Иду, ехидно радуясь: луна
Оставлена Лафоргом мне в наследство.
Послушай, нотра дама де ла луна!
Любительница кошек и поэтов,
Послушай, толстая и белая фортуна,
Что сыплет серебро фальшивое без счета.
Вниманье! тыквенная голова,
Ко мне! ко мне! пузатая невеста.
Бегут, как кошки по трубе, слова;
Они, как кошки, не находят места.
И я ползу по жёлобу, мяуча.
Спят крыши, как чешуйчатые карпы,
И важно ходит, завернувшись в тучу,
Хвостатый чёрт, как циркуль вдоль по карте.
Лунатики уверенно гуляют.
Сидят степенны домовые в баках.
Крылатые собаки тихо лают.
Мы мягко улетаем на собаках.
Блестит внизу молочная земля,
И ясно виден искромётный поезд.
Разводом рек украшены поля,
А вот и море, в нём воды по пояс.
Но вот собаки забирают высоту,
Хвост задирая, как аэропланы.
И мы летим на спутницу, на ту,
Что нашей жизни размывает планы.
Белеет снежный неподвижный нос,
И глазы под зубчатыми тенями.
Нас радость потрясает, как понос:
Снижаемся с потухшими огнями.
На ярком солнце ко чему огни.
И ан летят и ан ползут и шепчут
Стрекозы-люди, бабочки они,
Легки, как слёзы, и цветка не крепче.
И шасть жужжать и шасть хрустеть, пищать,
Целуются, кусаются; ну ад!
И с ними вместе, не давая тени,
Зубастые к нам тянутся растенья.
Как жабы, скачут толстые грибы.
Трясясь, встают моркови на дыбы.
Свистит трава, как розовые змеи,
А кошки: описать их не сумею.
Мы пойманы, мы плачем, мы молчим.
Но вдруг с ужасной скоростью темнеет.
Вот дождь и хлад, а вот и снега дым.
А вот и воздух уж летать не смеет.
Пропала надоедливая рать
А мы, мы вытянулись умирать.
Привстали души, синий морг под нами.
Стоят собаки в ряд со стременами.
И вот летим мы сонные домой.
К тебе, читатель непонятный мой.
И слышим, как на утренней земле
Мильон будильников трещат во мгле.
«Жюлю Лафоргу». Вёрстка с правкой Н.Д. Татищева
54.
Как плавает в реке прозрачный дом
Но мы не беспокоимся об том
И белый белый не бросаем круг
Хоть он кричит как недовольный друг
Как негер на летательной машине
Как пушка на блистательной вершине
Доволен я и несомненно волен
Любить и жить и даже умирать
Не так [как] человек который болен
Иль тот кто со другими вместе рать
Преважно молчалив самоубивец
Напыщен синий будто бюрократ
Сидит в крови как во пруду ленивец
В воде ныряет дольше нас в сто крат
Преважно выезжает под веночком
В прохладном морге возлежит подлец
Не отвечая сыновьям и дочкам
Форсит как сиг на праздничном столе
Мол вы подшейте к делу ливольверт
И белый недорезанный конверт
А я не беспокоюсь я об том
Я плаваю в реке прозрачный дом
Я негер я лечу на ероплане
Со мною пушка говорит в тумане
Как лучший друг слегка ворчливый вдруг
Как белый белый симпатичный круг.
55.
Борисовой
Как розовеет мостовой гранит
От тихого и мокрого дождя
Мне явствует пылание ланит
При объясненье или обождя
Ползёт неотвратимая щекотка
От переносицы до глаза далеко ль
Слеза клокочет и кудахчет в глотке
И прочь течёт как синий алкоголь
Так мы бушуем в дорогом стакане
Так тонем мы и так идём на дно
Потом вы достаёте нас руками
Кладёте на ладонь нам всё равно
Вы дуете огромными устами
А вот вам надоело вы устали
Мы падаем на каменный паркет
Метла играет с нами во крокет
Как объяснение несёт несёт несёт
Как огорчение трясёт трясёт трясёт
Мы вылетаем в мусорную кучу
Но мы не умираем мы живучи
Вновь поутру я сору сор реку
Вот солнышко любви кукареку
Птенец захлопаем куриными крылами
Которыми мы сродны со орлами
Как мостовой пылающий гранит
С зелёным яблоком твоих ланит.
