Мда. Вот уж не было печали.
— И насколько Торибио хватит того вооружения, что мы успели ему поставить?
— Да кто ж его знает, — вздохнул Григорий Константинович. — Если боевые действия не развернутся на всю страну — то до конца правления. Иначе… — он махнул безнадежно рукой.
Мы оба понимали, что без боя Перес и особенно Франко не сдастся. Я же задумался, как мне быть. Информационная борьба, за которую я отвечал, сейчас на высоте. Но как она повернется, если народофронтцы начнут сдавать позиции? А они начнут — окружающие их капиталисты не оставят такую «занозу в своей заднице» без внимания. Но на ум приходило лишь одно — посеять смуту уже в их собственных странах.
— Франция поддержала Гитлера?
— Формально — нет, а по факту — Лаваль тянет время, — вздохнул Орджоникидзе.
— Надо «покачать» ее. Там наших полно. Народный фронт там тоже силен.
— А если мы лишь спровоцируем его на ужесточение? — с сомнением протянул мужчина.
— Если ничего не делать, Испания обречена. Да и в ней самой Торибио должен максимально быстро начать принимать законы, направленные на выполнение его обещаний. Пусть они не сразу заработают, но сам факт их принятия даст нам время. А их срыв можно будет списать на сопротивление Переса, — заметил я.
Покивав, Григорий Константинович ушел. Хотя все еще и был в серьезных сомнениях.
Я же лихорадочно думал. Изначально было понятно, что социалистов будут «давить». Но я все же ожидал, что накал будет идти постепенно. Что даст нам фору во времени. Но Гитлер спутал все карты. Как и в моем прошлом мире — он ударил неожиданно и сильно. Да, у испанцев есть «запас прочности», но насколько его хватит? Непонятно. Можно ли ожидать полноценной войны? Когда у нас шла гражданская — на Западе не гнушались посылать войска интервентов. Сомневаюсь, что они забыли эту практику. Значит, нужно быть готовым и к вооруженному вторжению в Испанию, но чем мы можем им помочь? Слишком уж испанцы от нас далеко, да еще и общей границы нет… Вот и был лишь один вариант помощи — отвлечь врагов внутренними проблемами. На этом фоне и нашим дипломатам будет легче договариваться — мы ослабляем поддержку их оппозиции, а они дают нам «зеленый свет» в Испании. Но быстро это не произойдет. Надо готовиться к затяжной борьбе и молиться, пусть у нас это и запрещено, на стойкость народофронтцев и народа Испании.
Чтобы оправиться от удара, Пересу понадобилась неделя. За это время Торибио успел издать ряд указов о раздаче земли в собственность фермерам, согласно их возможностям для их обработки, сократил на бумаге рабочий день до восьми часов и объявил вне закона предыдущее правительство, которое «наживалось на народе и ничего не делало для его благополучия». По большей части все указы были популистскими, с экономикой мало связаны, но все понимали, что нормально выстроить экономическую систему в преддверии военного противостояния невозможно. Задача этих указов — переманить народ Испании на свою сторону, чтобы у Переса и Франко «земля горела под ногами». И это сработало!
Многие части, не атакованные в первый день переворота, но имеющие родственников среди простого народа, перешли на сторону Торибио. Несогласных офицеров или выгнали пинками сами солдаты, или те сбежали, боясь расправы. Все же в офицерский корпус чаще попадали люди из обеспеченных семей, либо становящиеся такими при новой должности.
А вот дальше успехи Народного фронта «забуксовали». Франко наконец вылез из той норы, куда спрятался в первые дни, и начал наносить точечные удары по перешедшим на сторону Торибио войскам. Под командованием опытных офицеров, те действовали очень успешно, а военные советники из СССР опирались лишь на опыт нашей войны и их действия были «инерционными». К тому же поставленные боеприпасы очень быстро стали истощаться, в то время как Франко пополнял боекомплект и вооружение из Германии, которая полностью контролировала море в испанских водах. Флот Испании был, по сравнению с германским, не велик, да и тот не разделял взглядов нового правительства. Как итог — гражданская война в Испании набирала обороты, грозясь перейти в затяжную фазу. Хоть народ в целом был за новую власть, но сила при поддержке соседних стран была за Пересом и Франко. Причем Франсиско Франко все больше набирал популярность у консервативных кругов, на деле доказав свою способность бороться с коммунистами.
Такая борьба длилась до середины лета, пока Франко не совершил опрометчивый поступок. Хоть его войска и снабжались едой из заграницы, но по остаточному принципу. На первое место в помощи выходило оружие. Неудивительно, что в какой-то момент продовольствие у солдат Франсиско закончилось, и тот отдал приказ грабить фермеров. Вот тут даже самые «выжидающие» круги среди народа, которые старались оставаться в стороне, не выдержали. Кто-то стал прятаться, только услышав о подходе армии Франко. Кто-то был более смелым и, когда войска отставного полковника приходили в село, добавлял отравы в еду. Но практически все без исключения люди стали «глазами и ушами» Народного фронта. Теперь о каждом шаге Франко войска Торибио знали заранее, что позволило организовывать удачные засады и заманивать противника в ловушки. Ряды Франко стали таять. Отношение к нему в Испании ухудшилось до крайности. Лишь потерявшие все землевладельцы, да бывшие дворянские роды ждали победы полковника. И естественно — соседние с Испанией страны.
