Директива: Расширить! — страница 35 из 41

рат, такое смывается лишь кровью. Пока все мои сторонники не будут убиты, пока сами Осколки не пройдут через пламя переворота и свержения моей власти, Империя Гердеон не протянет нам руку помощи. И правду будешь знать только ты, как тот, кто уже подготовил всё для переворота. Пойми меня в этот раз, не спорь и сделай, что должно.

Транникил молчал, поджав губы. В его прищуренных, едва заметно подрагивающих глазах непринятие боролось с неизбежностью, а кулаки бессильно сжимались и разжимались, скребя ткань обивки кресла и оставляя на той белёсые полосы. Умом он понимал, что спорить с Магной не имело смысла. Он почти всегда оказывался прав, да и планы свои приводил в исполнение независимо ни от чего. И раз уж он вбил что-то себе в голову, то вынудить его отступить будет почти невозможно.

Так вышло и сейчас: у Транникила не было аргументов, которые Магна принял бы, и к которым прислушался. Но легче от этого ему всё равно не становилось.

— Позволь я добавлю кое что, Транникил Мартирис. Сейчас, по прошествии времени, я могу с уверенностью сказать: ты был прав, пытаясь втолковать мне, что же это такое — Звёздное Царство Венедикт. — Прищуренные глаза Транникила распахнулись в удивлении. — Я ошибся, поставив культуру, самостоятельность и территориальную целостность выше самого народа. Сейчас, когда миллионы наших соотечественников погибли, и могут погибнуть вообще все, я это понял. И все мои дальнейшие действия продиктованы только и только необходимостью исправить хоть что-то. Но мне нужна твоя помощь, брат мой. От твоего имени я уже собрал тебе союзников из числа тех, кто не успел запачкать руки в крови. Приготовления почти завершены. Остался побег, пара пламенных речей и моё свержение. Возможность я предоставлю, все необходимые обоснования — тоже…

— И ты вот так просто сбежишь?

Мартирис кивнул:

— Да, вот так просто сбегу. Я проиграл, и иного пути больше нет. Пока перед императором не окажется мой оплёванный и поднятый на пики труп, он не признает Осколки оступившимися, достойными прощения и возвращения в лоно Империи. Поднимайся, Транникил. Мне есть, что показать тебе и с чем ознакомить лично.

Спустя несколько минут братья уже летели на антиграве, маневрирующем в плотном потоке куда более простых и доступных машин. Перед Транникилом мелькали голограммы: доклады, графики, снимки, отрывки видеозаписей и многое, многое другое. Магна решил ввести брата в курс дела максимально полно, дабы тот мог избежать любых ошибок на пути возвращения под руку Империи, показать себя достойным поста наместника и, вероятно, вызвать у императора одобрение.

Тот ценил в подчинённых верность, исполнительность, въедливость и инициативу. Верность Транникил подтвердил, оказавшись в заточении. Исполнительность и инициативу проявит, организовав свержение брата, а въедливость — через устранение последователей родича, предавшего Империю. Такая картина должна прийтись императору по вкусу, а в свете хаоса и разрухи, царящих во всём секторе из-за аномалии и войны, он просто не станет долго разбираться. Будет время подчистить хвосты и подготовить надёжный фундамент для дальнейшего служения на благо гегемона.

Но для этого Транникилу сейчас нужно было как следует постараться, глубоко вникнув в собранные данные и сделав правильные выводы.

Тем временем антиграв наконец добрался до точки назначения — небольшой посадочной площадки на сто двадцать третьем этаже одной из наиболее высоких башен колоссального города. Прикрытая щитами от стихии и неизбежных порывов ветра, она позволяла безо всяких проблем приземляться или взлетать в любых условиях. Почти любых: некоторые шторма, не слишком уж редкие на Адиасе, вполне могли парализовать всякое воздушное сообщение, попутно собрав жатву с недалёких, самоуверенных идиотов.

Интеллект разумных стремился покорить природу, но та за тысячи лет и не подумала поумерить свой норов, регулярно доказывая, что «покорителям» ещё есть, к чему стремиться.

— Так вот, как обставлено твоё жилище. Ты специально никогда меня сюда не приглашал, Магна? — Транникил с трудом оторвал взгляд от узнаваемой и навевающей воспоминания обстановки, словно бы пришедшей из тех далёких времён, когда они ещё не разругались вдрызг на почве подхода к сохранению самого важного из оставшегося от их царства.

— Ты бы не оценил, брат мой. Тогда уж точно. — Со словами прошедшего вглубь помещения голдианца сложно было поспорить. В отличие от брата, Транникил старался забыть о прошлом, дабы беспрепятственно смотреть в будущее. Подход оказался неверным, но и Магна со своим сплоховал тоже. — Эта башня защищена лучше, чем любой из имеющихся дворцов. Отсюда можно править без необходимости покидать сии стены: это пригодится после того, как со мной будет покончено. Я оборудовал башню на протяжении многих лет, и надеюсь, что она сослужит тебе хорошую службу…

— Это будет выглядеть подозрительно…

— Поверь, наблюдатели оценят это проявление слабости. Куда подозрительнее будет, если ты без колебаний избавишься ото всего, связанного со мной. — Магна Мартирис знал, о чём говорил, ибо в своё время ему довелось избавиться ото многих из тех, кто занимал не последнее место в его жизни. Возложивший на алтарь идеи всё, что имел, он как никто другой хорошо понимал все тонкости. — Тем более, что башня действительно уникальна.

