– Вперед!
26
Мелькнула мысль изобразить сердечный приступ и уехать отсюда на скорой помощи. Фёдор даже чуть-чуть сморщил лицо, дотронулся до груди и издал тихий стон. На остальное не хватило ни сил, ни актерских способностей. К тому же наверняка Морковников и не такие спектакли наблюдал в этом кабинете.
– Прямо тут писать? – спросил Фёдор.
– А что такого? Знаете, сколько тут всего пишут? Такие истории! На днях один мужик писал объяснительную, почему его собутыльник с девятого этажа прыгнул.
– Почему же? – заинтересовался Фёдор.
– На спор. Надел два зимних пальто и прыгнул. Говорил, не разобьется.
– Разбился?
– Ну конечно, разбился.
– Давно я не писал от руки.
– Ничего, справитесь.
– Можно позвонить?
– Вы пишите, пишите. А как напишете, пойдете на все четыре стороны. Чем быстрее, тем вам же лучше. Чаю еще хотите? Может, коньяка?
– Можно мне мои сигареты?
Морковников вышел из кабинета и запер дверь на ключ. Фёдор кинулся к окну, подергал замок на решетке. Тот был крепок. Пришла безумная идея – найти пистолет и прорываться с боем. Но сейф был заперт. А в ящиках стола не было ничего, что помогло бы выбраться на свободу. Поддельные сигареты, пачка чая, сахар, конфеты, канцелярщина, книга Каргополова «Верблюжьи звезды» и старый порножурнал. Фёдор обратил внимание на компьютер. Можно было написать Инне письмо. Только он не помнил пароль от собственного почтового ящика, да и ее адрес он не помнил. И какие остались варианты, чтобы сбежать отсюда? Он посмотрел на тетрадку. Написать рассказ этому дураку? Сойдет любой бред. Все равно он ничего в этом не понимает. Фёдор вернулся на свое место. Пришел Морковников, кинул пачку на стол.
– У меня тут сейчас будет разговор. Но вы не помешаете. Пересядьте на диванчик. Вам там удобно будет. Я вообще в туалете часто пишу.
Фёдор сел на диван. Попробовал сосредоточиться. Как назло, в голову ничего не приходило. Он нарисовал человечка – кружочек, длинная палочка и еще четыре короткие палочки.
В дверь коротко постучали. Зашел невысокий мужичок в кожаной куртке. В руке он держал переноску для домашних животных. Внутри что-то шевелилось и шуршало. Фёдору представился клубок змей.
– Здрасьте, – сказал мужичок.
– Привет, – ответил Морковников. – Показывай.
Он открыл дверцу и достал большого пестрого петуха. Тот важно прошагал по столу, потрясая малиновым гребнем.
– Молодой и сильный, – сказал мужичок. – Две победы досрочно. Кличка Рэмбо.
– Ничего такой, – сказал Морковников.
– Ничего! Лучший, что есть! Сам его боюсь.
Рэмбо чуть присел и длинно испражнился на стол.
– Видели? – спросил мужичок. – Правду говорю.
– Ладно. Беру. Суй назад.
– Теперь он ваш.
Морковников взял петуха и осторожно засунул в переноску. Мужичок ушел.
– Как ваши успехи?
Фёдор таращился на чистый лист.
– Вы меня отвлекаете.
– Изнежились вы, – проворчал Морковников.
Он достал смартфон.
– Катенька, привет! Это я, твой лизунчик. Подарок тебе купил. Еще не свадебный. Просто подарок.
Фёдор привстал, сел, посмотрел в угол, пытаясь вспомнить первую фразу. Это ему удалось. Он начал писать. Кроме первой фразы, он больше ничего не вспомнил и остальное сочинял сам. Строчил как заведенный. С непривычки натер небольшую мозоль на среднем пальце.
– Пошло дело, – сказал довольный Морковников. – А то месяц, месяц.
– Можно чаю?
Пока дописал, он выпил четыре чашки чая и выкурил полпачки сигарет. Закончив, почувствовал такое опустошение, что готов был уснуть прямо здесь. Захотелось красивым жестом кинуть тетрадку, чтобы она спикировала на стол прямо под нос Морковникову. Но Фёдор знал, что в реальности она улетит куда-нибудь в угол.
– Я написал, – сказал Фёдор.
– Так несите же скорей сюда!
Морковников стал похож на ребенка, к которому пришел Дед Мороз. Он суетливо открыл тетрадку, прочитал вслух первую фразу:
– «Дом стоял в конце улицы и был высокий и красный».
И заметно поскучнел. Дальше читал про себя. Но недолго. Захлопнул тетрадку и отбросил. Она улетела на диван.
– Что это? – спросил Морковников.
– Ваш рассказ, – сказал Фёдор. – Я решил восстановить его.
– Знаете, как это называется? Плагиат. Я таким не занимаюсь.
За окном стемнело. Но Фёдор заметил это только сейчас.
27
Морковников вернул его в «коптильню». Положил на топчан тетрадку. Пощелкал пальцами.
– Вдруг на вас ночью вдохновение… как это слово… снизойдет? Да? Снизойдет. Но лучше отдохните, выспитесь. Завтра продолжим.
Закрывая дверь, добавил:
– Ой, нет. Послезавтра. Завтра меня не будет.
– Скотина! – сказал Фёдор.
Морковников вернулся и отвесил ему жгучую оплеуху.
– Во всем, что с вами происходит, виноваты только вы! И больше никто!
