уть не задохнулся от восторга, когда член обхватила ее влажная теплая плоть. Луиза начала извиваться под ним, и тогда он перешел к медлительным провокационным движениям. При помощи нейронаноников он подавлял реакцию своего тела, стараясь поддерживать эрекцию, чтобы девушка достигла оргазма и получила такое же удовольствие, как и он сам.
После бесконечно долгих усилий он все же добился, чтобы она полностью утратила контроль над собой. Нарастающий оргазм заставил ее отбросить всякую сдержанность, Луиза кричала во весь голос, выгибаясь дугой, так что его колени отрывались от земли. И только тогда он позволил себе расслабиться и присоединиться к ее абсолютному блаженству.
Сладостная истома после оргазма была наполнена легкими поцелуями, поглаживанием разметавшихся волос Луизы и словами страсти. И Джошуа не ошибся: запретный плод оказался невероятно сладким.
— Я люблю тебя, Джошуа, — прошептала Луиза ему на ухо.
— И я тебя люблю.
— Не уезжай.
— Это нечестно. Ты же знаешь, что я вернусь.
— Извини.
Она крепче прижалась к нему.
Он передвинул руку к ее левой груди и сжал пальцы, слыша мягкий шорох вдыхаемого воздуха.
— Ты расстроилась?
— Немного. Совсем чуть-чуть.
— Я рад.
— Я тоже.
— Не хочешь искупаться? Это будет очень весело.
Она неуверенно улыбнулась:
— Опять?
— Если хочешь.
— Хочу.
После наступления ночи Герцогини Марджори снова пришла к нему в спальню. Мысль о том, что Луиза, быть может, крадется по залитому красным сумраком дому и вот-вот застигнет его со своей матерью, придала особую пикантность занятиям любовью, и Джошуа довел Марджори до полного исступления.
На следующий день за завтраком Луиза, призывно сверкая глазами, объявила, что покажет Джошуа плантации роз, чтобы он посмотрел, как продолжается подготовка к новому урожаю «Слез». Грант признал эту идею грандиозной, посмеиваясь про себя, что к его маленькому ангелочку пришла первая девическая влюбленность.
Джошуа вежливо улыбнулся и поблагодарил ее за проявленную заботу. До середины лета оставалось еще три дня.
День летнего солнцестояния в Криклейде, как и на всем Норфолке, отмечали довольно простой церемонией. На исходе дня Герцога у ближайшей к поместью плантации собралось семейство Кавана, викарий Колстерворта, слуги из большого дома, старшие работники поместья и представители от каждой бригады сборщиков. Джошуа и Дахиби тоже были приглашены и стояли впереди группы людей у обветшалой каменной ограды.
Перед ними простирались ряды плачущих роз, цветки с подвязанными стаканчиками смотрели в бледнеющее лазурное небо. Воздух был абсолютно неподвижен. Казалось, остановилось даже время.
Герцог раскаленным ломтиком мандарина уже опускался за западный край горизонта, унося с собой и дневной свет. Викарий, одетый в простую рясу, поднял руки, призывая к тишине. Он повернулся лицом к востоку. И словно по его знаку, над землей разлилось прозрачное розоватое сияние.
В толпе послышался чей-то вздох.
Необычное природное явление произвело впечатление даже на Джошуа. Прошлой ночью темнота длилась всего две минуты. А теперь ночи не будет совсем. Ночь Герцогини незаметно перейдет в день Герцога. И так будет продолжаться до конца следующей ночи Герцогини, когда на одну минуту в небе снова покажутся звезды. После этого вечерние и утренние сумерки будут удлиняться, пока Норфолк не достигнет нижнего солнцестояния в середине зимы, когда будет виден только Герцог.
Викарий прочел короткий благодарственный молебен по поводу нового урожая. Все присутствующие знали слова молитв и псалмов, их негромкие голоса, сливаясь в единый хор, разносились по всей плантации. Джошуа ощутил себя покинутым. Напоследок звучал псалом «Все твари, большие и малые». Эти слова нашлись в памяти его нейронаноников, и Джошуа, удивляясь своему воодушевлению, присоединился к поющим.
После службы Грант Кавана вместе с семьей и друзьями отправился на короткую прогулку по проходу между рядами роз. Он трогал некоторые бутоны, оценивал их вес и растирал между пальцами лепестки, изучая текстуру.
— Понюхайте вот это, — предложил он Джошуа сорванный лепесток. — Урожай обещает быть неплохим. Не таким хорошим, как пять сезонов назад. Но все же лучше среднего.
Джошуа вдохнул. Запах был слабым, но узнаваемым, так пахла пробка открытой бутылки «Слез».
— И вы можете все это определить по запаху?
Грант обнял Луизу за талию и прошел дальше по проходу.
— Я могу. Мистер Баттерворт тоже может. И половина работников в поместье тоже на это способна. Нужен только опыт. Чтобы его получить, надо провести здесь не одно лето. — Он широко улыбнулся. — Может, и вы решитесь на это, Джошуа? Я уверен, Луиза обязательно пригласит вас вернуться.
Женевьева пронзительно рассмеялась, а у Луизы жарко вспыхнули щеки.
— Папа! — воскликнула она и хлопнула его по руке.
Джошуа сдержанно улыбнулся, продолжая рассматривать какой-то розовый куст. И вдруг обнаружил, что стоит лицом к лицу с Марджори Кавана. Она томно подмигнула ему. В результате его нейронаноникам пришлось блокировать прилив крови к щекам.
