– Федя, привет! Слушай, не могу сейчас говорить. Мне сосут. Не хочу отвлекаться.
– Поздравляю, Женя.
– Спасибо.
– Я быстро. У тебя в квартире на стене появилась какая-то рожа, которая со мной разговаривала.
– У меня? О-о-ох! Пониже языком… Слушай, у меня тут все нормально. Никаких рож на стене.
– Я про квартиру бабушки Биби.
– Не обращай внимания. Все в порядке. Живи и ничего не бойся. Пиши сценарий.
– Я не хочу туда возвращаться.
– Федя, едри твою мать!
Раздался женский голос:
– Ты с кем там базаришь?
– Не отвлекайся, – ответил Карцев. – Я уже заканчиваю. Разговор в смысле.
– Что мне делать, Жень? Куда пойти?
– К наркологу, Федь. Серьезно. Завяжешь пить, и рожи со стен исчезнут, и страхи, и все-о-о-о-о… остальное.
– Хорошо. Я тебя понял.
– Правда понял?
– Правда понял.
– Я позвоню попозже. Не теряйся.
Фёдор допил второй. Открыл телеграм. Инна заходила только что, но ничего не написала. Он удалил свое сообщение, кинул пустую фляжку в урну. Хотел, чтобы она разбилась. Но она не разбилась, а только громко звякнула.
Кто-то окликнул его сзади. Фёдор тяжеловато повернулся. К нему неторопливо шли двое полицейских.
– Дядь, ты охренел – пить на детской площадке? – спросил один.
Им обоим было лет по двадцать. Годились ему в сыновья.
– Иди-ка сюда, – сказал другой.
Фёдор медленно поднялся, побежал на заплетающихся ногах, зацепился и упал в песочницу. Послышался хохот. Полицейские смеялись, будто счастливые дети. И не гнались за ним. Он снова побежал, продрался сквозь кусты, топнул в лужу, свернул за угол дома и потерялся во дворах.
Часть вторая
1
Кто-то трогал его за лицо грубыми руками, шарил по телу, залезал пальцами в карманы. Поборов пьяный морок, Фёдор вытащил себя из темной ямы, разлепил веки и попытался подняться. Рядом с ним на кровати сидел всклокоченный бородатый мужик непонятного возраста. Глаза его заплыли и превратились в две слезящиеся щелки. Вонял он страшно.
– Ты кто? – спросил Фёдор и немного испугался.
Голос звучал как воронье карканье.
– Тихо, родной, – ответило это чучело. – Все нормально будет.
Повернувшись удобнее, Фёдор столкнул его ногой. Мужик грохнулся на пол и слабо проматерился. Фёдор сел, схватился за больную голову. На полу лежали тела. Повсюду стояли пустые бутылки – на столе, на шкафу и на прикроватной тумбочке. Комната была чужая, маленькая, захламленная. Фёдор заметил на стене фотографию девочки лет семи, в школьной форме с кружевами, белыми бантами, вплетенными в косы. Она держала букет цветов и улыбалась. Мужик ползал по полу и обыскивал тела. Они вяло шевелились. Потом поднялся, стал перебирать бутылки и выливать в рот оставшиеся капли.
Фёдор понятия не имел, как тут оказался. Последнее, что запомнилось, как бежал от полицейских, а потом допивал водку, спрятавшись за гаражами. Когда это было? Вчера? На прошлой неделе? В другой жизни?
– Ты кто? – повторил Фёдор.
Одно из тел на полу застонало.
– И где я?
Мужик перебрал бутылки, отодвинул штору и выглянул в окно.
– Хорошее утро, – сказал он. – Будь оно проклято!
Внезапно Фёдор опознал в нем верлибриста Колю.
«Если его посадить в клетку в зоопарке и написать „Чупакабра“, никто не заметит разницы», – пришла в голову ленивая мысль.
А потом подумалось, что его самого, наверно, можно уже сажать в соседнюю клетку.
– Коля, – окликнул Фёдор.
– Ну.
– Ты Коля?
– Ну не Оля же, еби тебя в ухо! – крикнул верлибрист.
– Где я?
– Дома у меня. А бабка в больнице.
– Какая бабка?
– Моя, какая еще.
«Наверно, отлупил ее, чтобы пенсию забрать».
Фёдор слез с кровати, наступил кому-то на ногу и рухнул обратно.
– Как я тут оказался, Коля?
– Ногами пришел.
– А давно?
– Я помню, что ли?
Одно из тел поднялось, зашаталось, схватилось за шкаф и сползло на пол. Посыпались пустые бутылки. С некоторым трудом Фёдор различил, что тело – женское. Лицо, впрочем, уже мало походило даже на человеческое. Будто побывало в огне. Но так, пожалуй, и было. Огонь тот был сорокаградусным и годами полыхал внутри. Затошнило. Надо было уходить, пока сохранились еще остатки разума. Он обшарил карманы. Бумажника не нашлось. И часы пропали. Телефон, впрочем, был на месте. Разряженный, с растрескавшимся экраном.
– Где кошелек мой? – сказал Фёдор, вставая.
Сначала Коля таращился в угол. Потом пожал плечами:
– Я знаю? Где оставил, там ищи.
Как с этим спорить, Фёдор не знал. Он перетряхнул вонючее, влажное постельное белье, заглянул под кровать. Там лежала голова женского манекена с дырой во лбу, стояла обгорелая кастрюля, валялись пустые бутылки. Фёдор перевернул несколько тел, брезгливо обшарил карманы. Нашел лишь чей-то паспорт, весь слипшийся от пролитого пива или мочи.
Длинно позвонили в дверь. Коля встрепенулся:
– Это Семён, точно! Может, бутылку принес.
