Так жизнь спешит бесправно щуря глаз
Так рот танцует тихо притворяясь
Так претворяясь возмущает газ
Так полюс улетает испаряясь
Всеобщему примеру нищеты
Завидует ещё один испанец
Коротким пальцем хочет задавить
Смешной гильотинировать рукой
Увы не зная что совсем бесправно
Беспечно беззащитно и безвольно
Танцует «возмутительное счастье»
«В альбом коллекционирует жуков»
Увы «нэверя» верному отмщенью
Доподлинному отвращенью носа
Доказанному кровообращенью
Отказанному и каждому уму.
122. Бардак на весу
Владимиру Кемецкому
À toi, ange obscène, diable pieux, profondement, indélébilement mordu par le vitriol lunaire, je dédie ce songe d’une nuit de printemps, apologie des vertus macabres – éloge des vices célestes.
Boris Poplavsky, fossoyeur amoureux de l’Ophélie de la Civilisation. Fait à Paris, capitale de la dernière sorcellerie en l’an 2026 de L’enchanteur Jésus
Таинственный пришлец не спал, подлец.
Он шаркал, шаркал тонкими ногами.
Он грязною душой в одном белье
Ломался беспредметно пред врагами.
Варфоломеевская ночь была точь-в-точь,
Точь-в-точь такой же, водною с отливом.
Спала, спала убийственная ночь,
Счастливейшая из всех счастливых.
В тумане лунный рак метал икру,
Лил желчь и длил молчание бесплатно.
Потом, измыслив нэкую игру,
Зашёл. И вот! во сне, в белье, халатно,
На сальный мир стекает свет – светает.
Уж тает ледяная ночь, уже сквозит
Другая жизнь, не мёртвая, святая,
Что ночью слышит, видит Вечный жид.
О блядь! дневная гладь, весна ночная,
Сгинь, подлежащий сон, парящий стон,
Вращающаяся и ледяная
Игла весны, входящая в пальто.
«Бардак на весу»
Средь майской теплоты, где ходят льды,
Побоище невидное, а выше
Переползающие в дыму столы.
И там на них поэты, сняв портища.
Алло! Алло! но спит облезлый сонм,
Уже издавши образцовый стон,
Оставившие низший телефон,
Проклявшие печатный граммофон.
И голый голос тонет без воды.
Прозрачный череп стонет без беды.
Возвратный выдох молкнет на весу.
Прелестный призрак виснет на носу.
Безумно шевеля рукой-клешнёй
С зажатой в ней плешивою луной,
Покойник жрёт проворно колбасу,
В цилиндре пляшет нагишом в лесу.
И с ним, в него впившись, волшебный рак
Трясётся в такт, как образцовый фрак.
Раскачивается небес барак.
Кракк!!!
123.
Как эти волны что от парохода
Что и не волны но и волны всё ж
Бесцельно трепыхается природа
Вся эта жизнь и воскресенья ложь
А чаще да и бесконечно чаще
Она лежит как шляпа на воде
Иль как бутылка там в подводной чаще
Болтается без дна, всегда, нигде
На пашнях всё мгновенное растёт
И как качает водокачка ветер
Я вижу всё но только в лучшем свете
Как англичанин и наверно лорд
Я не творю для тех чудес бесплатно
Пишу и говорю и всё халатно
124.
Почто зачинщик выставляешь дулю
Мечтая «Вдарю оного во гнев»
Смотри забыл забыл надеть ходулю
Что змей носил (Лишь ту надел что лев)
Воинственно вздыхает иностранец
Почто не так здесь всё и не по нам
Он притворяется что слышит тихий танец
Он с важностью молчит по временам
Он шут и плут и это всем известно
Но всё-таки он рожею не наш
Он толстой кожей чёрной бесполезно
Об чём-то спорит без словес без зла
125. Le chant d’Albinos
На белые слоны садится снег
Они трубят засыпанные мраком
Они слегка шевелятся во сне
Слегка ползут по бельведеру раком
Их помнит ли ещё слоновый бог
С пронзительными круглыми клыками
Которые он сну втыкает в бок
Жуёт его как мягкий пряник (камень)
А человек застигнутый внутри
Раздавленный воздушными зубами
Не знает: То моря? леса? ветры?
