Вы стоите ночью в лесу
Ходят в небе трамваи их стаи
Воздух полон домов и усов
И газетчика крик нарастая
[Не снимает в лесу сапогов]
Тихо едет качаясь как палка
Опрокидывается и висит
А газета слетев с катафалка
Сыпью тоненьких букв моросит
Плоский город вскипает как рыба
Бьёт хвостом порываясь к воде
И кивает стеклянная дива
На его небольшой бороде
Пушки хлопают тихо как двери
Входит смерть ноги трёт о ковёр
И взлетает усатая пери
Как под горку безмозглый тапёр
Потому что лихое всё зелье
Возвращается навзничь насквозь
И луна отвертев новоселье
Прочь выбрасывается как пьяный гость
110.
Белоснежные дни одиноки
Густопсовые сны хороши
Как индеец на Ориноке
Я раскланиваюсь и пью Виши
Шум шагов заставляет проснуться
Заморгать и опять заснуть
Низким голосом дева смеётся
Уезжая в недальний путь
111.
«Мне ль реабилитировать себя…». Черновик
Мне ль реабилитировать себя
За преступленье в коем все повинны
Кто улетал на небо бытия
Чтоб воинскую избежать повинность
Спохватываюсь я. Спеша пишу
С зловещими названьями записки
Слегка дымлю потом в петле вишу
Потом встречаю деву с лёгким писком
Над Евою тружусь щипя власы
Под девою во мгле в земле гуляю
Иль ухожу на самые басы
Потом воркую или тихо лаю
Нагое безобразие стихов
Воспринимаешь ты как бы одетым
И мнишь о странность тамошних духов
А мы пускаем газы бздим квартетом
Слегка кивает пальцем и луна
Слетает на него как хитрый голубь
Потом на сук садится задом голым
Ты снизу мнишь она лицом бледна
Так сообщниками окружены в природе
Поэты длят свой синий онанизм
Как фельдшера еловые при роте
Что даже не умеют ставить клизм
112.
Луна богов луна богиня смерти
Вокруг луны кружит корабль мой
В окно смеются завитые черти
На дне души горит душа зимой
Луна во всём она горит во взгляде
Я предан ей я стал луною сам
И фиолетовой рукой богиня гладит
Меня во сне по жёстким волосам
113.
К известной музыкальной фразе
Подошёл человек не сразу
Он сперва подошёл к невесте
И отправился с нею вместе
Было странно с моей стороны
Ничего не спросить у луны
Лунных звуков[38] не звать у стола
В тихий час восходящего зла
Хитро пала на руки твои
Подозрительная тишина
Как медаль на шее у поэта
Как миндаль на дереве во рту
Белое расстёгнутое лето
Поднималось на гору в поту
Летит луна бесшумно по полям
Заглядывает в окна бесполезно
Душа разорванная пополам
Танцует сонно сухо и бесслезно
114.
Никуда не уйти от страданья
Нету выхода выхода нет
Как в заложенном наглухо зданье
Ходишь ты одиночка-атлет
Бесконечно растёт возмущенье
И опять убывает как свет
И уже не мечтает о мщенье
Опрокинутый в вечер атлет
Кучеряво ерошится словом
Или просто умильно молчит
В восхищенье и в галстуке новом
В грубой музыке улицы спит
И опять поднимается море
По ступеням как малый с письмом
А гитара взревает “amore”
И плывёт на закат кверху дном
115.
Не рассуждал велосипед пурги
Слегка кружился по аэродрому
Как будто он к бессрочной каторге
Прикован был и убегал с ядром
Какая честь стоять глотая снег
В усиленном питании нуждаясь
Летят солдаты белые извне
И умирают здесь нагромождаясь
116.
Тот иностранец был суров и весел
Он был левша он был такой как я
Который прав который нос повесил
На перекрёстном древе бытия
«Тот иностранец был суров и весел…» и «Звезда упала в колодезь без дна…». Черновики
117.
Божественный огонь строптивый конь
Несёт меня с могуществом поноса
А вы глядите дева из окон
Не видя дале розового носа
И вместе с тем прикован я ко вам
Так стрелка ищет полюс безучастный
Иль по земле летит стремглав кавун
Чтоб о него разбиться мяздрой красной
Что может быть несчастнее любви
Ко вам ко вам о каменные бабы
Чьи пальцы слаще мёда иль халвы
Чьи глазки распрекрасны как арабы
118.
Отцы об стенку ударялись лбами
Работали ходили на врага
А мы живём как педерасты в бане
Хихикая и кашляя слегка
Они трясли красивые оковы
И мыли стёкла кровию в дому
А я умею только строить ковы
И рассуждать как Иегова в дыму
Начто тогда ты жил творянин Ленин
И кровь пролил и класс переменил
Когда садясь как дева на колени
Потомок твой мешает он был мил
Да проклят будь тот счастливый холуй
Кто мирно ест пунцовую халву
И говорит военный труд окончен
Поджаривайся жизнь круглясь как [мягкий пончик]
Актёр упал но роль ещё живёт
Она о новом теле вопиёт
Негромкими но страшными словами
Ещё молчит непробуждённый мир
Всегдашно сторожим златыми львами
И тихо над пустыми головами
Смеётся опрокинутый кумир.
119. Профессиональные стансы
А. Минчину
На вешалке висит печаль и счастье,
Пустой цилиндр и полное пальто.
Внизу сидит без всякого участья
Швейцар и автор, зритель и не то.
Танцуют гости за перегородкой.
Шумит рояль, как пароход, как лёд,
И слышится короткий рёв, короткий,
Сон музыканта, обморок, отлёт.
Застигнутые нотами робеют,
Хотят уйти, но вертятся, растут.
Молчат в сердцах, то фыркают, слабея.
Гогочут: Раз мы в мире, ах, раз тут.
И в белом море потолков, плафонов
Они пускают дым шикарных душ.
Заводят дочь, стихи и граммофоны.
В пальто и в университет идут под душ.
Потом издавши жизнеописанье
Они пытаются продать его комплект.
Садятся в сани, запрягают сами
И гордо отстраняют дым котлет.
И бодро отъезжают на тот свет…
В шикарной шубе, что швейцар плюгавый
Им подал за мизерный начаёк,
Которую он сшил рукой легавой,
Мечась страницы белой поперёк.
120. Открытое письмо
Зачем зачем всевышний судия
Велел ты мне наяривать на лире
Ведь я совсем совсем плохой поэт
Нелепый жулик или обезьяна
Ведь я не верю в голос из-под спуда
Он есть конечно но и безопасно
Для спящего на розовой перине
Для скачущего праздно на коне
Для тех кто плавает или летает
Вздыхая воздух или незаметно
Исподтишка пуская дым табачный
Горой порой до самых башмаков
(Хоть я и не поклонник гигиены
Вегетарианства или шахматистов
Которые танцуют на обложке
И падают и вечно спят смеясь)
Нелепый факт на дереве нелепом
Нелепою рукою отрываем
Я издаю глухой и хитрый вкус
Как будто сладкий и как будто горький
Как будто нежный но с слоновой кожей
Но светло-синий и на самом деле
Премного ядовитый натощах
Но для того кто вертится как флюгер
(Крикливая и жестяная птица)
На вертеле пронзительнейшей веры
На медленном сомнительном огне,
Я привожу счастливую во сне
Она махает ровненькою ручкой
И дарит носовой платочек
Надушенный духами сна и счастья
Охотного предоставленья Жизни
(Как медленный удар промеж глазами
От коего и тихо и темно)