После прогулки слуги из поместья накрыли столы под открытым небом. Грант Кавана встал у одного из импровизированных столов и начал отрезать увесистые ломти говяжьего бифштекса с кровью. Как гостеприимный хозяин он для каждого из своих людей находил добрые слова или шутки.
В продолжение ночи Герцогини началось увядание розовых цветов. Оно было настолько медленным, что заметить движение не представлялось возможным, но толстые стебли постепенно утрачивали свою упругость и вес лепестков с семенной коробочкой медленно клонил их к земле, подчиняясь закону тяготения.
К утру Герцога большинство стеблей приняли горизонтальное положение. Лепестки начали подсыхать и съеживаться.
Джошуа и Луиза заехали на одну из плантаций, прилегающую к лесу Уордли, и прошлись вдоль ряда увядающих роз. На всем участке было всего несколько работников, поправлявших отдельные стаканчики для сбора сока. Они торопливо кивали Луизе и продолжали заниматься своим делом.
— Большинство людей разошлись по домам, чтобы поспать, — пояснила Луиза. — Завтра утром начнется настоящая работа.
Они посторонились, чтобы пропустить мужчину с деревянной тележкой. На тележке покоилась огромная стеклянная бутыль в веревочной оплетке. Джошуа увидел, что в конце ряда человек осторожно снял бутыль с тележки и поставил на землю. Примерно у трети рядов уже стояли точно такие же сосуды.
— А это для чего? — спросил он.
— В бутыли сливают сок из стаканчиков, — сказала Луиза. — Потом бутыли отвозят в хранилище округа, где их содержимое переливают в бочки.
— И они хранятся там целый год.
— Правильно.
— Зачем?
— Чтобы провести зиму на Норфолке. «Слезы» считаются настоящими только после того, как переживут наши морозы. Говорят, это усиливает их вкус.
«И увеличивает цену», — добавил про себя Джошуа.
Увядание цветов ускорилось, стебли дугой наклонились к земле. Маленькие короны-солнышки из лепестков погасли, утратив все свое очарование. Теперь это были обычные увядшие растения.
— А как работники узнают, где надо привязать стаканчик? — спросил Джошуа. — Ты только посмотри: каждый цветок наклонился точно над сосудом. — Он окинул взглядом ближайший ряд. — Все до одного.
Луиза самодовольно улыбнулась.
— Если бы ты родился на Норфолке, ты бы знал, куда поставить стаканчик.
Но созрели не только плачущие розы на плантациях. По пути к лесу Уордли Джошуа заметил, что цветы на деревьях и кустах тоже постепенно закрываются и некоторые стебли склоняются вниз, совсем как стебли роз.
Дикорастущие розовые кусты возле каменных прудов на их любимой поляне потеряли свою форму, как будто из них выкачали воздух. Цветы опускались, цепляясь друг за друга, их лепестки склеивались в сплошную массу.
Луиза, как и прежде, позволила Джошуа раздеть себя, потом они расстелили одеяло под кустами плачущих раз и обнялись. Джошуа уже заставил Луизу дрожать от предвкушения, его руки спустились до низа ее живота и проникли между бедер, как вдруг что-то капнуло ему на спину. Он проигнорировал каплю и приник поцелуем к пупку Луизы. Следующая капля привлекла его внимание. Дождя быть не могло, на чистом голубом небе не было ни облачка. Он оглянулся.
— Что…
Норфолкские розы заплакали. Из центра семенной коробочки равномерно скатывались капли прозрачной жидкости. Этот процесс обычно продолжался десять-пятнадцать часов, до следующей ночи Герцогини. После того как из коробочки вытечет вся жидкость, она откроется и выбросит семена. Природа предназначила «слезы» для увлажнения и смягчения почвы, обезвоженной долгими неделями засухи, чтобы у семян было больше шансов прорасти и укорениться. Но в 2209 году женщина по имени Карис Томас, младший ботаник экологической исследовательской миссии, пренебрегая всеми правилами (и здравым смыслом), подставила палец под плачущий цветок, а потом лизнула блестящую каплю. Естественный порядок вещей на Норфолке на этом закончился.
Джошуа стер влагу со своей кожи и лизнул палец. Вкус был более резким, чем тот, которым он наслаждался на Транквиллити, но в сходстве сомнений не было. В его глазах вспыхнул озорной огонек.
— Эй, не так уж и плохо.
Он переворачивал смеющуюся Луизу до тех пор, пока она не оказалась под увядшими ветвями розового куста. Любовные утехи под дождем сверкающих капель доставили им наслаждение, какого не получить и в царских чертогах.
С окончанием ночи Герцогини сборщики снова вышли на плантации. Они срезали стаканчики, отяжелевшие от драгоценной влаги, и сливали их содержимое в бутыли. Это заняло еще пять дней напряженного круглосуточного труда.
Грант Кавана лично повез Джошуа и Дахиби в хранилище округа на полноприводном фермерском вездеходе с высокими колесами, способными преодолеть даже болото. Хранилище находилось на окраине Колстерворта и представляло собой множество каменных зданий, увитых плющом, и почти без окон. Под ними, ниже уровня земли, располагались облицованные камнем погреба, где бочки хранились в течение года до полного созревания напитка.