– Отлично. Не заблудитесь? Может, встретить вас?
– Все хорошо. Я найду.
Однако адрес магазина пришлось смотреть в «Яндекс Картах». Инна вышла из комнаты, когда он уже надел ботинки.
– Федя, не наделай глупостей, – сказала она.
– Все будет хорошо, – ответил он.
И ошибся.
20
«Мамлеев» занимал помещение первого этажа желтой пятиэтажки, в одном из переулков недалеко от Невского проспекта. Фёдор добрался туда от дома пешком за полчаса. У входа курил невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти, с коротко стриженной круглой головой и немного неряшливой бородой. Увидев Фёдора, он вяло помахал:
– Нормально добрались?
– Без приключений, – ответил Фёдор. – Вы Родион?
– Ну да. Мы с вами виделись на «Нацбесте», когда вы в финале были. Я к вам подошел познакомиться, а вы спросили, нет ли у меня ножа.
– Не было?
– Тогда не было, а теперь есть.
Родион достал из кармана штанов складной нож и выщелкнул лезвие.
– Так что, если понадобится…
Он спрятал ножик и показал пальцем на соседствующий с «Мамлеевым» алкомаркет:
– Продаю книги, чтобы вот их содержать. Идемте, выпьем немного.
– Я не пью, простите, – сказал Фёдор.
«Зачем я извиняюсь?»
На двери магазина висели два небольших плакатика. На одном была изображена буква «Z» на фоне георгиевской ленточки, на другом была лаконичная надпись «No war!».
– Это я придумал, – сказал Родион. – Концептуально, правда?
Фёдор пожал плечами.
Через просторный зал с книжными полками они прошли в скромный кабинет. Там стояли письменный стол, диванчик, кожаное кресло и старый советский сервант. На стене висели фотографии Мамлеева, Лимонова, портрет Достоевского кисти Перова и множество картинок с голыми женщинами. Родион достал из серванта коньяк.
– Может, все-таки граммульку для храбрости?
– Да мне вроде не страшно.
– А за встречу?
Фёдор посмотрел на часы. До начала вечера оставалось больше часа.
– Рановато я пришел.
– И пить не хотите.
«Хочу. Ты себе даже не представляешь, как сильно».
Родион налил половину стакана и залпом выпил. Налил еще половину и сел за стол.
– Над чем работаете сейчас? – спросил он.
– Давайте подождем. На вечере отвечу на все вопросы, – ответил Фёдор, глядя на стакан в руке книготорговца.
– Блин! Трезвый вы такой скучный. Уж извините.
– Все в порядке.
– А я ваших книг хотел заказать, но их, оказывается, уже нет на складах. Немного на «Озоне» нашлось, но стоит невменяемых денег.
– М-да, – сказал Фёдор.
Родион выпил, сходил к серванту.
– Точно не будете?
– Не буду, спасибо.
Потом они молчали. Фёдору было тягостно и хотелось уйти. Он уже жалел, что не послушал Инну и не отказался от дурацкого выступления. Родион копался в смартфоне, что-то смотрел в ноутбуке, щелкал мышью, печатал, ходил к серванту. Фёдор прикинул, что за каких-то полчаса этот парень уговорил грамм триста. Но пока был вменяем. В какой-то момент он сказал:
– Мне очень нравятся ваши книги. Особенно первый роман. Вещь!
– Спасибо.
– Но и другие отличные. Жаль, вам тогда «Нацбест» не дали.
– Чего теперь жалеть.
– Я даже не вспомню сейчас, кому дали.
– Каргополову.
– Да, точно, – покивал Родион. – Я его приглашал, кстати, выступить. Он попросил гонорар, пятьдесят тысяч. Нормально? Але, дядя, у меня тут независимый книжный, а не золотые прииски!
Он стукнул кулаком по столу, заметил, что стакан пуст, и нетвердой походкой ушел к серванту.
– И книжки его никто не покупает, – сказал он, наливая. Плеснул немного на руку, облизал. – Я заказал три его книжки. Они так и лежат.
Месяц назад Фёдор бы выпил с этим парнем на брудершафт и расцеловал в щеки, покрытые шерстью. Но сейчас он не чувствовал ничего, кроме скуки. А Каргополов показался вдруг искусственным, третьестепенным персонажем. Родион продолжал говорить что-то еще. Язык его заметно заплетался. Фёдор не слушал. Ему представилось, что на встречу придет Зофия, сядет в первом ряду. И он будет сгорать от стыда. А потом придет Инна. Они вцепятся друг другу в волосы. Хотя с какой стати Зофии вцепляться в волосы Инне? Она ее даже не знает. Да и Инна вряд ли полезет в драку, даже если поймет, кто перед ней. Но какую-нибудь гадость точно скажет. Например: «А, это ты, та самая блядь, с которой мой мужик ходил в зоопарк? Странно, что тебя оттуда выпустили». Это она может. Только ни та ни другая, конечно, не придут.
От дурацких мыслей отвлек тихий храп. Родион лежал на диване в позе эмбриона. Наполненный наполовину стакан стоял на подлокотнике. Из открытого серванта на Фёдора смотрели бутылки. Он встал и вышел из кабинета. В зале никого не было. Только за кассой скучала рыжеволосая девушка лет двадцати. Она сдержанно улыбнулась Фёдору.
– Вы не знаете, модератор будет? – спросил он.
– Так Родион же.
– Он спит.
– Не волнуйтесь. Я разбужу его.
– Может, не стоит?
– Он расстроится, если все пропустит.
– Было бы что пропускать.