И, подергиваясь, вышел. Фёдору представилось, что явился забойщик с мясокомбината, принес друзьям свеженинки. Из коридора послышались неразличимые крики, потом брань, какой-то свист и тело. В комнату вбежал человек в черном. В руке он держал кнут.
– Ага, суки!
И стал хлестать во все стороны. Фёдор попятился, встал за занавеску. Тела стонали, матерились, пытались выпрямиться.
– Я вас, гниды, тут всех поубиваю!
Квартира была на первом этаже. За окном лежал унылый двор окраинной многоэтажки. Фёдор с треском распахнул ссохшуюся раму и влез на подоконник. Двигаться быстро и ловко не получалось. Он чуть не грохнулся назад. Гость его заметил и от души стеганул. Под лопатками полыхнула боль.
Фёдор изогнулся, уцепился за раму и спрыгнул. На дрожащих ногах, упираясь рукой о шершавую стену, поплелся вдоль дома прочь. Спина взмокла, то ли от пота, то ли от крови. Перед глазами вспыхивали огоньки. Сердце стучало так, будто хотело пробить грудь и убежать подальше от своего нерадивого обладателя. Слышались вопли пришедших в себя алкашей. Сначала из окна вылетел телевизор, грохнулся об асфальт и раскололся, выпустив облако пыли. Потом стали выпрыгивать иссеченные кровавыми полосами люди. Они разбредались, хромая, скуля и матерясь. Человек с кнутом вскочил на подоконник и заорал на весь двор:
– Пидорасы!
Преследовать он никого не стал.
Фёдор свернул в арку. Добрел до детской площадки в соседнем дворе и обвалился на лавочку. Неподалеку гуляла женщина с мальчиком лет пяти и бойким джекрассел-терьером. Малыш показал на Фёдора пальцем. Джек подбежал и вцепился зубами в штанину. Сил отгонять его не было. Не было сил даже устало выматериться.
Женщина прикрикнула:
– Дима, фу! Дима, назад!
Пес отпустил слюнявую и пожеванную штанину, несколько раз тявкнул и вернулся к хозяйке. Она пристегнула к ошейнику поводок, отдала мальчику и подошла ближе. Дима сопроводил ее лаем. Встав на безопасном расстоянии, достала из сумочки смартфон и навела на Фёдора объектив камеры.
– Что вы делаете? – выговорил Фёдор.
– Ребят, тут на детскую площадку бомж пришел полежать, – сказала женщина в экран. – Наверно, из двенадцатого дома. Там есть притон для алкашей и бомжей. Вся перхоть туда собирается. Из-под него еще кровь течет. Видно? Надо будет скамейку обработать. Вдруг он спидозник?
Фёдор смотрел на нее глазами умирающей собаки, но это ее не тронуло.
– Чего, ребят, вызываю полицию?
Она опустила смартфон, потом поднесла к уху.
– Здрасьте, тут на детской площадке лежит, типа, человек. Живой, да. Но он в крови. Явно невменяемый. Проспект Культуры. Да, такая вот культура…
Фёдор закрыл глаза. Он подумал, что, может, получится помереть до приезда полиции. Не самый плохой вариант. Вряд ли они его опохмелят, умоют, утешат и отвезут домой. Он даже слегка поднатужился, пытаясь как-нибудь приблизить смерть. Ничего, конечно, не получилось. Лишь сердце похмельно клокотнуло.
Двое полицейских пришли пешком всего через пару минут. Видимо, отдел находился в соседнем дворе.
– Это я вас вызвала, – сказала женщина. – Поглядите.
Они поглядели на Фёдора.
– Здравствуй, радость моя, – сказал тот, что был постарше. – Отдыхаешь? Устал? Захотелось полежать? А надо встать на ножки и идти с нами. Шажок за папу, шажок за маму. Ну, сможешь?
– Слышал, что сказал товарищ прапорщик? – скучно вмешался второй, молодой. – Поднимайся давай.
Фёдор шевельнулся, попробовал опереться рукой о край скамейки. Рука больно соскользнула. И он сполз еще ниже.
– А кровь? – спросила женщина. – Кровь видите?
– Кровь видим, – ответил прапорщик. – Но крови мало. И, возможно, она чужая.
– Ужас.
Она отступила.
– Поднимаем? – спросил молодой.
– Ну что ж делать, придется.
Опытный прапорщик натянул голубые латексные перчатки. Молодой напарник уныло посмотрел на свои беззащитные голые ладони. Фёдора грубовато поставили на ноги и повели.
– Спасибо! – крикнула вдогонку женщина.
– Наручники, может? – спросил молодой.
– Да он же не буйный. Ты же не буйный?
Фёдор слабо мотнул головой.
– Похмелиться хочешь?
– А у вас есть? – смог заговорить Фёдор.
– У нас все есть. Но тебе не положено. Плохо себя вел.
– Валерий Дмитриевич, а у него на спине рана.
Прапорщик посмотрел, замедлив шаг.
– Это, наверно, Петька Молотков алкашей опять гонял. Неуловимый мститель, мать его так! Санитар леса хуев! Ничего, царапина! Душа моя, ты как себя чувствуешь?
– Худо! – сказал Фёдор.
– Ну что ж, надо потерпеть. Ты же мужик!
Отделение и правда оказалось в соседнем дворе. Верещала рация в дежурной части. На скамейке сидели мрачные люди. Дежурный оглядел Фёдора:
– И что с тобой делать, чучело?
– Я не чучело. Меня обворовали, – ответил Фёдор. – Помогите.
– И что украли? Лобковых вшей? Козявки из бороды?