Фермер небрежно сплюнул на ее ботинок. В ответ Уилл ткнул его стволом гаусс-пушки.
Дженни открыла коммуникационный канал с геостационарной платформой, а через нее связалась с посольством Кулу.
— Мы заполучили одного из врагов, — передала она Ральфу Хилтчу. — И говоря о врагах, я нисколько не преувеличиваю.
— Фантастика. Отличная работа, Дженни. Возвращайтесь скорее. Я договорился о перелете на Омбей. Там в конторе АВБ имеется все необходимое для интенсивного допроса.
— Я бы на это не надеялась, — возразила она. — Выстрелы из импульсного карабина его не берут.
— Повтори, что ты сказала.
— Я сказала, что выстрелы из импульсного карабина ему нипочем, энергетический луч просто рассеивается. Похоже, что эффективно только физическое воздействие. Мы сумели укротить его лишь при помощи гаусс-пушки. И он сильнее любого из наших бойцов. Намного сильнее.
Пауза длилась довольно долго.
— Это человек? — спросил Ральф Хилтч.
— Выглядит как человек. Но я понять не могу, как такое возможно. Если хочешь знать мое мнение, это какой-то андроид, усовершенствованный с помощью инопланетных биотехнологий. Весьма продвинутых биотехнологий.
— Боже милостивый. Передай, пожалуйста, подробное изображение. Я пропущу его через программу распознавания.
— Конечно.
Дин завел руки фермера за спину, чтобы связать ему запястья. Наручники представляли собой свернутую восьмеркой полосу из полиминия с защелкой в центре. Дженни убедилась, что Дин хорошенько затянул серо-стальные петли; благодарение богу, на наручниках нет никакого электронного замка, одна простая механика.
Затем она дала команду нейронаноникам закодировать визуальное изображение и передала его в посольство. После этого переслала инфракрасный снимок и спектрографический оттиск.
Тем временем Дин отстегнул магазин от сломанного карабина и вместе с запасными обоймами передал его Дженни, а потом поднял гаусс-пушку. Уилл подтолкнул пленника, и вся группа быстрым шагом направилась к «Исакору». Дженни повела их по плавной дуге вокруг выжженного участка, а потом свернула в джунгли. На открытом пространстве она все еще чувствовала себя ужасно незащищенной.
— Дженни, — окликнул ее Ральф примерно через минуту. — Какое имя назвал ваш пленник?
— Кингсфорд Гарриган, — ответила она.
— Он лжет. И в отношении инопланетного андроида ты ошиблась. Я нашел его через программу поиска. Это колонист из Абердейла по имени Джеральд Скиббоу.
— Сейчас в Даррингхэме дождливая влажная ночь, обычное явление для этого бедного отсталого мира. От жары перехватывает горло, а кожа мокрая, словно я схватил лихорадку. И все же внутри я чувствую холод, пронизывающий меня до последней клетки.
«Не слишком ли цветисто? А, ладно, в студии всегда могут вырезать лишнее».
Грэм Николсон скорчился в самой глубокой тени одного из ангаров космопорта, от неудобной позы у него уже давно ныли ноги. Моросящий дождь все усиливался, и дешевый синтетический костюм прилип к рыхлому телу Грэма. Дождь был теплым, но репортера постоянно била дрожь, и складки жира на пивном животе перекатывались так, будто он смеялся.
В пятидесяти метрах от него из окна в одноэтажном административном здании пробивался тусклый желтоватый свет. Все остальные окна уже давно потемнели. Даже при полном напряжении зрительных имплантов за грязным стеклом Грэм Николсон мог рассмотреть только Латона, Мэри Скиббоу и еще двоих мужчин. Одного из них он знал — это был Эмлин Гермон, помощник капитана «Йаку», с которым Мэри и Латон познакомились в «Разбитом думпере». Четвертого Грэм не помнил, но подозревал, что тот занимает какую-то должность в администрации космопорта.
Он жалел, что не имеет возможности услышать, о чем они говорят. Радиус действия его усилителей слуха ограничивался пятнадцатью метрами. А приблизиться к Латону Грэм не согласился бы ни за какие сокровища. Нет уж, пятидесяти метров вполне достаточно.
— Я следил за этим архисатанистом от самого города. И ничто из увиденного не дало мне ни малейшей надежды на будущее. Его появление в космопорте говорит лишь об одном: он решил, что пора двигаться дальше. Его работа на Лалонде завершена. Весь мир за пределами города оказался во власти насилия и анархии. Невозможно себе представить, какие чудовищные бедствия он обрушил на планету, но каждый новый день приносит все более мрачные истории о том, что происходит в верховьях реки, и надежды горожан тают с каждым часом. Страх — это мощное оружие, и он владеет им в совершенстве.
Мэри достала какой-то небольшой предмет, в котором Грэм узнал кредитный диск Юпитерианского банка. В руке чиновника администрации блеснул его двойник.
