.
– … вопреки прежним договорённостям, а также убийства и покушения на убийства политэмигрантов, пребывающих ныне в Европе, Власть поставила себя вне Закона!
– Это Савинков, – поспешил уточнить Ксаверий Эдуардович, и тут же продолжил:
– Дом Романовых – это метастазы в теле нашей Родины, и мы будем безжалостно вырезать их все до единой, не испытывая ни жалости ни сострадания, как не испытывает хирург жалости к члену, поражённому гангреной!
– Гершуни, – уточнил репортёр и снова начал читать, щуря глаза.
– Мы, социалисты-революционеры, обязуемся не преследовать Романовых, которые сложат с себя титул и все привилегии, к нему полагающиеся, откажутся от неправедно нажитых богатств и уедут из России, сменив фамилию и принявшись жить на те средства, которые будут зарабатывать своим трудом!
– В этом что-то есть… – протянул один из гостей, щуря глаза, – из додревних времён, Ветхозаветное и…
Он распрямил плечи, готовый отстаивать свою точку зрения.
– … честное.
– Ну, это вы… – начал Скалон, мотанув головой, – хотя… по здравому размышлению, толика истины всё-таки есть! Жестокой и… хм, Ветхозаветной.
– Да! – очень вовремя прервал их разговор Ксаверий Эдуардович, – революционеры на летадлах улетели, представляете?
– Ого! – брови Посникова вознеслись высоко на лоб, и он ошалело закрутил головой.
– Ого, – согласился Анучин, комкая бороду в кулаке. Сам факт теракта, (притом теракта удавшегося!) совершённый по отношению к члену Дома Романовых, ломает многие политические расклады. Но до сих революционеры не посягали на женщин… и тем паче не обещали вырезать всех (!) представителей Августейшей Фамилии!
С другой стороны…
… первыми перешли черту отнюдь не революционеры! Насилуя в тюрьмах девушек из числа политических, и убивая на каторге и тюрьмах мужчин, Власти ожидали какой-то иной реакции?
А теперь ещё и летадлы! Как, чорт подери?! Как революционеры ухитрились провернуть такое? С момента первого полёта до настоящего дня прошло совсем немного времени, и хоть сколько-нибудь серьёзное производство имеется у Франции, Германии, США и…
… с заметным отставанием и многочисленными катастрофами, скрываемыми от общественности – Британии. Российская Империя, Австро-Венгрия и Италия делают первые шаги к Небу.
Все… все авиационные производства и пилоты, даже любители – сосчитаны. Шпионов, военных атташе и репортёров вокруг каждого завода и аэродрома – больше, чем персонала. А посему… как?!
– Опять ведь закроют газету, – с тоской протянул Посников, – и это как минимум.
Помолчали, переглядываясь и ведя тот безмолвный диалог, который только могут вести давно и хорошо знакомые люди, объединённые какой-то Идеей.
– В печать! – махнул наконец рукой Посников, вставая с кресла с видом Цезаря, переходящего Рубикон, – Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть потом, что не сделал!
– Мы принимаем бой… – одними губами шепнул Скалон.
Глава 32
– Че-ево, б… – заткнув крик души на взлёте, покосился на невозмутимую Надю и уставился на дядю Гиляя взглядом самого баранистого барана в большой отаре.
– Избирательные права для женщин… – охотно начал тот, ставя бокал с вином на стол, укрытый белоснежной скатертью расшитого хлопка.
– Да эт я понял! – быстро перебиваю Владимира Алексеевича, излишне резко откладывая вилку и нож, – идея социалистических фракций Русских Кантонов, спорная по форме, но верная по существу… передовицы газет я помню! Кто, говорите, поддержал социалистов?
Я весь обратился в слух…
– Староверы, – повторил Гиляровский, щурясь обожравшимся котом и самодовольно поглаживая вздыбившиеся усы.
– Надежда, прошу вас, ущипните меня… – сомнабулическим голосом говорю девочке, – ай!
– Не за что, – пряча смешинки в глазах, отозвалась она, садясь на своё место.
– Староверы… – повторяю ещё раз, но фразы «Избирательные права для женщин» и «поддержали староверы» находятся для меня на разных концах Вселенной. Звучит невыносимо фальшиво и неправдоподобно, так что предыстория, наверное, очень… очень интересная!
– Та-ак… – пытаюсь собраться с разбегающимися мыслями и выбросить из разом вскипевшей головы вовсе уж фантасмагорические версии, – подробности?
– Вы ешьте, Егор Кузьмич, ешьте… – прервала нашу беседу Надя, в глазах у которой таилась не слишком-то скрываемая смешинка, – я сама готовила! Невкусно?
– Хм… очень вкусно, благодарю! – улыбаясь светски, продолжаю трапезу, не чувствуя вкуса. А Надя, улыбаясь лучисто, ведёт беседу в лучших традициях Старой Москвы… и бесконечно далёкую от политики!
Наконец обед завершён и девочка, репетирующая роль хозяйки дома, отправила нас на тенистую веранду, где уже стоит кофейник и разложены курительные принадлежности. Собравши всю терпёжку в кулак, молча жду, пока дядя Гиляй усядется поудобней в плетёном кресле, раскурит трубку с длинным чубуком и выпустит первый клуб ароматного дыма.
