Рос вечер, ширились его плеча.
(Дом становился от часу нелепей.)
Но руки протрезвились ото сна
И, разбежась, подпрыгнули к рояли.
В окно метнулась грязная весна
В штанах с косой, но мы не отвечали.
Удар по перламутровым зубам,
Прозрачной крови хлёст в лицо навылет.
Из ящика пила взвилась к гробам,
Толкается, кусается и пилит.
Летят цветы за счастье, за доску,
И из жерла́ клави́рного, из пе́чи
Прочь вырываются, прокля́в тоску,
Отрубленные головы овечьи.
Выпрыгивают ноги в добрый час.
Выскальзывают раки и клешнёю
Хватают за нос палача-врача,
Рвут волосы гребёнкой жестяною.
И снова отвращаются назад,
Назад стекают, пятясь в партитуру,
Пока на красных палочках глаза
Листают непокорную халтуру.
Но вдруг рояль не выдержал, не смог.
Подпрыгнул и слоновыми ногами
Ударил чтицу, животом налёг,
Смог наконец разделаться с врагами.
И грызть зубами бросился дугой.
Взлетела челюсть, и клавиатура
Вошла в хребет с гармонией такой,
Что содрогнулась вся архитектура.
Выплёвывая пальцы, кровь меча,
На лестницу ворвалось пианино.
По ступеням слетело, дребенча,
И вырвалось на улицу и мимо.
Но было с нас довольно. Больно с нас
Стекали слёзы, пот и отвращенье.
Мы выползли в столовую со сна,
Не мысля о погоне ни о мщенье,
Мы выпили паршивого вина.
207. Музыкант нипанимал
Скучающие голоса летали,
Как снег летает, как летает свет.
Невидный собеседник был согласен.
(За ширмами сидели мудрецы.)
А музыкант не нажимал педали.
Он сдержанно, убийственно ответил,
Когда его спросили о погоде
В беспечных сверхъестественных мирах.
Как поживают там его знакомства,
Протекции и разные курорты,
И как (система мелких одолжений)
Приходит вдохновение к нему.
А за роялью жались и ревели
Затравленные в угол духи звука.
Они чихали от шикарной стужи,
Валящей в белый холодильник рта.
Они летали, пели, соловели,
Они кидались, точно обезьяны,
Застигнутые пламенами снега,
Залитые свинцовою водой.
И медленно валились без изъяна
В оскаленные челюсти рояля.
В златых зубах жевались на убой.
«Музыкант нипанимал» с правкой Н.Д. Татищева
О муза зыка! музыки корова!
Какая беспощадность в сей воздушной
Бездушной гильотине-танцовщице,
Которая рвалась, не разрываясь,
В блестящих дёснах лаковых лилась,
Вилась впотьмах, валила из фиала
И боком пробегала, точно рак.
208.
Илье Зданевичу
Микроцефалы и долеоцефалы
Друг друга не поймут они враги
А ты им вместе пела баловала
И здесь одни назначила торги
Всё с молотка спускается сбегает
Как с лестницы сбегает господин
Любви любви аренда дорогая
Огня огня опальные следы
Увы бегут Омировы преданья
Ареевы решительные сны
Улиссовы загробные свиданья
Еленовы волосные волны
Всё это будет не приподнимаясь
Не возмущаясь уплывать туда
Туда где руки белые ломая
Танцует сон неведомо куда
Беспочвенно безветренно бесправно
Падёт твоя рука на крупный дождь
И будет в мире тихо благонравно
Расти пустая золотая рожь
Скакать года как воробьи над калом
И раки петь: сюда балда сюда
Где изумрудный яд на дне бокала
Танцует не предчувствуя вреда
209. Dionisus au Pole Sud
A.A.B.
Revue en un acte
Personnages
Marie – Solveig – Hélène – Venus – Anne – principe femme dans la nature. Marie alias “Sophie” – Sephira devenant par refraction Sophie Achamot âme humaine
Jesus – Dionisus – principe androgyne corrélation du passif et de l’actif. Christ non encore né – conscience humaine – ratio
Ange
Voyageurs
snobs etc.
Розовый крест опускался от звезд.
Сыпались снежные розы окрест.
Путник, не тронь эти странные розы,
Пальцы уколешь шипами мороза.
