– Посмотри на меня.
Фёдор посмотрел. А на него со стены за книжной полкой взглянул барельеф лица. По виду обычное, каменное, покрытое известью, но живое, вросшее в стену лицо. Брови его шевельнулись, губы приоткрылись. И только глаза напоминали вареные яйца.
– Здравствуй! – сказало лицо.
Фёдор промчался по коридору, будто за ним гналась стая оголодавших волков, подхватил ботинки и выбежал из квартиры.
29
Ноги сами принесли его в рюмочную. Продолжая держать ботинки в руке, Фёдор заказал сто пятьдесят водки.
– А это зачем? – Раздатчица кивнула на ботинки. – Если хотите этим расплатиться, то лучше сразу на выход.
– Это же не штаны, – нервно ответил Фёдор и достал бумажник. – Деньги есть.
Расплатившись, взял водку, сел за столик и натянул ботинки на сырые носки. В рюмочной, кроме него, был только один посетитель. У окна сидел пьяный усатый мужик лет пятидесяти в униформе работника «Спецтранса». Он вздыхал и время от времени бормотал себе под нос:
– Эх, тары-бары-растабары, едри твою в дышло.
Фёдор выпил залпом и поставил стакан кверху дном. Спустя пару минут пришло неприятное, тошнотное опьянение. Никакого тепла в груди, легкости в движениях и нежности к окружающему миру не было и в помине. Возникло лишь ощущение, что на загривок положили гирю.
Фёдор позвонил Карцеву. Тот не ответил.
«Нажрался там, скотина!»
Кстати…
Он взял еще сто пятьдесят, вернулся за столик и начал сочинять сообщение: «Жень, привет! Слушай, у тебя там в дальней комнате, на стене, обнаружилась какая-то каменная харя, но она живая. Она со мной говорила».
Карцев ответил ему прямо в голове: «Федь, привет! Ты допился! Сиди на месте, я вызываю скорую психиатрическую».
– Если что, на закуску бутерброды есть, – сказала раздатчица.
– Спасибо, – ответил Фёдор и торопливо выпил водку.
И что теперь делать? Позвонить больше некому. И пойти некуда. Снять гостиницу? Бросить все и сбежать домой? Там его никто не ждет. Осталась одна Инна, которая ненавидит его за то, что любит. Но любит ли еще?
Гиря на загривке стала тяжелее.
В рюмочную вошла симпатичная блондинка лет тридцати в длинном светлом плаще. Пройдя по залу, села вдруг напротив Фёдора, подперла кулачком подбородок, тронула пустые стаканчики.
– По сотке? – спросил он.
– Вы – гений! – ответила она.
Фёдор принес. Она выпила, оттопырив изящный мизинец. Фёдор вспомнил нескольких женщин, которые так же оттопыривали мизинец, когда делали ему минет.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Анжела. А вас?
Он хотел соврать, но не понял, зачем это нужно.
– Фёдор. Не уходите, пожалуйста.
– Да я пока не собираюсь.
– Хотите бутерброд?
– Я еще пожить хочу.
– Зачем тогда пьете?
– А вы?
Фёдор пожал плечами и ответил:
– Тот трюм был русским кабаком. И я склонился над стаканом, чтоб, не страдая ни о ком, себя сгубить в угаре пьяном.
– Неплохо. Даже хорошо, – сказала Анжела, глядя в одну точку. – Вы поэт?
– От настроения зависит, – сказал Фёдор.
– Возьмете еще выпить?
Он купил бутылку, которую раздатчица перелила в мутный графин. «Может, она – мое спасение?» – подумал Фёдор. Не про водку, а про Анжелу. Но, в общем, и про водку тоже. Вернувшись за столик, он разлил в стаканчики.
– Интересная фигня, – сказала Анжела. – Пьешь и думаешь: как хорошо пить. А не пьешь и тоже думаешь: как хорошо не пить. Когда не пьешь, хочешь выпить. Когда пьешь, хочешь бросить.
– Эпохальный парадокс, – сказал Фёдор. – Можно у вас переночевать?
– Я-то не против. Но я у парня живу. Он вряд ли согласится.
Кто-то зашел в рюмочную. Анжела вяло оглянулась:
– А вот и он. Легок на помине. Долго жить будет. Богатым будет. Что там еще принято говорить?
Ее парнем оказался Попцов. И Фёдор даже не удивился очередной встрече со старым знакомым.
– Зиночка, вот ты где, – сказал Попцов, садясь.
Он кивнул Фёдору так, будто бы они тут встречались каждый божий день.
– Я же просила называть меня Анжела, – ответила та сквозь зубы. – Я, нахуй блядь, зачем паспорт поменяла?
Она стукнула кулачком по столу.
– Извини, – ухмыльнулся Попцов. И повернулся к Фёдору: – А я вам пишу, пишу, вы не отвечаете.
– Что пишете? – спросил Фёдор.
– Ой, а можно угоститься?
– Пейте, конечно.
Попцов воспользовался одним из пустых стаканчиков. Налил больше половины и выпил в два глотка. Поднялся, сходил к раздаче и вернулся с тарелкой, на которой лежали три бутерброда с рыбой.
– Прошу тебя, Максим, не рискуй.
– Не волнуйся, Анжелочка. Во мне столько всего побывало. И жив, как видишь.
Он спокойно слопал бутерброд.
– Так вот, Фёдор Андреевич, писал я вам по поводу Ивана Сергеевича, конечно.
– А, дуэль, – ответил Фёдор, наливая себе. – Ну я готов, конечно же. Будем биться.
– Погодите. Каргополов хочет с вами встретиться и поговорить. Выяснить, в чем ваши претензии к нему.