Фёдор решил, что рыжеволосая девушка начнет убеждать и успокаивать его, что встреча пройдет лучше не придумаешь, соберется толпа людей, но она спросила:
– Думаете, не придет никто?
Он пожал плечами и подумал, что будет неплохо, если никто не придет. Тогда он вернется домой, съест приготовленный Инной ужин, а потом они лягут смотреть какое-нибудь кино. Вчера смотрели по выбору Инны «Жертвоприношение» Тарковского. Фёдор засыпал раз шесть. Теперь была его очередь выбирать. Но он не знал, что выбрать. Посмотрел на рыжеволосую девушку и спросил:
– Какое кино вы бы хотели посмотреть?
– Не знаю. Вы меня в кино, что ли, приглашаете? Так там сейчас одно старье крутят. И вообще, я с Родионом как бы.
– Пойду прогуляюсь, – сказал Фёдор.
– Но только возвращайтесь. Я уверена, народ соберется. И все пройдет круто.
Он улыбнулся ей и вышел на улицу. Переулок был безлюден. Никто не спешил на его вечер. Может, пересмотреть «Осенний марафон»? Или «Криминальное чтиво»? Или ничего сегодня не смотреть, а заняться с Инной сексом. Фёдор закурил и стал разглядывать окна дома напротив. На втором этаже сидела черно-белая кошка. На четвертом этаже старушка в голубом переднике поливала из железного чайника растения на подоконнике. Другие окна были пусты. Фёдор докурил и решился сбежать. Он написал Инне сообщение: «Кажется, встреча не состоится. Я ухожу». Почувствовал вдруг себя школьником, удирающим с уроков. И это чувство ему понравилось. Оно напоминало катание на американских горках. Бывшие алкаши часто подсаживаются вместо алкоголя на адреналин, это известно. Фёдор, правда, сомневался, что уже стал бывшим. Он зашагал по переулку, думая, что не много же ему надо – всего-то сбежать с собственного вечера. Вспомнил, как, учась в третьем классе, рванул было после перемены на свободу, но учительница математики, которая дежурила по школе и стерегла бегунков, подкараулила его за дверью и схватила за ухо. Он заорал от боли. Но эта ведьма не отпускала, крутила ухо горячими, острыми пальцами и свистела одно слово, его фамилию: «С-с-собакин, С-с-собакин, С-с-собакин».
– Собакин! – раздалось наяву.
Навстречу шел, улыбаясь, Попцов.
21
В конце концов она отпустила его ухо, и Фёдор побежал навстречу осеннему солнцу, обливаясь слезами боли и обиды. Что-то она кричала ему вдогонку, но это уже не имело значения…
– Собакин, – повторил Попцов. – Фёдор Андреевич, я к вам. Что, не ждали?
Он вытянул руку, будто шлагбаум, и шагал так метров десять, что их разделяли. Вцепился Фёдору в ладонь и долго тряс.
– Здрасьте-здрасьте. Дайте сигарету. Как ваше ничего? Хотите выпить?
Попцов достал из кармана плаща фляжку.
– Где пропадали? Я вам пишу, пишу, а вы даже не читаете. Уже решил, свалили в Казахстан или Грузию и сменили национальность.
Он захохотал, отхлебнул, закурил.
– Дел было много, – ответил Фёдор.
– Какой вы нынче свеженький, – сказал Попцов. – Прямо наливное яблочко. Хотите?
Он протянул фляжку.
– Я в завязке, – сказал Фёдор.
– Это не водка. Самогон. Очень хороший. Знаете, кто гнал?
– Вы?
– Нет. Сельдин. Он решил бросить писать и стал самогонщиком. Видели бы вы, что у него дома творится. Натурально спиртзавод! Везде бочки с брагой. Шипят, пенятся. Знаете, он недавно роман выпустил? Хреновый, но дело не в этом. На весь гонорар купил дрожжей и сахара. Целую машину. Он уверен, будет военное положение и сухой закон. Ну, попробуйте глоток хоть.
Попцов сунул флягу Фёдору под нос. Тот отшатнулся.
– Это вы зря, зря. Пьянство лечит душу. Я не пил две недели. И знаете что? От меня баба ушла. Говорит, с трезвым невозможно. Ну ушла и ушла. А вы?
– Что я?
– Как поживаете?
Фёдор пожал плечами:
– Нормально.
– Вы какой-то скучный и угрюмый. Как выступать будете? Вся публика сбежит. Сначала уснет, потом сбежит.
Попцов снова захохотал, отхлебнул, прослезился.
– Ох, Михаил Анатольевич не жалеет градусов.
– Боюсь, никто не придет, кроме вас, – сказал Фёдор. – Там сейчас никого нет.
– А меня вам мало? – подмигнул Попцов.
Дождь припустил сильнее. Крупная капля упала Попцову на сигарету и зашипела. Он скривился. Спросил:
– А вы небось собирались сбежать? А я вас поймал?
– Просто вышел прогуляться.
– Идемте внутрь. Я теперь вас не отпущу.
Попцов выкинул мокрую сигарету. Они зашли в магазин. Рыжеволосая девушка расставляла складные стулья.
– А помните, вы мне тройничок предлагали? – спросил Попцов.
– Не помню, – буркнул Фёдор.
– Вели себя как негодник. Я-то все помню. Мотя, привет!
– Здрасьте, – ответила рыжеволосая девушка.
– А где Родион?
– Спит. Разбужу его к началу.
Фёдор сел в кресло. Попцов рассматривал книги на полках. Мотя закончила со стульями и вернулась за кассу.