину волнами Индийского океана. Почти тут же меня обогнал второй механик, желающий реабилитироваться за «Богородицу», и пройдя чуть вперёд, залёг в кустах с «Мадсеном», прикрывая высадку.
– Радж… – тихо позвал я, и кок вышел вперёд. Короткий жест, и он пошёл чуть впереди, едва видимый в сгущающейся темноте. Если вдруг паче чаяния столкнёмся с кем-то из местных в ночи, пара фраз на хинди даст нам несколько секунд форы. Наверное…
Одеты мы как местные, и по идее должны сойти за контрабандистов, коих в здешних местах как грязи. Система управления в Индии сложная, и власть британцев абсолютна только в каких-то ключевых вопросах.
Княжеские семьи Индии также имеют свою толику власти, притом у всех эта толика разная. Травандрам, к примеру, не находится под прямым управлением британской администрации, хотя представители этой самой администрации в нём имеются. В общем…
… всё сложно, и контрабандисты в этой юридической системе из прецедентов, казусов и законодательных дыр чувствуют себя очень уверенно. Белые, к слову, также встречаются, и не так уж редко.
Около получаса мы продирались через прибрежную растительность, густую и полную змей. Идти приходилось медленно, шурудя палками по кустам и подсвечивая перед собой фонарём. Маршрут самый причудливый, обойти пришлось крохотную рыбацкую деревушку и стоянку… да похоже, что «конкурентов», расположившихся на поляне, прикрытой вековыми раскидистыми деревьями.
Наконец мы углубились в развалины какого-то древнего храма или вернее – какого-то храмового комплекса, затерявшись в лабиринте из обвалившихся стен и зализанных дождями и ветрами статуй и барельефов.
– Здесь… – прошептал Радж, обильно потея, – под плитой…
Он показал на ничем не примечательную каменную плиту, являющуюся, на первый взгляд частью стены.
– Ага… гулким шёпотом пробасил Сергей Хренников, подходя с ломиком наперевес, – сюда, значица?
– Ага… – пропыхтел он, сдвигая плиту, и я уже собрался нырнуть в подземный ход, но Санька дёрнул меня за ворот.
– Сдурел?!
– Пф-ф…
– Александр Фролович прав, Егор Кузьмич, – решительно поддержал брата Карл Людвигович, – не сочтите за лесть, но ваша голова будет ценней всех наших.
– По крайней мере…
Он усмехнулся.
– … до конца ещё не начавшейся войны.
Признав его правоту, я пропустил заулыбавшегося Хренникова, валуном вкатившегося в подземный ход.
– Чисто! – донеслось полминуты спустя, а почти тут же Сергей решил выглянуть сам.
– Ну то есть грязно, – поправился он, – но сторожей нет.
– Давай… – толкнул его брат, – сторож!
– Ага! – человек-валун вкатился в проход и пошёл впереди, подсвечивая дорогу высоко поднятым фонарём и не выпуская ломик из рук. Внутри неожиданно просторно, вполне себе железнодорожный тоннель на колею двухпутку, в котором можно спрятать несколько составов, а по бокам проложить тротуары. И камень, камень, камень… подогнано так, что ни следа сырости.
Камень сплошь изрезан письменами и узорами, никак не укладывающимися в ни в местную письменность, ни в искусство. Линии проще, лаконичней и в то же время изящней, будто строили тоннель представители совсем другой цивилизации. И…
… немного чуждой. Чувствуется нотка чего-то допотопного, додревнего…
– … вентиляция есть, – прервал мои мистические размышления Санька, зажигая взятый с собой факел, – видите? Не вверх дым идёт, а по тоннелю протягивается.
– Ну, и то славно, – бормочет штурман, кусая губы.
– Нервничаю, – шёпотом признался он, улыбаясь чуть смущённо, – нет у меня привычки к подземным приключениям.
– А… привыкнете.
– Хм… не уверен, что хотелось бы, – улыбнулся он искренне.
Несколько раз мы останавливались, делая фотографические снимки и зарисовки особо интересных участков стен, но очень ненадолго. Поворот и…
… на каменном полу, среди грязи и мусора, лежит золото…
… много золота! В драгоценных сосудах и глиняных горшках, в давно истлевших деревянных сундуках, грудами поверх истлевших кулей и просто на полу.
– Это больше, чем я мог даже представить, – севшим голосом сказал Карл Людвигович.
Как заворожённые, мы бродили среди россыпей золота и серебра, присыпанных пылью драгоценных камней и лежавших грудами – навалом, камней полудрагоценных. Единственное, предметы явно ритуального характера, по негласному уговору не трогаем.
– Это… – сказал Санька, и его заело. Не зная, что выбрать, мы начали стаскивать в центр огромной комнаты драгоценные камни и ювелирные украшения, а потом…
– … здесь ещё комната! – гулко ахнул Хренников, – Ещё залы!
Голос его, нарушив негласную, торжественную храмовую тишину, эхом прокатился по залу, и подземелья тряхнуло, как при землетрясении. Стены раскололись, и из щелей, шипя, начали выползать огромные кобры с раздутыми капюшонами. Сотни и сотни кобр…
… мы побежали в диком страхе, но проход оказался перекрыт сдвинувшимися плитами.
– Стреляй в них, стреляй! – закричал штурман, выхватываяпистолет-карабин «Маузера» и спешно приделывая приклад. Несколько томительных мгновений, и мы открыли стрельбу, но…
… без особого толка. Попасть в вёртких тварей не так-то просто, а тем более когда их сотни. Первым погиб Хренников, рухнув на пол в змеином клубке. Потом Ульян Степаныч, кряжистый старовер, потом…
… Санька. А я…
.. проснулся.
– Ах ты ж в Бога душу мать… – заругался я, хватая ртом воздух и распутываясь из простыни, намотавшейся на шею. Скинув промокшую от пота простыню на пол, пошёл в душ, где долго стоял под струями едва тёплыми струями, подставив лицо и жадно глотая воду пересохшим ртом.
– Жарко, душно, – повторил я как мантру, опуская голову, – ещё и простыня намоталась, вот и приснилась херь… Но блядь! В который раз уже храм этот чортов снится! Глупость, глупость это несусветная! Так ведь?
Не одеваясь, голым плюхнулся в кресло, но почти тут же встал, накапав себе валерьянки.
– Ебическая сила… аж зубы от стекло стучат, вот это пробрало! Клад, блядь…
Упав снова в кресло, задумался. Клад… если мне-в-будущем не изменяет память, что вообще-то не факт, деньги в храмовом хранилище колоссальные. Но…