– Да, – согласился второй, – твоя…
… маскировка работала на все сто, образ сутуловатой деревенщины, пытающейся показать себя справным мужиком, удался.
– Ус отклеился… – прошептал Санька, и я заполошно схватился за лицо.
– Опять со своими враками?! Сердце в сапоги чуть не сбёгло!
– Х-хе! – ухмыльнулся брат, поправляя на плече тяжёлый мешок, набитый барахлом, с каким приезжают свежие переселенцы.
– Х-хе, – передразнил его я, поправляя свою ношу и сутулясь пуще прежнего. Благочинный из прикрытия, изображающий подвыпившего конторского, зашёл тем временем вперёд и пошёл, уперев руки в бока и всячески отвлекая внимание задиристой походкой и поведением первого парня в маленькой деревне. Физия такая задиристая и наглая, что сразу видно – человеку хочется поиграть в «морда-морда, я кулак, иду на сближение!»
– «А хорошо актёрствует!» – невольно оценил я, снова поправляя мешок. Не сам собирал, а готовенький получил, притом собранный человеком городским, бестолковым. Не тяжёлый вроде, а всю спину, зараза такой, отмандякал!
– Затейники, ети… – бурчу негромко, делясь с миром плохим настроением, – старики разбойники! Што дядя Гиляй, што Жуков – два сапога пара, и оба на левую ногу сшиты! Провокация, ети их медь…
– Не гунди! – весело отозвался брат, шаркая рядом разбитыми ботинками, – Ишь, гундяй какой нашёлся! Согласился с планом? Вот давай, ссутулься ишшо посильней, морду… морду оставь, она у тебя чичас аккурат как у деда Филимона с ево почечуем[67]. Помнишь?
Он весело пхнул меня плечом, скалясь кипенно белыми зубами, ещё по-детски острыми, с не избытыми до конца зубчиками.
– Тьфу на тебя с разбегу! – чортова железяка в мешке, долженствующая защищать мою спину от пули, угробит меня надёжней возможного британского снайпера!
– Ага… – невнятно отозвался брат, прислушиваясь к чему-то вдали. Через несколько секунд донеслась заполошная стрельба, еле слышимая в звуках порта.
– Уби-или! – ввинтилось в уши комариным писком.
– Вот… – повернулся ко мне Санька, раздувая по-звериному тонкие ноздри, – а ты говорил…
На конспиративной квартире стащил наконец с потной головы лохматый каштановый парик, и с мычанием начал отдирать приклеенные усы и бородёнку с морды лица.
– Я воду уже поставил, Егор Кузьмич, – сунулся в комнату благочинный, – сейчас нормально умоетесь.
– Благодарю…
– Александр Яковлевич, – понял мою заминку контрразведчик, крепкий сухощавый мужчина лет двадцати пяти, с лицом усреднённого европейца.
– Благодарю, Александр Яковлевич, – с меня не убудет, а ему приятно.
– Понимаю, что вы фору многим из нас дадите, – чуть замялся он, – но инструкции… К окнам не подходить, разговаривать шёпотом.
– Принято, – киваю послушно, – даже переодеваться пока не будем на всякий случай.
Умывшись, уселись играть с братом в шахматы, коротая время. Получалось, если честно, так себе, мысли всё время сбивались на дяди гиляеву провокацию в порту. Шпиён, ети его медь! Скушно ему на посту мэра Дурбана стало, понимаешь ли!
Благо, сам не стал по трущобам с револьвером бегать, а то с него сталось бы! С другой стороны, затеянные им интриги могут быть поопасней десятка перестрельных побегушек с револьвером.
– «А с другой стороны – надо!» – вылезло Второе-Я. Надо, да… спору нет. Дурбан де-юре порто-франко в составе ЮАС, а де-факто прикипел к Кантонам, и две трети постоянных его жителей говорят на русском. Потом, по ниспадающей – идиш, африкаанс, французский с немецким ноздря в ноздрю, и потом уже – хинди.
Некоторые буры воспринимают это болезненно. Год назад те же африканеры подпихивали русских заселять Дурбан – по разным причинам.
Одни надеялись нашими руками восстановить город, а потом перехватить экономику. Другие хотели (и это не скрывалось), чтобы именно мы приняли на себя первый удар британцев, давая бурам время на мобилизацию или переговоры.
А вышло так, как вышло… Дурбан мы восстановили, а экономику хер кому дали перехватить! Да и с щитом от британского вторжения тоже не всё однозначно. Щит, по сути, мы создаём сами, но и выгоды от него, будь то экономические или политические, получает русская община. То бишь русско-иудейская.
А им, Народу Избранному – африканерам, считающим всю Африку своей от Бога, видеть такое невмочь. Не по их!
Палки в колёса суют только так, а ответочки си-ильно не любят. На любой наш пук готовы Фольксраад поднять на дыбки. И вроде бы мелочь, но…
… но закону, который мы сами же и приняли год назад, гражданство ЮАС получили только участники Англо-Бурской и те, кто прожил в Южной Африке не менее пяти лет. У нас попросту мало тех, кто может голосовать в ЮАС как полноценный избиратель.
А гражданство Кантонов…
… де-юре не вполне легитимно в рамках ЮАС, и считается там видом на жительство, гарантируя только гражданские права и свободы наравне с полноправными гражданами.