Ужесточение борьбы в Испании спровоцировало ряд событий и в других европейских странах. Не без активного информационного участия СССР. Так, во Франции от Лаваля потребовали остановить пиратство Германии и выслать свой флот в пролив Ла-Манш, а эшелоны военной помощи, которые шли по территории Франции для Франко, останавливать еще на границе и возвращать обратно в Рейх. На это среагировала Англия, выпустив предостерегающую ноту, что при усилении французского флота в проливе нарастит в таком же объеме свой и даже кратно его усилит. И Англии это было по силам.
Суда из СССР все же добирались до Испании, правда крюк в обход островитян получался в разы больше. Да и навигация получалась только летняя, поэтому наши военные пытались уложиться до осенних штормов, и провести как можно больше груза испанцам летом. Про Средиземное море можно было забыть — там и стран, враждебных СССР, больше, и подловить конвой легче. Но все же летняя кампания осталась за Торибио. А напряжение в Европе нарастало.
Январь 1937 года
Я сидел в кабинете товарища Сталина, но не один. Тут же находился глава нашего наркомата иностранных дел Литвинов, мой непосредственный начальник Орджоникидзе, глава пропаганды Жданов, Берия, занявший пост главы НКВД после смерти Менжинского и глава военного ведомства Ворошилов. В таком составе мы все чаще собирались в последние несколько месяцев, и картина в чем-то стала привычной за одним исключением — Климент Ефремович редко делал доклады, обычно по поводу действий наших военных советников отчитывался Берия. Андрей Александрович же перестал метать молнии из глаз в мою сторону, убедившись, что пропаганда за территорией СССР полностью на мне, а ему отводится вся «внутренняя кухня». Григорий Константинович помимо того, что был моим формальным начальником, еще и был главой наркомата тяжелой промышленности. Что означало ответственность за индустриализацию страны, а так как наши отношения с Европой и США ухудшились, отчитывался он о том, как мы теперь строим заводы и поставляем ту же тяжелую технику в войска без помощи извне.
Как всегда мы обсуждали события в Европе. Первым по сложившейся традиции взял слово Литвинов.
— Рейхстаг Германии принял решение о прекращении дипломатической деятельности наших людей. В течение недели мы обязаны свернуть дипломатическую миссию и вывезти всех работников. Во Франции попытка отменить выборы, как вы знаете, сорвалась. Все что смог сделать Лаваль — отсрочить их. По последним подсчетам голосов, новым премьер-министром у них станет Блюм.
— По нашим данным, — вклинился в отчет Берия, — как только это произойдет, Германия объявит Францию угрозой для своей безопасности и нападет.
— Это точные данные? — спросил Иосиф Виссарионович.
— Приказ уже разошелся по их штабам, — кивнул Лаврентий Павлович.
— На что они рассчитывают?
— На скопированный у нас «колокольчик». Гитлер планирует «блицкриг». А там и до испанцев доберется. И мы никак этому помешать не можем.
— Наши части закончили перевооружение, — вставил слово Климент Ефремович. — Мы можем пересечь Польшу и вдарить германцам в подбрюшье!
Я лишь хмыкнул.
— Чего хмыкаешь, Огнев? — тут же развернулся в мою сторону Ворошилов. — Твоими же действиями сейчас там к нам хорошо относятся!
— Ну, «хорошо» — это сильно сказано. Да, популярность СССР у обычных людей там выросла и значительно, но вот верхи… они спокойно наши войска по своей территории не пропустят. И придется тогда принимать бой еще в Польше, похоронив несколько месяцев моей работы. А то и вовсе уничтожив ее на многие десятилетия вперед.
— А что скажет товарищ Жданов? — прервал наш спор Сталин.
— Люди негодуют из-за военного терроризма Франко и пособничества ему Германии. В случае объявления войны, внутреннего противоречия это не вызовет.
Покивав, Сталин посмотрел на Орджоникидзе.
— Нехватка станков успешно преодолевается, — пожал тот плечами. — Да, нам не хватает особо точных, но заводы в целом инструментом обеспечены. Выпуск машин идет согласно плану. Перевыполнения ожидать пока не стоит, иначе есть риск преждевременного износа станкового парка, однако основные свои нужды мы закрываем.
— То есть в случае обострения, мы к войне готовы? — уточнил Сталин.
А у меня пробежали мурашки по спине. Война. Я думал, до нее еще четыре года с лишним, но неужели она придет к нам раньше? Причем настолько?
— Еще годик выждать и я бы ответил с уверенностью, — сказал Григорий Константинович. — Но в случае войны придется переходить на военные рельсы. А запаса машин для сельского хозяйства пока нет. Все что производим, сразу идет в дело.