— Это легкоустранимая неисправность, нельзя было совершать прыжок в систему, не имея точной информации.
— Да пошел ты, — проворчал со своего кресла Мелвин Дачарм.
— Масштаб ошибки стал ясен только сейчас, — ответил Джошуа. — Мы уже проводим корректировку.
— А что случилось с вашей главной коммуникационной антенной?
— Перегрузка сервопривода, он будет заменен.
— Ладно, активируйте резерв.
Сарха возмущенно фыркнула:
— Если ему так хочется, я активирую мазеры. Они обеспечат ясный и громкий ответ.
— Выполняю, «Пестравка». — Джошуа сердито сверкнул глазами в сторону Сархи.
Серебристый граненый стержень второй антенны медленно поднялся над темной обшивкой «Леди Макбет» и раскрылся, словно цветок. Джошуа молча вознес благодарственную молитву и направил антенну в сторону «Пестравки».
— Копию рапорта я датавизирую в отдел департамента астронавтики Конфедерации на Норфолке, — заявил офицер. — И добавлю к нему настоятельную рекомендацию, чтобы они тщательно проверили ваш сертификат готовности к полетам.
— Весьма благодарен, «Пестравка». Теперь мы можем обратиться к гражданским службам за разрешением на спуск к орбите? Мне не хотелось бы, чтобы меня сбили только за то, что я не испросил вашего разрешения.
— Не испытывай свою удачу, Кальверт. Я легко могу добиться двухнедельной проверки твоих трюмов.
— Похоже, твоя слава бежит впереди тебя, — заметил Дахиби Ядев, когда канал связи с «Пестравкой» закрылся.
— Будем надеяться, что она еще не достигла поверхности планеты, — добавила Сарха.
Джошуа развернул антенну в сторону коммуникационного спутника службы контроля и получил разрешение выйти на стояночную орбиту. Три сопла ядерных двигателей «Леди Мак» выбросили длинные струи плазмы, и корабль направился к ярко освещенной планете с ускорением в одну десятую g.
В пустой мир Квинна Декстера падали штрихи света, сопровождаемые легкими царапающими звуками. Как будто из внешней Вселенной через трещины прорывались потоки светящегося дождя. Какие-то вспышки гасли вдалеке, а другие задевали его, и в эти моменты он видел запечатленные в них видения.
Лодка. Посудина какого-то торговца на Кволлхейме, мало чем отличающаяся от обычного плота. Идет вниз по течению.
Город с деревянными домами. Даррингхэм под дождем.
Девушка.
Он ее знал. Это Мэри Скиббоу, обнаженная, привязанная к кровати.
В тишине гулко застучало его сердце.
— Да, — послышался голос из его прошлого, голос с поляны в джунглях, голос, исходивший от Ночи. — Я подумал, тебе это понравится.
Мэри отчаянно билась в путах, ее роскошное тело до мельчайших подробностей совпадало с тем образом, что когда-то нарисовало его воображение.
— Что бы ты сделал с ней, Квинн?
Что бы он сделал? Да чего бы он только не сделал с этим великолепным телом! О, как бы она страдала под ним.
— Квинн, ты просто невыносим. Но до ужаса полезен.
Поток энергии запульсировал в его теле, и реальность заслонил появившийся призрак. Физический облик, который, по представлению Квинна, соответствовал бы Брату Божию, если бы Он когда-то решил явиться ему во плоти. И в какой плоти! Способной на самое изощренное насилие, превосходящей любые унижения, принятые в секте.
Шквал магической мощи достиг своего триумфального пика, в открывшейся трещине появилась пугающая пустота, и тот, другой, пришел, чтобы овладеть рыдающей Мэри.
— Уходи, Квинн.
Видения сжались, снова принимая вид прерывистых лучей мерцающего света.
— Ты не Брат Божий! — закричал в пустоту Квинн.
Ярость осознания предательства усилила его восприятие, свет стал ярче, звуки — громче.
— Конечно нет, Квинн. Я гораздо хуже. Хуже любого мифического дьявола. Мы все такие.
Издевательский смех эхом прокатился по его тюрьме-вселенной, причиняя жуткие страдания.
Время здесь текло совсем по-другому…
Космоплан.
Звездолет.
Неопределенность. Квинн ощущал, как она охватывает его, подобно гормональному всплеску. Электрические машины, от которых он теперь зависел, отторгали его чужеродное тело, усиливая эту зависимость по мере отказа самых чувствительных аппаратов. Неопределенность сменилась страхом. Он задрожал всем телом, стараясь утихомирить потоки экзотической энергии, пропитавшие каждую клеточку его плоти.
Квинн сознавал, что таинственное нечто, управляющее его телом, не всемогуще, что оно имеет свои пределы. Он позволил остаткам света впитаться в то, что осталось от его разума, сконцентрировав внимание на мелькающих видениях и услышанных словах. Наблюдая, выжидая. Стараясь понять.
