жалости.Жалости к необратимой утрате собственного здоровья, что порой даже заставляло забыть о мерах, предотвращающих потерю жизни.
— Вынь руку из кармана, или ты следующий, — зловещим шепотом приказал Джэнсон второму телохранителю.
Он понимал, что главным оружием будет даже не пистолет в его руке, а властность его голоса. Теоретически это была дуэль по-мексикански: противники стоят друг напротив друга, положив указательные пальцы на спусковые крючки своих пистолетов. У противника Джэнсона не было никаких логических причин признавать свое поражение, однако Джэнсон не сомневался, что тот так и поступит. Его действия оказались непредсказуемыми, уверенность в себе переходила всякие границы. Эта самоуверенность может иметь под собой веские основания, оценить которые наверняка не представляется возможным: вдруг Адам Курцвейл убежден, что успеет выстрелить первым? А что, если под одеждой у него надет мягкий бронежилет? Двух секунд недостаточно для того, чтобы прийти к заключению. А расплата за возможную ошибку вот, прямо перед глазами. Джэнсон увидел, что телохранитель бросил взгляд на серое, застывшее лицо своего напарника... на расплывающуюся под ним лужицу мочи. Извергнутое содержимое почек свидетельствовало о том, что вследствие травмы позвоночника были перебиты жизненно важные нервные окончания.
Телохранитель поднял руки — униженно, растерянно, испуганно.
«Если твоему противнику пришла в голову хорошая мысль, укради ее», — говорил лейтенант-коммандер Алан Демарест, имея в виду хитроумные ловушки, изобретенные их противниками-вьетконговцами. И сейчас Джэнсону пришли в голову эти слова, вместе с мрачной мыслью: «Когда слишком долго смотришь в пропасть, пропасть начинает смотреть на тебя». То, что предназначалось для него, теперь будет использовано против его врагов, в том числе пистолет с глушителем, отобранный у громилы в туалете.
— Не стой как вкопанный, — тихо промолвил Джэнсон, прижимаясь губами к уху телохранителя. — С нашим другом случился сердечный приступ. Как он сам мне только что объяснил, у вас в стране это происходит очень часто. Сейчас ты его поднимешь, подхватишь, и мы вдвоем выведем его из ресторана. — С этими словами он застегнул упавшему пиджак, скрывая пятно крови. — И если я не буду видеть обе твои руки, ты выяснишь, что сердечные приступы могут быть заразными. Впрочем, быть может, тебе поставят диагноз «острое пищевое отравление». И вам обоим придется искать себе кресла-каталки — если, конечно, вы останетесь живы.
То, что последовало дальше, было довольно неуклюже, но весьма эффективно: подхватив своего упавшего приятеля, телохранитель быстро повел его к выходу из ресторана. Завернув за угол, Джэнсон увидел, что Шандора Лакатоша за столиком в углу уже нет. Опасность.
Внезапно развернувшись, Джэнсон стремительно нырнул в двустворчатые двери на кухню. Там было на удивление шумно и невыносимо душно: звуки шкворчащего на сковородах мяса в масле, кипящей жидкости, стук ножей, ловко нарезающих лук и помидоры, грохот молотков, отбивающих котлеты, и звон посуды в моечной машине. Не обращая внимания на поваров в белых халатах, Джэнсон бежал вперед, уверенный в том, что где-то должен быть служебный выход. Невозможно себе представить, чтобы продукты доставлялись на кухню через застеленный дорогими коврами вестибюль.
В глубине кухни Джэнсон нашел ржавую металлическую лестницу, крутую и узкую. По ней он поднялся к незапертому железному люку, находившемуся на уровне земли. Джэнсон выбрался на улицу, наслаждаясь прикосновением прохладного ночного ветерка к телу, разгоряченному духотой кухни.
Как можно тише закрыв люк, он огляделся вокруг. Он находился у правой стены здания отеля, на противоположном конце от парадного входа, у автостоянки. Как только его глаза привыкли к темноте, Джэнсон увидел в двадцати ярдах перед собой лужайку с высокими деревьями: там можно спрятаться, но нельзя укрыться от пуль.
Звук— шорох. Кто-то двигался, прижимаясь спиной к стене, уверенно ступая по земле. Кто-то приближается к нему.Этот человек знает, что он вооружен, и принимает все меры предосторожности.
Джэнсон ощутил лицом брызнувшие осколки кирпича и цемента и лишь потом услышал кашель пистолета. Противник его опередил! В умелом прыжке распластавшись на земле, Джэнсон напряженно вслушался в темноту. До того, кто в него стрелял, было триста футов; главное — точность. Он прикинул, что у него четыре секунды на то, чтобы перекатиться и принять положение для стрельбы. Ровно четыре секунды.
Встав на колени, Джэнсон вытянул вперед левую руку, чтобы смягчить падение, и бросился вперед. При этом он выставил правую руку и, оперевшись ею на землю, упал на правый бок. Зацепившись левой щиколоткой за правое колено, Джэнсон стабилизировал свое положение. Теперь он смог схватиться левой рукой за запястье правой, прочно опираясь основанием ладони на утрамбованный гравий дорожки: это обеспечит жесткий упор. Джэнсон вставил указательный палец в спусковую скобу ЧЗ-75. Громоздкий чехословацкий пистолет было трудно спрятать, но он наверстывал упущенное точностью стрельбы и убойной силой. Кучность будет значительно выше, чем если бы Джэнсон воспользовался своим игрушечным пистолетиком, умещающимся на ладони.
