Почти сразу за воротами, вслед за двумя попутчиками повернул направо и неторопливо пошёл по одному из очень тесных, по сравнениями с Линиями Замка Россия, городскому переулку. Зато здесь их несколько.
Мимо медленно проплывали латунные дверные ручки, массивные кольца-колотушки, вывески лавок и заведений, таблички с номерами домов — и всё равно хрен в них разберёшься, — старые потрескавшиеся рамы и новенькие стёкла окон первого этажа, на которых нет шторок. Горожане либо жалюзи опускают, либо прикрывают окно горшками с геранью.
Страшновато, честно говоря, заглядывать за стекло, вайб здесь особый, колдовской. Да что там окна… Того и гляди, из-за угла появится размытая тень средневекового городского привидения, по легенде они тут водятся. Да-да! Самая опасная и эффектная — коварная Берлинская Марта, спаси господи… Мне иногда кажется, что пару раз что-то такое видел в переулках.
Шёл я не к площади Ратуши, и не по Унтер-ден-Линден в сторону модного ночного клуба «U-Bahn», где спуск в огромной второй зал оформлен в стиле метрополитена, со знаками, объявлениями и граффити.
Моя шоферская находится в самом дальнем и не престижном углу крепости. Но тема подземки и там присутствует.
Живу я на втором этаже красивого здания из красного клинкерного кирпича, представляющего собой потрясающе цельный фрагмент Deutsche Post Filiale Am Bahnhof, почтамта железной дороги 1930 года постройки. Как рассказал мне в таверне один местный краевед, весь Берлин и состоит из архитектурных фрагментов немецких земель, городов и местечек. Здесь Мекленбург-Передняя Померания, тут Баден-Вюртенберг и Северный Рейн-Вестфалия. Вот вам Бремен, а вот Гессен. А тут вообще русский град Калининград, причём здесь Пруссия?
У моего дома на углу сохранились барельефы эпохи Веймарской республики и имитация циферблатов двух часов, выполненная особой укладкой кирпича, большие окна с витражами. В широкой сводчатой арке безуспешно пытается притаиться дверь с резным изображением медведя. Там работает пекарня, которая дразнит горожан и особенно меня волшебными ароматами свежих багетов, штруделей и бременского клабена.
Зайти, что ли? Нет, сначала вещи заброшу.
Слева от арки есть неприметная дверь, это вход, путь по лестнице к родному дому.
Над аркой нависает сильно выступающий треугольный эркер со старинными оконными рамами. Я до сих пор жалею, что в моей келье такого нет. Если бы через эту арку проходили рельсы, по которым то и дело проезжает состав метровагонов, то у соседа было бы идеальное место, чтобы сбросить тело Артура Кадогена Уэста.
Уже лёжа в холодной постели, я слышал, что город-замок ещё не спит, это вам не Посад. Но и не шумит. Вот по булыжной мостовой тяжело протопали две пары сапог, звякнул ручной сигнал велосипедиста, которого сейчас польют сверху святой водичкой. Так его, остолопа, нечего звякать под окнами в ночном городе! Кто-то вскрикнул, и не поймёшь, игриво или от испуга.
«Ты же хотел в пекарню зайти, лентяй!»
«Сухарь на тарелке лежит?»
«Лежит»
«Хорошо»
С утра надо будет скинуть комендантше ключи, чтобы присматривала за хатой. Или в аренду сдала за долю малую. Всё, не могу, пошло оно всё к чёрту…
Спать.
Раннее утро, только рассвело. Ещё спать бы да спать, но расписание жёсткое, иначе в Базель приеду ночью, а это ни к чему.
Автобус ждал меня в автопарке, вся техника стоит только здесь, у немцев порядок во всём. Часть транспорта хранится в отдельных закрытых боксах, где, наверное, когда-то располагались конюшни, а по соседству работают большие автомастерские. Те машины, что находятся в оперативных разъездах, отдыхают на частично открытой стоянке под удачно сконструированной крышей, куда не залетает косой таёжный дождь.
Площадка разделена невысоким металлическим штакетником на две части. Справа — места для гостевой техники, слева для местной. Её немного. Важный бортовой «Опель Блитц» тёмно-серого цвета, два мотоцикла «Цундап», из которых один с коляской, ВАЗ-2106 белого цвета и внедорожник с наглухо застёгнутой откидной брезентовой крышей. Это «кюбельваген» — Kübelsitzwagen, 82-й «фольксваген», раритет, колоритная машина. Вся автотехника, кроме «жигулёнка», защитного цвета, неброская. В общем, сплошная германская военщина.
На этом фоне мой «пазик» выделялся, как новогодний мандарин на куче грязной брюквы.
Ну что, сталкер высшей категории Лунёв, настало время и нам кое-что тебе рассказать да показать? Я дружески похлопал ладонью по водительской двери.
Даже обычный, классический, хорошо всем знакомый «пазик» модели 3205 довольно уверенно чувствует себя на сухих грунтовках. Собственно, автобус этот когда-то и сконструировали для использования на пригородных и районных дорогах, соединяющих города, ПГТ и сёла, и далеко не всегда закатанных в асфальт.
Однако в линейке Павловского автобусного завода существует и по-настоящему экстремальная версия «пазика», рассчитанная на езду по реальному бездорожью.
— Знакомься, Костя, мой сухопутный крейсер — ПАЗ-3206.