Фёдор хотел ответить, что претензии такие: Каргополов – бездарь, пошляк, выскочка и кретин. Но стало лень. И он просто молча выпил.
– Так что? – спросил Попцов.
– Давайте встречаться. Только вряд ли вашему Ивану Сергеевичу это понравится.
– Отлично! Когда?
– Да хоть сейчас. Пусть сюда идет.
– Он в Комарово. Но на днях вернется.
– Роман там, что ли, новый пишет?
– Новый роман уже написал. А сейчас пишет совсем новый. В отличие от вас.
Попцов хохотнул и тронул Анжелу за локоть. Она уже спала, положив голову на руки.
– Я тоже пишу, – сказал Фёдор. – Вы обосретесь все.
– Было бы здорово. Лучше от романа, чем от этих бутербродов. Зина-то права была. Вкус у этой рыбы… Не знаю даже, с чем сравнить. Помню, лет восемь назад я одной алкашке отлизывал на Ярославском вокзале…
– Что? – подняла голову Анжела.
– Анжелочка, как ты себя чувствуешь?
– Не очень что-то. Тошнит. Спать хочется.
– Сейчас домой пойдем. Или такси вызвать?
– Такси, – выговорила Анжела и снова опустила голову.
– Вот вы сволочь все-таки, Фёдор Андреевич. Напоили мою любовь до такого безобразия.
– Можно с вами? – спросил Фёдор.
– В каком смысле?
– Домой к вам.
– Ах вы, шалун! Тройничок себе небось нафантазировали? Но вы же видите, до чего довели девушку. Сами виноваты, сами. Поэтому вынужден отказать.
– Ладно, – сказал Фёдор.
– Знаете, на Карповке есть одно хорошее место, чистое, недорогое. Они там все сделают, что захотите. Даже роман за вас напишут.
Попцов снова расхохотался и долго не мог успокоиться. Фёдор успел выпить. Посмотрел на бутерброд. Но рисковать не стал. Смерти он не боялся. А вот понос его пугал.
– Вам дать их телефон? – спросил Попцов, успокоившись.
– У меня есть.
– Вот как? Поздравляю, вы тут быстро осваиваетесь. Подрались с одним из лучших писателей, отыскали бордель, запили. Переезжайте, короче говоря, в Петербург навсегда. Город вам подходит.
– Мне не нравится этот город, – сказал Фёдор. – Тут воздуха нет.
– И солнца тоже. Привыкнете. Что в вашем Скотопригоньевске делать?
– Дышать и на солнце смотреть.
– Скука!
Попцов порылся в смартфоне и сказал:
– Четыре минуты, белая «киа», сто восемьдесят девять. Анжела, нам пора.
Его возлюбленная неожиданно резво поднялась и зашагала к выходу.
– Увидимся, Фёдор Андреевич, – сказал Попцов. – Тем более живем рядом.
Потом Фёдор допивал в одиночестве водку. В рюмочную заходили посетители, садились, пили, вставали, уходили. Смеялись. Кричали. Из-за двери донеслись звуки драки. Вечер был в разгаре. И вокруг кипела инфернальная жизнь. Фёдор все не мог как следует опьянеть, чтобы забыть про каменную рожу, сценарий, Инну, теленка, приговоренного к смерти. Но и пить он уже был не в силах. Не лезло. Остатки водки и бутерброды отдал каким-то пропойцам. Выйдя на улицу, позвонил Зофии.
– Я ужасно злая, – сказала она. – Не хочу с тобой разговаривать.
– Мне некуда пойти.
– Да, слышала уже сегодня.
– В прямом смысле. Я стою на улице. Мне страшно. У меня дома на стене какая-то рожа появилась. Можно я к вам приеду?
– Конечно нет!
– Дай мне тогда номер Антона.
– Может, лучше психиатра и нарколога?
– Нет, Антона.
– Если ты не напишешь сценарий, Панибратов тебе отрежет ногу. Я серьезно. Я спросила его, что он сделает, если ты не выполнишь условия договора. Он сказал, что отпилит тебе ногу электролобзиком.
– Это ладно. Деревянную куплю.
– Раз шутишь, значит, с ума еще не сошел.
– Тоже думаю, что вменяем.
– Боюсь, это ненадолго.
– Не то чтоб разумом своим я дорожил, не то чтоб с ним расстаться был не рад…
– Так! Заканчиваем разговор.
– Пришли номер Антона.
Зофия отключилась. Но спустя полминуты прислала эсэмэской номер Антона. Фёдор набрал.
– Можешь мне дать тот адрес на Карповке? Или телефон? Как туда попасть?
– Дать могу, – ответил Антон. – Только у них сейчас все забито. В смысле много желающих. Сам собирался.
– Жаль.
– Погоди, я тебе сейчас пришлю контакты. Далеко, правда, ехать. Но там тоже неплохо. Хорошая, душевная девушка живет.
– Давай, – согласился Фёдор.
Антон прислал и зачем-то к номеру телефона добавил эмодзи в виде расколотого сердечка.
30
Молчаливый таксист привез его на окраину города. По дороге Фёдора укачало, развезло, а радио «Эрмитаж», которое предпочитал слушать водитель, убаюкало. Задремав, он увидел зыбкий сон, в котором пытался оторвать лицо со стены. Оно кричало. Потом обернулось лицом Инны. Фёдор упал на колени, заплакал и проснулся от собственного всхлипа. Машина, светя фарами, въезжала во двор панельного дома. Из магнитолы играл тихий джаз. Перед капотом пробежал мальчик с собачкой на руках. Водитель резковато тормознул и тихо проматерился.
– Какой подъезд? –