Определив цель — телохранителя в костюме, вытащившего своего напарника на улицу, — он дважды нажал на спусковой крючок. Выстрелы прозвучали едва слышно, но сила отдачи напомнила ему, какую энергию несли пули. Первая пролетела мимо; вторая попала телохранителю в шею, и он повалился на землю, обливаясь кровью.
У Джэнсона за спиной раздался приглушенный хлопок: он не сразу понял, что у стоявшей в десяти футах от него машины начало быстро спускать колесо, пробитое пулей. Судя по всему, на него охотился еще один стрелок; приблизительная траектория пули и геометрия здания сообщили ему, где затаился противник.
Лежа на земле в положении для стрельбы, Джэнсон развернулся влево на тридцать градусов и увидел самого Шандора Лакатоша, сжимающего в руке сверкающий «глок» с хромированными накладками. «Ах ты, тщеславный павлин!» — подумал Джэнсон. Блестящий пистолет, отражавший яркий свет галогеновых ламп автостоянки, делал торговца оружием прекрасной целью. Совместив мушку и прицел своего пистолета с круглым торсом венгра, Джэнсон ощутил, как ЧЗ-75 дважды дернулся в его руке.
Лакатош ответил беспорядочной стрельбой, ослепив Джэнсона вспышками выстрелов. Одна из пуль глухо ударила в гравий в нескольких дюймах от его правой ноги. Несмотря ни на что, венгр оказался опасным противником. Неужели Джэнсон промахнулся? Или торговец оружием в бронежилете? Вдруг послышалось хриплое шумное дыхание. Лакатош медленно повалился на бок. Пули Джэнсона, попавшие ему в грудь, пробили легкое. Умудренный опытом торговец смертью сразу понял, что с ним происходит: он захлебывался своей собственной кровью.
Глава двадцать третья
— Черт бы тебя побрал, Пол Джэнсон! — воскликнула Джесси Кинкейд.
Они ехали во взятой напрокат машине; Джэнсон сидел за рулем, удерживая скорость как раз на верхней разрешенной границе, а молодая женщина сверялась с картой. Они направлялись в Будапешт, в Государственный архив Венгрии, но окольным путем, держась подальше от основных магистралей.
— Ты должен был разрешить мне сопровождать тебя, — не унималась Джесси. — Я была обязанабыть там.
Вытянув из него подробности вчерашнего вечера, она кипела упреками.
— Никогда не знаешь наперед, какие сюрпризы может преподнести подобная встреча, — терпеливо произнес Джэнсон, то и дело проверяя в зеркало заднего вида, нет ли у них нежелательных попутчиков. — К тому же рандеву состоялось в ресторане, в подвале, так что от тебя все равно не было бы никакой пользы. Ты что, прислонила бы свою винтовку к стойке или сдала бы ее в гардероб?
— Ну, может быть, внутри я бы тебе и не смогла помочь. Но на улице все было бы по-другому. Полно деревьев, полно мест, чтобы укрыться. Тебе же лучше, чем кому бы то ни было, известно, что в таких делах все может решить мелочь. Я клоню к тому, что это была бы разумная мера предосторожности. Ты от нее отказался.
— Это привело бы к ненужному риску.
— Вот как!
— Я имею в виду для тебя. Не было никакого смысла подвергать тебя риску.
— Так что вместо этого ты рисковал собой. По-моему, это не профессиональный подход. Я же пытаюсь тебе втолковать: используймою помощь. Относись ко мне как к напарнику.
— К напарнику? Увы, действительность говорит обратное. Тебе двадцать девять. Сколько лет ты провела на оперативной работе? Не пойми меня превратно, но...
— Я вовсе не говорю, что мы равные партнеры. Я только хочу сказать: учименя. Я стану лучшим учеником, какой только когда-либо был у тебя.
— Ты хочешь стать моим протеже?
— Мне нравится, когда ты говоришь по-французски.
— Позволь кое-что тебе сказать. У меня в жизни были два-три любимых ученика. У них было много общего.
— Давай-ка выскажу догадку. Все они мужчины. Джэнсон печально покачал головой.
— Всех их уже нет в живых.
Впереди показались шпили собора XIX века, окруженные многоэтажными жилыми башнями советской эпохи: символы надежды, пережившие саму надежду.
— Значит, ты считаешь, что если будешь не подпускать меня к себе, этим сохранишь мне жизнь. — Повернувшись, Джесси посмотрела на него. — Решительно не согласна.
— Джесси, всех их уже нетв живых. Вот мой вклад в их служебный рост. А это были хорошие люди. Проклятье, замечательные люди. Одаренные, талантливые. Тео Катсарис — он обладал большим потенциалом, чем я. Вот только чем ты лучше, тем выше ставки. Я рисковал не только своей собственной жизнью — я рисковал жизнью других.
— "Каждая операция, имеющая целью ожидаемую пользу, сопряжена с определенным риском. Искусство планирования состоит в сопоставлении этих двух областей неопределенности". Ты сам когда-то написал эти слова в отчете об операции.