Быстро отвыкая в полях от вида такой техники, сталкер с нескрываемым любопытством знакомился с необычным автобусом — прошёлся вдоль кузова, тронул рукой чёрный молдинг, постучал костяшками пальцев по крышкам бокового отсека и безуспешно потянул ручку задней двери.
— Жёлтенький какой, как утёнок!
— Это же школьный автобус, «Желтопузик», специальный окрас, — пояснил я.
— Точно! Забыл совсем.
— По сути, это автобус-внедорожник. Подключаемый полный привод с межколесными блокировками, «раздатка» с понижающей передачей и лифтованный кузов. И всё это уже с завода при сохранении несущей конструкции. К слову, прямых аналогов среди серийного импорта у него просто нет.
— Впечатляет. Движок ещё тот?
— Верно, Костя. А что? Пожалуй, это один из самых долго живущих в мире двигателей, бензиновая «восьмерка» Заволжского моторного завода! Ты знаешь, что его начали разрабатывать на несколько лет раньше, чем Гагарин в космос полетел?
— Да ладно…
— А в 1967-м уже начали ставить на «пазики» серийно. Прикинь, вплоть до последнего времени он выпускается в карбюраторном исполнении!
— Сложно поверить, — покачал серым ёжиком сталкер.
— Конечно, движок доводили до Евро-2, потом Евро-3, сунулись было ещё выше, но откатились. Последовательно прикручивали электронную систему управления карбюратором, систему рециркуляции отработавших газов и нейтрализатор… В общем, в этой модификации развивает 122 л. с. мощности при 4,67 литрах рабочего объема.
— Есть в нашей технике вечное, есть, — улыбнулся Лунёв.
Второй раз ему пришлось удивиться, посмотрев на коробку передач:
— До сих пор четырёхступенчатая⁈
— Ага, — спокойно подтвердил я.
Действительно, раритет до сей поры в строю.
— Однако, Костя, своеобразный техпрогресс и его не обошел стороной. Если на ГАЗ-53А «синхроны» стояли только на третьей и четвертой передачах, то здесь от них отказались вообще!
— Да не может быть! — изумился Кастет. — Повтори ещё раз!
— Хорошо, говорю по слогам: коробка не-син-хро-ни-зи-ро-ва-на.
— От, трахома!
— Что, страшно?
— На автобусе? Страшно.
— Сейчас пройдёмся по машине, и сам попробуешь. На самом деле, передачи переключаются легко, но двойной выжим и перегазовки нужны, конечно… А вообще, использование такой МКПП на школьном автобусе вполне оправдано, тут на 60 км/ч ограничитель скорости срабатывает, так что необходимости в пятой передаче просто нет. Короче, лезь на водительское.
Пока Кастет устраивался на сиденье и осматривался, я зашёл через пассажирскую дверь.
— Какими машинами управлял, не считая мелкотни?
— Без джипарей? Военка бронированная, складские и фронтальные погрузчики, автокран. Даже каток. Категории «Е» не имею, так что «санта-марии» мимо. А вот грузовиков каких только не было.
— С ГАЗ-66 знаком?
— А как же! «Шишига» — это вечная любовь и ненависть!
— Тогда всё проще. Смотри, «ручник» тут, справа, позади сиденья водителя. Здесь же рычаги «раздатки», очень тугие, особенно если долго не пользоваться, закисают. Я их регулярно пробуждаю. У рычага передач непривычно длинный ход, как на всех КПП с тросовой кулисой… Итак, первая. Вжимай колено в кожух рулевой колонки, освободи место рычагу! Вот так, да! При включении второй рычаг приходится ещё и вдавливать в подушку сиденья. Давай! А когда включаешь заднюю — вправо и назад, рычаг чуть ли не упирается в капот… Видишь? И это ещё ничего… Вот на ЛАЗ-695Н, «Наташке», люфты копятся такие, что на чужой машине передачу порой хрен воткнешь.
Львовские машины особенные. Помню, трос как-то порвался, так напарник в салоне люк в полу вскрывал, Воткнул напильник в коробку и переключал по моей команде, так и доехали, с матерными криками…
— Тесновато тут, конечно, — осторожно сказал Кастет, уже опасаясь обидеть «желтопузика». — И движок сбоку. Жарит?
— Есть такое. Зимой даже хорошо, а вот летом бывает дискомфорт. Хорошо хоть шумит «восьмерка» несильно, да и вибраций на холостом ходу считай, что нет… Ладно, пошли посмотрим ходовую, и поедешь.
— Прямо сейчас, что ли? На автобусе? Без дрочки на площадке? — растерялся Кастет.
— Я же стрелял по твоим командам после обучения, а не «пиу-пиу» говорил? — ухмыльнулся я. — Не робей, сталкер! Посмотри, что это за Сухов!
— Шины какие, не скользят?
— «Амтел» К-100, да не вникай.
Вскоре Кастет запустил двигатель, и мы заколыхались на грунтовке к северу от Берлина. Проехали мимо большой оливковой рощи, вышли на узкую дорогу, которая ведёт к прямоугольнику стоянки для автотранспорта. Рядом — вертолётная площадка с белым посадочным кругом в центре. Есть и небольшой ангар, будка персонала и даже матерчатый полосатый конус. Robinson R44, он же «Роби», как его ласково называют пилоты, здесь появляется не часто, но порядок поддерживается.
Новый водила постепенно избавлялся от робости, осваивался и действовал всё увереннее. Через полчаса Лунёв восторженно признал, что этому «пазику» можно легко простить все недостатки, как только съедешь с брусчатки и твёрдой поверхности вообще.