— Понимаю. Ты уверен в том, что других вариантов нет?

— Не уверен. Но я не вижу иных путей, а уж я в интригах разбираюсь как никто другой.

— Когда?

— Завтра. — Транникил вздрогнул, с неверием воззрившись на брата. — На следующий день я назначил церемонию, одну из тех, что передал нам Альянс ещё до смены их верховного лидера.

— Наши войска ведь уже сталкивались с ними в бою. Все знают, что они нам не союзники…

— Ты, естественно, не знаешь о том, что в последнее время многие начали пробуждать особые силы вроде тех, что демонстрируют колдуны цийенийцев. Таких разумных всё больше, а церемония — это своего рода благодарность неким богам, силы дарующим. Никого в итоге не удивит то, что я вновь прогнусь под обстоятельства. Предам собственную веру и принципы, попытавшись задобрить «богов». — Магна повернул голову, и металлические вставки на его шее отразили лучи заходящего солнца, причудливо блеснув. — Никто не задумается о том, что я меньше всего подхожу для пробуждения хоть каких-то сил. Ты об этом ещё узнаешь, но среди пробудившихся нет ни одного разумного-киборга. Даже малейшее присутствие рукотворных механизмов в теле, как я предполагаю на основании выборки из тысяч одарённых, не позволяет произойти «чуду». А потом будет уже поздно, никто не станет ничего переигрывать и уж тем более ставить под сомнение твою верную службу и обстоятельства, позволившие свергнуть глупца, что едва не завёл свой народ в могилу.

— Ты хочешь предать свой образ и свою репутацию забвению, брат. — Не спросил — утвердил Транникил, с грустью глядя на профиль того, кто когда-то был для него примером.

— Историю пишут победители, а проигравшие истаивают под гнётом веков. Ничего страшного не случится, если обо мне забудут чуть быстрее, чем должно. Хотя я бы был не против того, чтобы мой пример вошёл в летописи и когда нибудь, в будущем, предостерёг бы кого-то от совершения похожих ошибок. — Магна опустил веки. — Правда, я сам изучал такие примеры. Принял ли во внимание хоть один? Нет.

— Мне не отговорить тебя, Магна?

— Можешь даже не пытаться. Я пусть и хочу оставить власть в руках нашей фамилии, но от своих планов не откажусь в любом случае. Ошибки нужно исправлять, а это — последний шанс. Империя сейчас находится на развилке, решая, куда направить усилия по повторной прокладке подпространственных маршрутов. И если выбор будет сделан не в нашу пользу, Альянс сотрёт в порошок всё, за что я боролся и ради чего стал тем, кем стал. — Транникил Мартирис смиренно кивнул, пытаясь примирить самого себя с этой необходимостью. Будь он чуть младше, и попытался бы взбрыкнуть, но возраст и невесёлый, даже печальный опыт не позволяли сделать неверные выводы. — Слушай внимательно, Транникил. Времени не так много, но только сейчас ты сможешь задать мне хоть какие-то вопросы…

Родные братья-голдианцы так и проговорили с десяток часов, прежде чем один убедился в готовности брата с осуществлению не им разработанного плана, а второй примирился с суровой необходимостью подписать приговор своему последнему близкому родичу. Ни один, ни второй не были счастливы от осознания таких перспектив, но поделать ничего не могли.

Выборы… они были. Их не могло не быть. Но разве кто-то обещал, что выборы эти должны обязательно нравиться выбирающему?..

* * *

Восемнадцать часов спустя.


Первый и последний правитель Осколка, возрождённого Звёздного Царства Венедикт ступал по длинной, устланной пурпурными коврами дорожке, тянущейся через всю немаленькую площадь, в этот день заполненную сотнями тысяч разумных. Мелькающие в воздухе дроны обильно осыпали всё обширнейшее пространство миллионами лепестков синтетических цветков, а оркестр, лучший из имеющихся на планете, прекрасной и ласкающей слух мелодией задавал атмосферу не празднества, но церемонии, освещаемой всеми СМИ в реальном времени. Сигнал уходил даже за пределы системы, ибо худо-бедно, но Осколки восстановили связь, дотянув ту даже до непосредственно Империи.

Магна Мартирис знал это, и потому потрудился над тем, чтобы всё происходящее выглядело как нельзя естественно. Весьма непросто было двигаться так, как обычно, будучи покрытым многочисленными датчиками и устройствами с головы до ног — суммарно всё нависшее на худосочном теле оборудование весило далеко за десяток килограмм, но важность момента и обилие имплантатов, в числе всего прочего повышающих и силу, и выносливость, делали своё дело. Даже самый придирчивый разумный не смог бы отличить его-настоящего от дистанционно управляемого киборга-клона, которому и предстояло сегодня трагически умереть.

Магна Мартирис был не из тех разумных, кто был готов пожертвовать собой ради всеобщего блага. У него хоть и была идея-фикс, была великая цель, но её достижение в отрыве от самого себя он не видел. Да и «план», озвученный перед братом, меньше всего напоминал самое сокровенное его стремление. Вернуть всё к тому удручающему состоянию, в котором находилось их звёздное царство… это, увы, теперь неизбежный этап истории, но отнюдь не её финал.