Милый, не верь ледовитой весне,
Всё это только лишь розовый снег…
В розовом фраке волшебник Христос
Там собирает букеты из роз.
Вечером выползли толстые раки,
В проруби призрак в сиреневом фраке.
Утром хихикали красные груди,
Сонно лежали убитые люди.
Чу, по шоссе, точно палец по Торе,
Едет за сыном мадонна в моторе!
Как на холсте Одильона Редона,
Скачет в карете красотка мадонна.
Но опускается занавес снега,
Загромождает дорогу телега.
Ангел-шофёр, подымись над дорогой
(Нерасторопны лакеи у Бога.)
Но хохотал огнедышащий поезд.
Дева Венера срывает свой пояс;
Шубу снимает Диана во сне,
Ева стремительно сходит на снег.
Дива, опомнись, проснись, обернись,
Умер в хрустальных цепях Адонис.
Он утонул, белозубый охотник,
Плачет отец его, Праведный Плотник.
Но, как спортсмен, как кочующий жид,
Сольвейг-мадонна на лыжах бежит.
Брызжет сиянье на нежную леди,
Анну-Диану боятся медведи;
В разнообразном холодном сиянье
Призрак скользит по стране без названья,
Там, где себя устрашается голос,
Что произносит фамилию «полюс».
И наконец под горой из стекла
Видит Елена два белых крыла,
Зрит полосатое знамя и звёзды
Сквозь неподвижный разреженный воздух.
Дом, воплощение неги и скуки,
Запахи кухни и трубные звуки…
И в полосатой зеркальной стене
Видит она, как в прозрачном вине,
Ходят прекрасные дамы и лорды,
Н́ежны, хол́одны, прелестны и горды.
По бесконечным гостиным кочуют,
В розовых платьях бесстрастно танцуют.
И в невозвратном счастливом жужжанье
В радостном небе летят горожане.
И среди них восхитительный денди
С синим моноклем на шёлковой ленте.
Гладко постриженный, в возрасте, в теле,
Здесь Дионис проживает в отеле.
Вышел, прилично приветствовал мать,
Стал дорогую перчатку снимать.
Но не пожались различные руки,
Сольвейг на снег опадает от скуки.
Сольвейг на смерть оседает от смеха,
Лает в ответ ледовитое эхо.
Грудь неестественный смех разрывает,
Сольвейг ослабла, она умирает.
Франт не успел дотянуться до тела,
Тело растаяло, оно улетело.
210.
А. Арапову
Мне всё равно, я вам скажу: я счастлив.
Вздыхает ветер надо мной: подлец.
И солнце безо всякого участья
Обильно поливает светом лес.
Киты играют с кораблями в прятки.
А в глубине таится змей морской.
Трамваи на гору взлетают без оглядки.
И дверь стучит, как мертвецы доской.
Так стол земли под лампою в жару
Завален картами: всё козыри одни:
Влезают черви длинные в игру,
За ними батальоны острых пик.
Шагают бубны – роты арестантов,
А дальше кладбище трефовое лежит.
Сидят цари, как толстые педанты.
Валеты держат палки и ножи.
А дамы; как прекрасны эти дамы,
Одна с платком, другая со цветком.
А третья с яблоком, протянутым Адаму,
Застрявшим в глотке – нашим кадыком.
Они, шурша, приходят в дом колоды.
Они кивают с веера в руке.
Они приносят роковые моды,
Обман и яд в оранжевом чулке.
Шуршат билетов шёлковые юбки.
И золото звенит как поцелуй.
Во мгле горят сигары, очи, трубки.
Вдруг выстрел! как танцмейстер на балу.
Вертись! вертись! в невыразимом счастье
Рулетка вспять быстрей, чем круг земной.
Вот номер, глянь: в его железной пасти
Не схож ли шар с моею головой.
211.
П.Х.
Солнце гладит прозрачные льды.
Спит лицо восходящей зимы.
Солнце греет пустые цветы,
Что растут за стеной темноты.
Нежный мир пребывает во льду.
Спит с полярной звездою на лбу.
Но совсем на другой стороне
Сам себя видит отрок во сне.
На ките, на плешивой луне
Дом любви видит призрак в стекле.
Металлических птиц в хрустале.
Пароход на зелёной скале.
Аполлона, что спит в земле.
Но поёт граммофон под землёй,
Дева ходит в реке ледяной,
И над крышами дворцов и дач