х[64], чудо как хороши! Жаль, что они никогда не пригодятся…
– Почему же? – решительно возражаю ему, – В бою – да, не слишком, но возможность при длительном перелёте доверить штурвал автопилоту, не боясь при этом, что аппарат пойдёт кувырком, очень много значит.
– Посцать хотя бы, – ёрнически влез Санька, разряжая излишне серьёзную обстановку, и по палубе пронеслись смешки.
– Не хотя бы, – поддерживаю его с самым серьёзным видом, – а целая проблема! Наверху холодно и дует, так што приспичить может крепенько! Прудить в штаны как-то не хотца, так што приходится изворачиваться.
– Целая наука, – важно кивнул брат, – не учёл ветер, и всё тебе назад в харю вернёт!
– А што, бывало? – поблёскивая глазами, осведомился второй механик.
– Бывало, Валериан Иванович, как не бывало, – засмеялся брат, – и ух как бодрит!
– Га-га-га! – грохнул экипаж, обсуждая сцаный душ по-всякому. Нимало не смущаясь, мы с Санькой позубоскалили на пару, потому што иногда – надо! Вот так вот, с небес на землю, и на равных! Иначе – бронзовение прижизненное, насмотрелся уже.
– Кроме того, Валериан Иванович, – отсмеявшись, продолжил я, – в перспективе, притом ближайшей, у нас грузовые и пассажирские перевозки, и вот уже где воздушные танцы излишни!
– Не дурная, выходит, работа, – раздумчиво сказал Трофим, токарь из-под Тулы, подпольщик со стажем и боевик РСДРП.
– Не лишняя, – соглашаюсь с ним, – я вообще стараюсь не делать дурной работы. Бывает, это да… но стараюсь избежать! А вообще, нам желательно все технологии разрабатывать так, штобы применить их можно было как в военной, так и в гражданской сфере. Не везде получится, но технологии двойного назначения, по нашей бедности и нехватке рабочих рук, самое оно!
– И много таково-то? Сюрпризов для британцев? – несколько напряжённо поинтересовался гальванёр.
– Хватит, – улыбаюсь ему, – Не переживай, Пахом! Я помню, што ты их до зубовного скрежета ненавидишь, встретим как полагается, с огоньком!
Он ухмыльнулся и дёрнул плечом, не отводя глаз, и я решил приободрить мужика, который после смерти юнги всё никак в себя придти не может. Привязан был к мальцу, а тут… да уж, судьбинушка…
– Вот, например, – понизив голос, хлопаю по лопасти пропеллера, – работаю сейчас над синхронизатором, то бишь устройством, с помощью которого можно вести огонь через винт самолёта без опасности повредить оный. Смекаешь? Вместе со вторым пилотом и танцами в Небесах, это, брат, такая вундервафля получается, што ой!
– Резвиться будем, как хорёк в курятнике, – нервно оскалился Пахом, – это хорошо, это очень хорошо… Так што, никаких шансов у британцев?
– В воздухе? – усмехаюсь, – Ноль! Да на воде, а точнее под водой…
– Ладно, – спохватился я, – это уже лишнее! Не беспокойся, Пахом! В небе первыми будем мы, сколько бы летадл британцы не наделали, да и на море… Пожалеют, што связались!
– Эт верно, – одобрительно вставил свои пять копеек Степан, внимательно слушавший беседу, – я им… ух!
Он погрозил кулаком куда-то в сторону, на что Африкан, вечный оппонент, бросил насмешливо:
– Дежурство у тебя не началось, ухарь?
– Етить твою! – спохватился кочегар, поглядев на карманные часы и срываясь с места.
– Етить, – передразнил его Африкан.
– Слышь, ухарь етитькин! – позвал его Санька, уже подлезший под летадлу с инструментами, – Не стой столбом, шевели руками!
Бормотнув что-то неразборчиво, малость посмурневший Африкан присоединился к работе.
– Ухарь етитькин, – хмыкнул кто-то в сторонке, и Африкан засопел, понимая, что прозвище, ети его, прижилось!
– Осторожней, – давал мне последние наставления брат, – не рискуй дуриком, а сперва попробуй, как летадла будет себя вести без стабилизаторов.
– Угу…
– Не угукай мне! – рассердился брат, – А то я тебя не знаю! Весь уже в Небесах… так ведь?
– Ох-х… – с силой провожу руками по лицу, сбрасывая наваждение, – так, брат, так… Спасибо, што напомнил! Действительно, наваждение какое-то…
– Ну… – он смутился, – кто, если не я? Давай…
Я перебрался из шлюпки на качнувшееся крыло и забрался в кабину, натягивая лётные очки и бубня под нос порядок действий.
– Пробковый жилет застегнут… – щупаю застёжки, – нож на голени… есть…
– … запускай!
Санька, не доверяя никому, начал раскручивать пропеллер и мотор затарахтел, набирая обороты. Разбег…
… разбрызгивая солёную воду, летадла побежала по волнам наперегонки с дельфинами, и оторвалась наконец от воды. Качнув крылами, набираю высоту по спирали, кружась вокруг «Авроры» и не удаляясь далеко. Наш катер стоит у борта с разведёнными парами, ибо Техника Безопасности превыше всего!
– «Сейчас бы бочку крутануть! – восторженно орёт Второй-Я, впавший в эйфорию, – Или иммельман!»