Бостон показался Сиринге самым приятным из всех городов, увиденных за четырнадцать лет странствий по Конфедерации, включая закрытые анклавы домов в биотопах на орбите Сатурна, где она родилась. Каждый дом был построен из камня, толстые стены предохраняли его обитателей как от летнего зноя, так и от долгих зимних холодов. Большинство зданий были двухэтажными, но встречались и дома в три этажа; перед каждым из них имелся огороженный садик, а позади стояли конюшни. Каменную кладку зачастую закрывали популярные здесь жимолость и плющ, и почти у каждого входа в подвесных кашпо пестрели яркие цветы. Крутые крыши предотвращали скопление снега, и серые плиты шифера, чередующиеся с черными прямоугольниками солнечных панелей, создавали приятный геометрический узор. Для отопления, а порой и приготовления пищи использовались дрова, по этой причине над коньками крыш поднимался целый лес труб из красного кирпича, увенчанных замысловатыми колпаками. Каждое строение — жилое, административное или коммерческое — обладало индивидуальностью, чего в мирах с массовым производством добиться было практически невозможно. Все широкие улицы мостили камнем, а вдоль дороги стояли высокие чугунные столбы с фонарями. Только позже Сиринга поняла, что в отсутствие механоидов и сервиторов каждый гранитный кирпичик приходилось обтесывать и укладывать вручную — сколько же было потрачено на это сил и времени! Вдоль улиц почти повсеместно росли деревья, в основном местные аналоги хвойных, а для разнообразия между ними попадались и генномодифицированные земные вечнозеленые. Горожане передвигались на велосипедах, самокатах (весьма немногочисленных, популярных только среди подростков), верхом или в запряженных лошадьми экипажах. Она заметила и несколько грузовых автомобилей, но только на окраинах, и они явно принадлежали фермерам.
После таможенного контроля (более строгого, чем проверка паспортов) они вышли к стоянке конных экипажей-такси, ожидавших пассажиров у подножия диспетчерской башни. Сиринга улыбнулась, увидев их, а Тула недовольно застонала. Но выбранный ими кэб имел отличные рессоры, и поездка до города прошла гладко. По совету Эндрю Анвина они сняли комнаты в «Снопе пшеницы» — так назывался постоялый двор на берегу одной из рек, пересекающих город.
Они разложили вещи в комнатах и пообедали во дворике гостиницы, а потом Сиринга и Рубен наняли другой экипаж и, поставив в ногах драгоценную сумку-холодильник, отправились на Пенн-стрит.
Рубен с удовлетворением поглядывал на поток пешеходов, неторопливо текущий по улице. Среди них легко было узнать изредка попадавшихся членов экипажей прибывших на Норфолк судов, на фоне нарядных одежд местных жителей их синтетические костюмы выглядели довольно бедно. В летнюю пору бостонцы предпочитали яркие цвета и вычурные фасоны, в этом году у молодых людей вошли в моду разноцветные жилеты, а девушки носили юбки из жатой марлевки и блузки с глубоким круглым вырезом. Но, как с грустью отметил Рубен, подолы юбок у всех женщин прикрывали колени. Он как будто очутился в эпохе до космических перелетов, хотя и подозревал, что ни один из исторических периодов Земли не мог похвастаться такой чистотой.
— Пенн-стрит, командир, — объявил кучер, когда экипаж свернул на улицу, идущую параллельно реке Гвош.
Здесь находился коммерческий центр города, вдоль реки тянулся ряд причалов, за ними выстроились многочисленные склады. Только тут они впервые встретились с грузовыми машинами. На другом конце улицы виднелась сортировочная станция железной дороги. Рубен, ощущая на себе нетерпеливый взгляд Сиринги, посмотрел на длинный ряд складов, погрузочных площадок и офисов. Мелькнула эмоция сродни сарказму — «Дрейтон импорт» не просто располагался на Пенн-стрит, эта фирма заняла Пенн-стрит целиком. Ее название и логотип украшали буквально каждое здание.
— Куда теперь, командир? — спросил возница.
— В головной офис, — ответил Рубен.
Когда он был здесь в прошлый раз, «Дрейтон импорт» владел единственным офисом в арендованном складе.
Головной офис, как оказалось, теперь занимал целое здание в средней части улицы со стороны реки, зажатое между двумя складами. Арочные окна блестели металлическими рамами, а на стене рядом с входной дверью была укреплена ярко начищенная медная доска с названием компании. Возница остановил лошадь перед закругленными каменными ступенями.
— Похоже, что у старины Доминика Каваны дела идут неплохо, — сказал Рубен, выбираясь из экипажа.
Он протянул кучеру гинею и добавил шесть пенсов на чай.
Сиринга, казалось, была готова пронзить взглядом даже алмаз.
— Старина Доминик тут самый лучший. Парень что надо, мы с ним неплохо проводили время, ему известны все городские кабаки. — Рубен замолчал, размышляя, кого он хотел поразить своим признанием.
— А когда это было? — спросила Сиринга у входа в приемную.
— Лет пятнадцать или двадцать назад, — неуверенно ответил Рубен.
Он был почти уверен, что это так, но в то же время его не отпускало ощущение, что Доминик ровесник ему. «Вот в чем недостаток службы на космоястребах, — подумал он. — Каждый день похож на предыдущий, и все они сливаются в непрерывную череду. Как тут запомнить точную дату?»
Пол вестибюля был выложен черными и белыми мраморными плитами, у дальней стены начиналась широкая лестница, уводящая наверх. Ярдах в десяти от двери за столом сидела молодая женщина, рядом с ней стоял консьерж в униформе.