Он вышел и погасил свет. Но тут же включил. Фёдор стукнулся лбом о стену. Стало больно. Больше он не стукался. Лег на спину. Потом вскочил и изорвал тетрадку на куски. Куски изорвал на клочки. Никакого утешения это не принесло. Хотелось в туалет, но никто не приходил и не предлагал ему оправиться. Правда, остались две пустые бутылки. Фёдор помочился в них, не очень ловко. Немного обрызгал штаны и пол. Бутылки он спрятал под топчан.
В голову лезли тоскливые мысли: «Как я сюда попал? Что меня сюда привело? Случайность? Закономерность?» и «Неужели он прав? Я сам во всем виноват?».
Фёдор пожалел, что порвал тетрадку. Можно было попробовать что-то написать. Например, какой-нибудь свой старый рассказ. Их у него было много. И половина неизданные. Идиот! Как ему это не пришло в голову сразу?! Оставалась ручка. Но что с ней делать? Воткнуть себе в ухо? Написать рассказ на теле? А потом содрать кожу и швырнуть этому гаду в рожу? Это было бы лучшее зрелище, которое Морковников видел в своем кабинете.
Спать не получалось. Никто не приходил. А свет становился все ярче. Пришла паника. Он подумал, что Инна покончила с собой. Ему назло. Утопилась в канале Грибоедова. Намотала на шею провод утюга, сунула под мышку микроволновку и прыгнула с Львиного мостика, распугав уток. Фёдор стал колотить в дверь. И орать. Никто не явился. И силы ушли окончательно. Он доковылял до топчана. Заболело в груди. Инфаркт? Вот потеха, если и правда он уедет отсюда на скорой помощи. Но вряд ли. Скорей умрет. Тоже неплохой подарок этому гаду. Пусть возится с трупом и объясняется потом. А мертвый Фёдор будет над ним смеяться. Даже из могилы будет хохотать. И приходить по ночам. Залезать холодными руками под одеяло и щекотать пятки.
Фёдор уснул.
Разбудил его щелчок замка. В дверях стоял невысокий, квадратный человек в форме.
– В туалет надо?
– Нет. Сколько времени сейчас?
– Утро.
– Позвоните Морковникову. Пусть приедет.
– Еще пожелания есть?
– Мне нужна бумага.
– В смысле? Ты тут навалил, что ли?
Квадратный человек просунул голову и принюхался.
– Мне нужна бумага, чтобы писать, – сказал Фёдор.
– Писать? – Он задумался, сочиняя остроумный ответ. – Писать вредно.
Закрыл дверь и погасил свет.
И Фёдор снова пожалел, что лишил себя бумаги. Он мог бы написать пару сцен для сценария. Пока идея не скисла. А она уже потихоньку портилась. Начинала казаться глупой и неинтересной.
Квадратный человек вернулся через несколько часов, принес бутылку воды и упаковку галет.
– Простите, – сказал Фёдор. – Как вас зовут?
– А что?
– Можно позвонить?
– Нет. И как меня зовут, не твое дело.
Фёдор съел половину пачки и выпил воду. Подумал, что, наверно, уже день. И это был его обед. А завтрак не дали. Интересно, что будет на ужин?
Квадратный человек принес контейнер с дошираком:
– Это от капитана Морковникова.
– Он здесь?
– Нет, завтра будет.
– Сейчас вечер?
– Допустим.
– Вы знаете, кто я?
– Нет, слава богу.
– Он меня тут держит в заложниках.
– Глупости. Он же не террорист.
И закрыл дверь. А Фёдор кричал:
– Террорист! Террорист! Террорист!
Запутался в буквах и слегка прикусил язык.
Было желание расшвырять лапшу по всей камере. Или вывалить себе на голову. Но он сдержался. Глупо. И ничего не изменит. Фёдор поставил контейнер на колени и не торопясь все съел. Пришел спасающий от неторопливости времени сон. Завтра Фёдор напишет рассказ и выйдет на свободу. Да, свой старый рассказ про одинокого путевого обходчика, который… Что? Влюбился? Страдал запором? Был двойником президента? Есть ли такой рассказ?
Фёдору приснилось, что он сам путевой обходчик, влюбленный, страдающий запором, похожий как две капли воды на президента.
Утром (утром?) пришел знакомый длинноносый и тощий человек в форме.
– В туалет хочешь?
– Морковников здесь?
– Нет.
– А когда приедет?
– Не докладывал.
– Скажите ему, чтобы сразу сюда пришел.
– В туалет надо?
– Нет. Я хочу пить.
Длинноносый и тощий человек принес бутылку воды.
В обед – яблоко.
На ужин – десяток сушек в целлофановом пакете.
Морковников так и не появился.
28
Фёдор потихоньку сходил с ума. И ему даже понравилось. Пушкин был прав. Это хорошо, если не сидеть взаперти. Слышались голоса. И не какие-то разговоры в коридоре или за стенкой. Голоса обращались к нему. Вначале он не мог различить слов. Но как-то раз отчетливо услышал:
– Кто ты?
– Я не знаю, – ответил Фёдор. – Может, чайка, может, альбатрос, может, баклан. А может, я и вовсе неодушевленный предмет.
– Ты кретин.
– Я согласен.
Он спохватился и надавал себе пощечин. Вылил на голову остатки воды. Пришел в чувство. Заодно немного помыл волосы.
Спустя время голоса вернулись. Только теперь это были как раз разговоры в коридоре. Открылась дверь, и зашел дежурный.
– Так, давай вставай и выходи.