56.
Роальд Амундсен улетает на полюс
Вот скользит в облаках металлический крест
а кузнечики ходят по снежному полю
металлический звон расточая окрест
С ним собачки летят на бензиновых крыльях
Санки крепкие, как и советы друзей
57.
По железному носу очков
Ударяет кулак беспокойства
Я быть может проспал этот час
Этот час неизвестно какой
58.
Прекратите лекцию о лектор
Пусть остынут от науки лбы
Брат петух бишь петел иль олектор
Возгласи возврат любви судьбы
Я сидел со смертию на кресле
Было тесно и стеснялись мы
Чёрные и розовые чресла
Совмещались под покровом тьмы
Иль в автомобиле у штурвала
Где твой глаз как компас помогал
Улица катилась вал за валом
Лёгкий ветер фыркал и лягал
Пели пароходы у заставы
Дружным хором потрясая порт
Но шофёр не прыгните с поста Вы
Автомобилист духовный горд и твёрд
Заведёт прекрасную сирену
Заушит русалку на воде
И как бык на жёлтую арену
Вылетит наперекор судьбе
59.
Будь всему топорная опора
И живи с весёлостью тапёра
В зубы бей рояль так его так
Пребывай в спокойствии своём
Пребывай в страдании чужом
Пребывай в величии всеобщем
Будь ужом баржой моржом ужо.
60.
Дымилось небо как лесной пожар.
Откуда тучи брались, неизвестно.
И день блестел на лезвии ножа
Беспечно, безвозвратно и прелестно.
Я [звал тебя, весна] слегка мычала,
Быть может, ночь[27] или уже года.
Но ты мечтала, пела, отвечала
И отбояривалась, как всегда.
Летали дни, менялись и свистели,
Как бритва на промасленном ремне.
И[28] дождики, как лёгкие метели,
Кружились надо мною и во мне.
Пропала ты! ты растворилась, Белла,
В воздушной кутерьме святых ночей.
Мечта: Почто под[29] жизнею робела?
Ужасной лампой в тысячу свечей.
Раздваивается на углу прохожий,
Растраивается на другом углу.
В ушко мне входит ветер, как в иглу.
Он воздухом сшивает наши кожи…
Я с улицы приоткрываю дверь
И снова вижу улицу за дверью.
Была ли жизнь? была; их было две:
Два друга, два мошенника, две пери.
Так клоун клоуна пустою палкой бьёт,
Довольные своим ангажементом,
И гоночный автомобиль прядёт
От сладкой боли под рукой спортсменки.
Но клоуны дерутся, не сердясь,
И в гонщиц влюблены автомобили.
А мы в своё отчаянье рядясь,
Не франтами ль всегда пред вами были,
Раздваивались и в глазах рябили,
Как ларвы в неврастении плодясь.
61.
На олеографическом закате
Танцует незнакомый[30] человек
Как женщина на розовом плакате
Как мой двадцатый год двадцатый век
В [нейтральный][31] час когда всё страшно странно
[Когда] поёт радиофон земли
Но так таинственно [и] так пространно
Ходатайствуют голоса вдали
Безотговорочно навстречу ты идёшь
И таешь вежливо на расстоянье шага
Как лиственный летающий галдёж
Иль на огне холёная бумага
Жужжат часы, их стрелки жалят глаз
Лишь кости на тарелке циферблата
Но разрезает зеркало алмаз
Воспоминания спешит расплата
За жидкие за мягкие мгновенья
Они твердеют режут яркий лёд
И всё развязнее и откровенней
Всё чувственней и может быть назло
Танцуют на раскрашенном закате
На рукаве и прямо пред лицом
Как женщина на розовом плакате
Иль гильотина перед подлецом.
62.
В туманные утра туманные речи