Несут его топча и мня ногами
Ил́и, Ил́и священная душа
Проснувшаяся к бытию внезапно
Выкладывает с шумом антраша
Прекрасно беспрестанно и бесплатно
И весело поёт визжа слегка
Слегка стеная в небольшом надрыве
Пока во сне слезает с потолка
Её убийца с веером игривым
126.
Я шаг не ускоряю чрез года.
Я пребываю тем же: то есть сильным,
Хотя в душе большие холода;
Охальник ветер – соловей могильный.
Так спит душа, как лошадь у столба,
Не отгоняя мух, не слыша речи;
Ей снится пароходная пальба
И в воздухе аэропланов встречи.
Так посредине линии в лесу
Спокойно спят трамвайные вагоны;
Коль станции большому колесу
Не хочется вертеться в час прогона.
Течёт энергия по трубам проводов;
Но ан прорыв, она блестит в канаве,
Где мальчики, не ведая годов,
По ней корабль пускают из бумаги.
Я складываю лист – труба и ванты;
Ещё раз складываю – палуба[39] и киль.
Плыви, мой стих, фарватер вот реки!
Отходную играйте[40], музыканты!
Прощай! прощай! эпическая жизнь.
Ночь салютует неизвестным флагом;
И в пальцах неудачника дрожит
Газета мира с траурным аншлагом.
127.
На иконе в золотых кустах
Богородица сидит в грустях
Прародительница и приснодева
Победительница древней Евы
И на пальцах держит эта дама
Маленького красного Адама
А внизу под розами лампад
Расстилается электроад
Там царит двойник княжны пречистой
Призрак важный, влажный лев плечистый
Заместительница герцогини
Повелительница и богиня
Весело галдит чертячий двор
Ходит колесом бесстрашный вор
И Иуда с золотого блюда
Кровь сливает в ожиданье чуда
И поют хоры детей-чертей
О земле о чудесах страстей
О зари лиловых волосах
О земных редеющих лесах
И цветут шипы еловых роз
Ржанье тонкое рождает паровоз
Стойте тёплое завидев вдалеке
Отраженье электричества в реке
И несётся налегке трамвай
В загородное депо как будто в рай
И за ним в цилиндре Гумилёв
(На подножку подскочить готов)
С поезда в пальто слезает ночь
К ней бежит носильщик ей помочь
Выкатить тяжёлую луну
Выпытать ночную истину
Но шумит во сне машинный край
Будто арфами снабжённый щедро рай
И с ночным горшком на голове
Пляшет неизвестный человек
А вокруг как бабочки грехов
Реют в воздухе листки стихов.
128. Rondeau mystique
Георгию Адамовичу
Священная луна в душе
Взойдёт, взойдёт.
Зелёная жена в воде
Пройдёт, пройдёт.
И будет на пустом морозе
Кровь кипеть.
На тяжкой деревянной розе
Птица петь.
Внизу вращается зима
Вокруг оси.
Срезает с головы сама
Сирень власы.
А с неба льётся чёрный жар.
Мертвец сопит.
И падает на нос ножа
Актёр, и спит.
А наверху кочует лёд,
И в нём огонь.
И шелест золотых колод.
Рукой не тронь!
Прозрачный, нежный стук костей.
Там игроки.
Скелеты с лицами гостей.
Там дно реки.
Утопленники там висят
На потолке.
Ногами кверху входят в сад.
И налегке.
А выше чёрный странный свет
И ранний час.
Входящий медленно рассвет
Из-за плеча.
И совершенно новый день.
Забвенье снов.
Как будто и не пела тень,
Бренча без нот.
129. Юный доброволец
Путешественник хочет влюбиться.
Мореплаватель хочет напиться.
Иностранец мечтает о счастье.
Англичанин его не хотел.
Это было в стране синеглазой,
Где танцуют священные крабы,
И где первый, первейший из первых,
Дремлет в розовых нежных носках.
Это было в беспочвенный праздник,
В отрицательный, високосный
День, когда говорят о наборе,
В день, когда новобранцы поют