– Не все поддержали, – качнувшись в кресле, сказал бывший опекун, кивая благодарно чернокожей служанке, налившей ему кофе. Взгляд его на удаляющуюся корму был несколько сальным и…
… собственническим, но кто такой, чтобы судить его?! Благо уже, что вообще отживел после смерти супруги, начав проявлять интерес к женщинам. А к чорным, белым… право слово, не так важно.
– Не все поддержали, – повторил он, делая глоток кофе и закусывая его дымом с видом человека, пробравшегося в райский сад, – не все…
На лице его появилась мефистофельская усмешка.
– … но некоторым – пришлось!
– Взяли-таки за жопки?! – подскочил я в кресле, как шилом ткнутый, – Тех, заигравшихся?!
– Да! – выдохнул он, улыбаясь зубастым чеширским котом, – У них, паразитов, грешков поднакопилось, а мы нарочито глаза закрывали. Не видели, не слышали и не говорили.
Отложив трубку и чашку, дядя Гиляй весьма обезьянисто показал реплику «в лицах», вызвав у меня невольный смешок.
– Заигрались, – киваю понимающе.
– О да… – Гиляровский улыбнулся нехорошо и я понял, что в этой истории он принял живейшее участие, – заигрались. Славно так получилось, один к одному! Мы…
Снова улыбка, а в глазах – отражение пожарищ и крови.
– … аккуратно подвели их, чуть не носом тыкали – где можно хапнуть и с кем кооперироваться при хапке!
Я только глаза прикрыл, представляя примерно уровень операции. Да… пока я был в море, в ЮАС происходили дела ничуть не менее интересные! Впрочем, о чём это я… это как раз и нормально!
– Сложно было, – понял меня бывший опекун, – в России такое ни за што не провернули бы. А здесь…
Он сделал глоток и снова затянулся.
– … на подготовленной территории работали. Староверов и до войны в Африке немало проживало, но до нападения британцев они с тутошними православными верой не мерялись. А после – тем более. Как полноценная община…
Глоток, затяжка…
-.. староверы начали уже после войны организовываться, Мишкиными усилиями. Дельцы их по приезду волей или неволей, а на старожилов опирались. Да и Африка это, а не Расеюшка! Ни Синода, ни…
– Расслабились, – заканчиваю за него.
– Отчасти, – усмехнулся дядя Гиляй, – да и чево не расслабиться-то? Ну и социалисты грамотно сработали. Сам же знаешь, при желании можно найти немало общего между социализмом и христианством! А когда оно, желание, есть, да с обеих сторон, то вот так и получилось.
– Удачно.
– Как сказать, – ворохнулся он на кресле, – Если бы не твоё ранение… да, да! Всё правильно Александр сделал, признаю! Если бы не вся эта история с покушением, то не факт.
– А так, – он усмехнулся зло и победительно, – взяли кое-кого с фактами и подобрали аргументы! Полностью не подмяли, да и цели такой не было, но…
Снова усмешка.
– … на уступки им пойти придётся, и крепенько.
– Светский брак… – осторожно сказал я.
– И это тоже, – энергически кивнул Владимир Алексеевич, – признание не только в Дурбане, но и по всей территории Кантонов для начала! Не все Кантоны признают, но это уже можно будет оспаривать в судах, хотя…
Он усмехнулся.
– … не думаю, что окончательный перелом произойдёт быстро.
– Хоть што-то, – философски согласился я, – капля камень точит. А избирательные права, с ними што?
– Здесь… – он пожал плечами и затянулся, заглянув недовольно в пустую чашку. Миг… и служанка возникла рядом, как всегда здесь была. Короткий обмен взглядами, в которых таилась такая африканская страсть, что мне стало неловко и… немного тесно в паху.
– … сложнее. Сторонники всеобщих избирательных прав в меньшинстве, побеждают сторонники имущественного и образовательного ценза на каждой ступени. Ну и…
– … заслуги перед обществом, – пожал плечами Владимир Алексеевич.
– Спорно, но в нашей ситуации, пожалуй, што и оптимально. С женщинами также?
– Угум, – он выпустил дым через ноздри, – образование, имущественный ценз, а в качестве заслуг можно детей. Количество и качество.
– Хм… дайте потом почитать, – попросил я.
– Уже, – дядя Гиляй похлопал по папке на столике, – почитаешь, а потом с политиками встретишься.
– Я?! А… ну да, ну да… Всё время забываю, что уже фигура. Верите…
Чуть усмехаюсь, старательно пряча в глаза.
– … до сих пор боюсь, што всё это сон крестьянского мальчишки, и вот-вот япроснусь, и снова – нищая деревушка, в которой я – никому не нужный нахлебник…
Прогулка по Дурбану в окружении агентов Благочиния и боевиков РСДРП не приносила удовлетворения ни мне, ни Ульянову. Впрочем, прогулки такого рода и не должны приносить удовольствия, это своеобразная декларация о намерениях и публичная демонстрация союзнической приязни.
Единственный, кто получал искреннее удовольствие от своеобразного «парада-алле» по главным улицам города, так это, наверное, только Владимир Алексеевич. Его страсть к театральщине и цирку получила полное удовлетворение. Дядя Гиляй говорит за всех разом, успевая поддерживать беседу и отвечать на приветствия горожан, среди которых он пользуется огромной популярностью.