Хотя казалось бы, Кантоны и ЮАС взяли уже курс на разбег в разные стороны, но…
… пока ещё не точно. Да и не выгодно это ни нам, ни значительной части африканеров по ряду причин экономического и политического характера.
Отделиться, ежели что, всегда успеем… только надо ли? Вот и приходится выдавать ответочки с ба-альшой осторожностью, обложившись документами, свидетелями и мнением общества.
Провокация в порту, по замыслу наших Стратегов, должна стать этаким казусом белли, но не для объявления войны, а именно что для ответочек. Чтобы, значит, ощущение Русской Правды даже у наших противников клеймом горело.
– Блицы? – предложил Санька, смешивая фигуры.
– Давай, – соглашаюсь после короткого раздумья, – штоб не думать лишнево!
Лишнее всё равно думалось, но обрывисто, по чуть. Нет-нет, да и глянем на ходики, и снова головы шахматами ломаем. Молчание нарушается только хрустом раскусываемых фруктов, да изредка причавкиванием.
– Идёт, – коротко бросил Александр Яковлевич напарнику, вглядываясь через занавеску куда-то вдаль.
– Егор Кузьмич, Александр Фролович, будьте добры…
– Ясненько, – отозвался брат за нас двоих, подхватывая со стола шахматную доску, – будем.
Спрятавшись в спаленке с пистолетами «Маузера» наготове, ждём. Условный стук, проверка…
– … свои!
– … подстрелили двойника, – рассказывал агент «Сергей… не надо меня по отчеству», сдерживая возбуждение.
– Не части, – перебил его Александр Яковлевич, показывая глазами на нас.
– А… да, – закивал тот, – Мы заранее слили информацию по вам, но…
Сергей поднял палец.
– … всем подозреваемым хоть по чуть, но разную.
– Эт правильно, – одобрил Санька, хищно скаля зубы, – ну… дальше?
– В порт приехали загодя, – продолжил Сергей, – но немножечко…
Он замялся, подбирая слова.
– … распиздяисто, во!
По нашим лицам пробежали усмешки, а парень развёл руками – дескать, не его слова… не обессудьте.
– Выстроились свиньёй ещё на палубе, – прищурив красные от недосыпа глаза, вспоминал агент, – двойники ваши внутри, вроде как оберегаем. А на деле – показываем, в кого стрелять надобно.
– А с трапа как сходить? Так-то… – он усмехнулся, – двое впереди, остальные сзади, а двойник аккурат под выстрел подставляется.
– Жив? – перебил я.
– Жив, жив, – закивал Сергей болванчиком, – Оба живы! Мы пирс не абы как подбирали, а с учётом возможного снайпера. Штоб слишком близко не смог подобраться. Так, штоб не разглядеть толком и…
– … в голову не попасть, – закончил за него Санька успокоено.
– В кирасу, – закивал агент, – правда, пуля скользом пошла, руку здорово раскровянила, но оно и к лучшему. Рана поверхностная, но кровищи! Да и мы… натурально так вышло, не отыграешь. Народ как увидел, што вас…
– … ну то есть двойника, – поправился он, – зацепило, так сразу на дыбки! А мы раненого обступили, своими спинами прикрыли, и бегом до автомобиля!
– И долго так? – поинтересовался я, памятуя о склонности дяди Гиляя к импровизациям.
Он молча пожал плечами и прикусил ус.
– По ситуации, – расшифровал Санька очевидное, и…
… ситуация растянулась на сутки. Народу не давали никаких бюллетеней о моём состоянии, подогревая слухами. До погромов дело не дошло, но общественное мнение, в том числе и европейское, раскачали в нужную сторону.
Всё это время мы сиднем сидели на конспиративной квартире, играя в шахматы и обсуждая ситуацию по запоздалым сообщениям агентов. Санька на нервной почве ударился жратаньки, и нажрался своих любимых фруктов до поноса. Еле вылечили перед тем как…
– … сгибайся ты, чортушко! – шиплю ему, пытаясь упаковать в большом чемодане.
– Да не дави ты! – сдавленно огрызается брат, – В пузе откликается!
– В пузе… – вздыхаю я, сдерживая раздражение, – давай уж сам упаковывайся, жрец хренов!
– Ага… щас… вот, застегай!
– Застегай! – бурчу, затягивая ремни, – Всемирно известный художник, а культуры… Удобно?
– Удобно, – донеслось из чемодана, – а сам што, лучше?
Оставив без внимания эту грязную инсинуацию, лезу в свой чемодан, сразу вытаскивая «Браунинг» под руку. На всякий случай. Сворачиваюсь калачиком, и…
… темнота.
Потом два часа нас везли, перекладывали и роняли. Слыша чужие голоса и пребывая от жары и духоты в полуобморочном состоянии, я мысленно проклинал эту затею и чортова анархиста, рассказавшего в своё время о такой мето́де!
Стук… меня ощутимо тряхнуло, ремни начали расходиться…
– Живой! – выдохнул дядя Гиляй, вытаскивая меня из чемодана на руках. Санька уже освобождён и дышит, дышит… в вестибюле моего дома, обморочно обвисая на руках Косты. Вид как у утопленного котёнка, которого достали из поганого ведра в последний момент.
– «Наверное, я выгляжу не лучше» – мелькнула вялая мыслишка.
– … неделю, – упрашивал за ужином Владимир Алексеевич, показывая для верности пальцы, – нам дожать их надо, дожать! Штоб не зря!
– А без этого никак? – неприятно удивился я.