всегда, непонятно: утро сейчас, день или вечер. Привычно нащупав в карманах смартфон и бумажник, Фёдор осторожно сел. В голове тут же загрохотала артиллерия. И проклятая птица заколотилась пуще прежнего. Кое-как он достал сигареты, хотя знал, что первая же затяжка лишь добавит птице ярости. Но закурил и посмотрел на часы. Было позднее утро. Последнее, что Фёдор запомнил – он выливает в рюмку остатки из второй бутылки и медленно выпивает, глядя Зофии в глаза. Сок стоит нетронут. Борщевиков, ухмыляясь, говорит:
– Зизи, кажется, ты проиграла свою честь.
Дальше – знакомая тьма. Будто смерть для неверующего.
От нахлынувшей дурноты комнату перекосило. Фёдор виновато затушил окурок об пол и прошаркал в коридор. Сначала он увидел женскую куртку на вешалке, а под ней маленькие кроссовки. Затем услышал, как в туалете спустили воду. Вышла Зофия, спросила на ходу:
– Проснулись? Как самочувствие?
Ответить Фёдор не успел. Она закрылась в ванной. Держась за стены, он добрался до кухни. Заглянул в холодильник, распахнул шкафчики. Лечиться, конечно, было нечем. Фёдор опустился на табуретку, дрожащими руками сжал дрожащие колени.
– Так как самочувствие? – повторила Зофия, усаживаясь напротив. – Вы стонали во сне.
Фёдор с трудом извлек из себя единственное слово:
– Плохо.
– Да уж вижу, – сказала она. – Я осталась приглядеть за вами. Мало ли что. Рвотой, например, захлебнетесь.
Он выковырнул второе слово:
– Спасибо.
– Все-таки вы алкоголик.
Спорить не было сил, желания и смысла. К тому же Фёдор собирался с силами для главной, как ему сейчас думалось, речи в своей жизни. Начало не задалось.
– М-м-м-м-м, – выдал он. – В-в-в-в-в…
Зофия внимательно смотрела.
«Такого цирка она, наверно, никогда не видала», – прозвучало в голове. И показалось, что это поганая птица научилась говорить.
Фёдор подержал челюсти сжатыми, тяжко вздохнул, приоткрыл немножко рот.
– Вы меня выручили, спасибо.
– Нет, – сказала Зофия. – Это ведь я вас напоила. Какая-то дурь в голову ударила. Еще хотелось немножко вам отомстить.
«Да не перебивай ты! И так не могу говорить».
Чем он заслужил месть, уточнять не стал. И, немножко тявкая, продолжил:
– Еще р-раз вы-ы-ыр-р-р-ручите. Сходите, т-тут м-магазин р-рядом. Иначе ум-м-мру.
Она немного помолчала.
– Может, ну его? Перетерпите? Потом я вас к моему гипнотизеру отведу.
– Это смерть! – слабо выкрикнул Фёдор. – Во мне сейчас смерть сидит!
– Она во всех сидит, ждет, – сказала Зофия.
«Да еби твою мать, а!»
– Ладно, подождите.
– Побыстрее только.
Хмыкнув, Зофия вышла и спустя минуту вернулась с «чекушкой». Поставила на стол перед Фёдором:
– Это от Вовы. Он сказал, точно без этого не обойдетесь.
Фёдор в этот момент готов был расцеловать Борщевикову ноги. Но открыть водку он, конечно, не мог.
– Поможете?
– Что? Открыть?
– И налить куда-нибудь.
Зофия открутила пробку, налила половину кофейной чашки.
– Выпить сами сможете? Вас, как эпилептика, трясет.
– Смогу, конечно.
В этом он сильно сомневался. Но просить красивую девушку вливать водку в его воняющую перегаром и куревом пасть Фёдор не осмелился. Он положил руки на стол, медленно подвинул к чашке и обхватил. Часть водки тут же выплеснулась. Он убрал руки, вдохнул и выдохнул. Наклонился, собираясь схватить чашку зубами за стенку и закинуть водку в рот. И чуть не перевернул чашку подбородком.
– Господи, – сказала Зофия. – Вы в большой беде.
– Там тарелка в шкафчике. Налейте в нее.
Зофия достала и налила. Фёдор нырнул лицом в водку и, возя тарелкой по столу, стал всасывать. Часть попала в ноздри. Носоглотку стало драть. Все это не имело значения. Фёдор высосал и вылизал все до капли. Некоторое время лежал лицом в тарелке, чувствуя, как по телу расползается блаженство.
– Фёдор Андреевич, – позвала Зофия. – Вы живы?
Он ухмыльнулся в тарелку и выпрямился. Вытер лицо.
– Во мне теперь жизни больше, чем во всех роддомах, вместе взятых.
– О, раз метафоры пошли в ход, значит, все в порядке, – сказала Зофия. – Тогда пойду.
– Погодите, посидите немного. Может, кофе вам сделать?
Она пожала плечами:
– Ну сделайте. Могу и посидеть немного.
Фёдор снова порылся в шкафчиках, вспомнил, что кофе у него нет.
– А чаю не хотите? Правда, он в пакетиках. И сахара нет.
– Сложно устоять перед вашей хлебосольностью, но я откажусь.
Он сел, закинул ногу на ногу, закурил. Сигарета показалась удивительно вкусной.
– Скажите, чем дело вчера кончилось? – спросил Фёдор.
– Мы с Вовой вас в такси посадили и домой привезли. Все.
– Не совсем. Сколько я выпил?
– Литр. И потом еще грамм сто на посошок. Удивляюсь, что вы живы.
– Получается, спор я выиграл?
– Какой? А, вы про мою честь? Фёдор Андреевич, вы такой наивный. Свою честь я давно другому мужчине отдала.