Давлю дурную идею на корню, хотя ах как хочется…
– Ничево, Егор Кузьмич, – бормочу себе успокаивающе, – ничево! Пару разиков ещё слётать надо будет, потом обшивку проверить, и потом уже…
Выполняя собой же поставленную задачу, кружусь вокруг корабля по спирали, то набирая, то снижая высоту. Влево качнуть крылами…
… вправо… Хар-ра-шо! «Феникс» отзывается непривычно чутко, но нет ощущения, что он может свалиться в штопор или в пике. Единственное – не пару разочков надо будет полетать без стабилизаторов, а с десяток. А потом помалу… совсем помалу!
На предыдущих моделях я летал без всяких стабилизаторов, обставляя это как часть испытаний, а это…
… пожалуй, совсем новая модель! Не «Феникс», никак не «Феникс»… другое всё, совсем другое. Поплавки добавились, иная геометрия крыла и прочее. Всё вроде бы по чуть, ан нет, другой аппарат. Морской!
– Погорячился ты, Егор Кузьмич, с парой разиков, – и затыкаюсь озадаченно… чего это я взялся себя по имени-отчеству величать?! Сроду такого не было, и нате! Волнение это дурацкое, на ровном месте…
Выполнив задуманное, приземлился на воду и добежал до борта «Авроры», где летадлу живо подцепили чалками.
– Вовремя ты, – успокоено заулыбался брат, слезая с крана, – эвона, посвежело как!
– Угу… – отзываюсь машинально, только чтобы показать, что слушаю. Брат не обижается, знает уже, что в эти минуты я стараюсь сохранить свежесть впечатлений, чтобы заполнять журнал испытаний как можно точнее и быстрее.
– Волны какие, – покачал головой Санька, поглядывая на море, – вовремя ты сел! На такой воде и поломаться можно, чиниться потом замаялись бы.
– Угум… – в журнале испытаний ставлю время дату и время полёта, силу ветра и прочее. В основном по шаблону – галочка, вписать нужное… иногда только несколько слов или строк. Мучились в Ле-Бурже ещё, делая журнал под себя, но и результат! Время экономится существенно, и пропустить в горячке ничего не выйдет.
– Пахом… Пахом! – громче окликаю гальванёра, – Да погоди ты разбирать! Забыл, што ли, регламент? Всё под запись и…
– Да етить твою! – Африкан, взяв Пахома Иваныча за талию, отставил от летадлы, – Погоди, тебе говорят!
– Да што ж ты за человек такой?! – возмутился гальванёр, обильно потея и вырываясь, – Я глазком только…
– Та-ак… – протянул Санька, моментально оказавшись возле открытого движка, – Егор, ну-кась подойти!
– Я, могёт быть, – сбиваясь от волнения на деревенский говор, начал брат, – и не понимаю в электрике сильно много, но…
– Ошибся, – бледно улыбнулся Пахом, – вот… хотел поправить, стыдно потому шта…
– Я… – пропыхтел Санька, уложив Пахома на палубу с вывернутой рукой, – извинюсь потом, и в ножки поклонюсь, ежели не прав, а пока…
Блеснул нож, и ворот рубахи полетел на палубу.
– … ты считаешься диверсантом со всеми вытекающими.
– Да што ж ето такое! – забился гальванёр, как в падучей, – Мальчишка! Сопляк! Помстилось иму!
– Прости, Пахом Иваныч… – Африкан с мрачной совершенно физиономией помог Саньке спеленать гальванёра, – но как сказал Александр Фролович, я те потом в ножки поклонюсь, ежели неправ был.
– Не нравится мне всё это, – забухтел в тронутые сединой усы Никандр Ильич, отиравшийся на палубе.
– Я! – орал гальванёр, ловя взгляды экипажа и пытаясь в криках выразить всю нашу неправоту и свою заслуженность, – Заслуженный!
Спеленав заслуженного, прямо на палубе раздели его, срезая одёжку, после чего замотали в простыню, воткнув в рот кляп.
– Всякое бывало, – пояснил брат любопытствующим, – может, игла ядовитая в манжете. Тык! И нету человека.
У раскрытого движка побывал тем временем весь экипаж, вроде как не просто любопытствуя, а свидетельствуя.
– Ишь ты, го́вна какая! – нахмурился Никандр Ильич, изучив проблему, – На волоске! Я так маракую, што крутанул бы ты, Егор Кузьмич, пару коленец в воздухе, и в море булькнул бы. С концами!
– Я так же понимаю, Никандр Ильич, – соглашаюсь с немолодым тридцатишестилетним мужчиной.
– Ну точно! – ахнул Фотий, – На «Ипатии» тоже ведь он, так получается?! Если бы мы всплывать начали, то аккурат под взрыв и попали!
Разом заговорили все, и оказалось внезапно, что вот весь экипаж, до единого, подозревал Пахома в нехорошем. С трудом подавив кривоватую усмешечку, разогнал народ с палубы.
– Сейчас обыск в каюте Пахома… или как там его на самом деле? – Санька взял расследование в свои руки, – а вы… да, Никандр Ильич и… вы, Валериан Иванович. По трюмам пройдитесь… где там у гальванёра хозяйство? Во… ну и просто рядышком поглядите, где там тайник может быть.
Видя воодушевление брата, только качаю головой. Если Пахом и в самом деле диверсант и шпион, но при этом не совсем дурак…
… ни хрена мы не найдём! Хранить компромат в собственной каюте, это идиотизм полнейший, да собственно и незачем. На судне можно сделать тысячи тайников, которые ни один таможенник с собакой не найдёт.
– Я… – с энтузиазмом рассказывал Санька, разбирая вещи Пахома, не то штоб сразу его заподозрил, но…
Он перевернул Евангелие, вороша страницы на предмет чего интересного.