– Мужу?
– Вы что, хотите переспать со мной, что ли?
– Хочу обмазать вас медом и облизать.
Зофия встала:
– Теперь точно пойду. Не провожайте. Аванс получите в течение десяти дней. Завязывайте пить. И садитесь уже сценарий писать.
Она вышла. Он метко отправил окурок в мойку. Негромко закрылась дверь, и защелкнулся замок. Увидев в бутылочке остатки водки, Фёдор допил из горлышка. Немного посидел и вышел следом. Нужно было сделать запас. Через час-другой похмельная агония вернется.
Фёдор спускался по лестнице и в такт шагам повторял себе под нос:
– Мудак, мудак, мудак, мудак.
25
Вернувшись, он поставил в холодильник три бутылки водки, сел и уставился в окно. По Львиному мостику прошагал хромой, опираясь на костыль. Вода уносила опавшие листья. Фёдора мутило, но он все равно закурил. По пути в магазин думал: «Куплю одну, буду тянуть по чуть-чуть до завтра, выхожусь, сяду писать». Но у стеллажа с алкоголем вдруг запаниковал, что у него будет всего одна бутылка. На обратном пути завернул в рюмочную и выпил сотку. Какой-то мужик в шляпе, стоявший за соседним столиком, подмигнул ему.
«Был бы ты красивой и доброй бабой», – подумал Фёдор тоскливо.
Выпил одним глотком и направился к выходу. Успел услышать, как кто-то заорал:
– Я местный, понял? В Питере родился, а не в этом сраном…
Вспомнился эпизод из вчерашнего вечера. Кажется, к тому моменту Фёдор выпил уже полторы бутылки и чувствовал себя пассажиром корабля, попавшего в сильный шторм. Борщевиков что-то нашептывал Зофии, поглядывая на Фёдора. Зофия смотрела в окно. К столику подошел седобородый старик.
– Простите, что отвлекаю, – сказал он.
– Что? – повернулся Борщевиков. – Автограф нужен?
– Автограф? – повторил старик, как будто заинтересованно. – А вы артист?
– Заслуженный деятель искусств Чеченской республики и почетный гражданин города Грозный.
– Ох, Вова! – закатила глаза Зофия.
У Фёдора они закатывались сами собой. Но он то и дело усилием воли возвращал их на место.
– Что ж, – сказал старик. – Извольте автограф, раз такое дело.
Борщевиков накарябал что-то на салфетке, немного разодрав бумагу, и сунул старику. Тот было отошел.
– А лишних денег нет, – сказал заслуженный деятель.
Старик задержался и проговорил:
– Вот ведь какое дело. Но как знать, как знать. Предстанем мы с вами перед Божьим престолом, и у кого из нас там спросят автограф, еще неизвестно.
– Отец! – окликнул бородач из-за стойки. – Если туалет нужен, он не работает. Могу воды налить.
– Спасибо, добрый человек, – сказал старик. – Налей мне сюда.
Порывшись в пакете с надписью «Семишагофф», он достал пластиковую бутылочку.
– Прочитал утром в «Фонтанке», вы коллегу своего избили, – сказал Борщевиков. – Чем он вас так огорчил?
Фёдор навалился грудью на стол и выдохнул:
– Своим маленьким хуем!
Что ответил на это Борщевиков, уже не запомнилось.
По набережной проехал велосипедист с большим желтым рюкзаком за спиной. Из-под моста выплыли две утки и селезень. Фёдор достал из холодильника бутылку. Она не успела остыть. Ну и ладно. Сто грамм. Не больше. Завтра надо начинать думать над сценарием. Фёдор налил, выпил, сказал себе, что на этом остановится. Достал смартфон, нажал вызов. Сомневался, что Зофия ответит ему вообще хоть когда-нибудь. Но она ответила:
– Что, Фёдор Андреевич, купили бочку меда?
– Нет. Я извиниться хочу.
– Ого! Это новость. Вы первый, кто ко мне подкатывает яйца, а потом извиняется. Неожиданно.
– Да я просто глупо пошутил, – сказал Фёдор.
– Неужели? Ну допустим.
– Простите меня, пожалуйста. Не держите зла.
– Все хорошо, Фёдор Андреевич. Погодите, вы там, между прочим, не собираетесь самоубиться?
– Нет, конечно.
– Прекрасно. А я написала бухгалтеру. Вам аванс вот-вот переведут. Страшно, конечно, вы можете его спустить.
– Все будет хорошо, – сказал Фёдор.
– Помните, что я говорила? Если огорчите Панибратова, он вам очень плохо сделает.
– К наркологу отправит?
– Кстати, я ведь собиралась вас к моему гипнотизеру отвести. Вы вчера согласились. Позвоню ему.
– Он ваш муж? – спросил Фёдор.
– Гипнотизер? Нет, конечно. Кто вообще в здравом уме выйдет замуж за гипнотизера?!
– Я Панибратова имел в виду.
– Нет, – сказала Зофия. – Завтра позвоню вам. Не теряйтесь.
– Я кое-что понял, – сказал Фёдор. – Помните старика, который вчера к нам подходил? Это был апостол Пётр.
– Фёдор Андреевич, с вами все хорошо? Я не могу приехать, к сожалению. У меня работы много. Может, вы своего друга-режиссера пригласите, чтобы побыл с вами?
– А он не верит в Бога, – сказал Фёдор. – До завтра!
Отключился и налил себе еще. Потом, немного поколебавшись, позвонил Инне. После нескольких гудков включился автоответчик. Фёдор помолчал и нажал отбой. Снова налил.
«Опять напьюсь», – подумал равнодушно.