— Сделка состоялась. Он продвинулся к своей цели еще на один шаг. И я не могу надеяться, что его план принесет нам что-либо, кроме несчастья. Четыре десятилетия не уменьшили опасений. Чего он достиг за эти сорок лет? Я снова и снова задаю себе этот вопрос. И получаю единственный ответ: зло. Он усовершенствовал зло.
Свет в кабинете погас. Грэм выбрался из своего укрытия и зашагал вдоль ангара, увидев главный вход в административный блок, остановился. Моросящий дождь перешел в ливень. Мокрая ткань одежды холодила кожу и сковывала движения. Бесконечные потоки воды с эзистаковых панелей крыши выплескивались на щебенку вокруг его уже промокших ног. Но, несмотря на физические неудобства и непреодолимый страх, вызванный присутствием Латона, Грэм ощущал волнение, какого не испытывал вот уже несколько лет. Это и есть настоящая журналистика: миллион за срочное сообщение, азартное расследование, получение материалов любой ценой. На это не способен ни один из мелких прихлебателей, окопавшихся в безопасности издательских кабинетов. Но они еще услышат о нем и его настоящей победе.
Латон и его спутники, накинув плащи, вышли из здания. Они направились в противоположную сторону от него, туда, где на фоне еще более плотной темноты едва виднелись очертания «Макбоингов». Латон, которого легко было узнать по росту, шел в обнимку с Мэри.
— Посмотрите: красавица и чудовище. Что она в нем нашла? Ведь Мэри — простая девушка из семьи колонистов, славная и порядочная, она любит свою новую планету и усердно работает, как и все другие горожане. Она разделяет убеждения жителей этого мира и изо всех сил старается построить лучший дом для своих будущих детей. Но она случайно оступилась. Это должно послужить предостережением — никто не застрахован от проявления самых темных черт человеческой природы. Я смотрю на нее и думаю: Боже милостивый, убереги меня от такой судьбы.
На полпути к «Макбоингам» находился небольшой космоплан. Латон, скорее всего, направлялся именно к нему. Из открытого входного люка лился яркий свет, образующий на земле большое серое пятно. Под передней частью космоплана возились двое рабочих из персонала космопорта.
Грэм скользнул под шасси «Макбоинга», стоящего метрах в сорока, и спрятался между широкими колесами. Космоплан принадлежал к числу маленьких катеров с изменяемой геометрией крыла, какие часто имеются в ангарах космических кораблей. Репортер увеличил мощность зрительных имплантов и тщательно осмотрел корпус. На хвостовой панели, естественно, отыскалась надпись «Йаку».
У лесенки переходного люка разгорелся оживленный спор. Чиновник администрации космопорта, размахивая руками, что-то доказывал мужчине, на куртке которого виднелась эмблема ЛСК. Латон, Мэри и Эмлин Гермон стояли в стороне и терпеливо ждали.
— Итак, последнее препятствие. Какая ирония! На пути Латона к Конфедерации оказался служащий департамента иммиграции. Единственный человек между нами и перспективой трагедии галактического масштаба.
Спор закончился благодаря диску Юпитерианского банка.
— Можно ли его обвинять? Да и нужно ли его обвинять? Какая отвратительная ночь. А ведь у него есть семья, которая рассчитывает на его поддержку. И как все невинно выглядит: за несколько сотен комбодолларов ему надо всего лишь на одну минуту отвернуться. А на эти деньги в столь непростое время он может купить еду своим детишкам. Деньги способны хоть немного облегчить его жизнь. Сколько людей поступили бы так же? Сколько? А вы сами?
«Хороший прием, всегда полезно обращаться к зрителям напрямую».
Латон и Мэри поднялись по изрядно побитым ступеням трапа, за ними, крадучись, последовал Эмлин Гермон. Чиновник космопорта остался разговаривать с рабочими.
Перед самым люком Латон обернулся, капюшон его плаща упал, полностью открыв лицо. Красивое, с правильными чертами и налетом аристократизма: эденистическая искушенность, но без признаков культурного наследия, этой уравновешивающей черты, благодаря которой носители гена сродственной связи оставались людьми. Казалось, он смотрит прямо на Грэма Николсона. Латон рассмеялся, не скрывая добродушной издевки.
Каждый, кто в последующие недели подключался к этому репортажу, ощущал, как гулко в этот момент забилось в груди сердце старого журналиста. Как трудно стало ему дышать из-за внезапно возникшего кома в горле.
Странная остановка и смех. Это не могло оказаться случайностью. Латон знал о его присутствии, но проигнорировал его. Грэм был слишком мелкой фигурой, чтобы вызвать его тревогу.
— Вот он и уходит. Путь к звездам свободен. Должен ли я попытаться его остановить? Встать на дороге человека, одно имя которого заставляет трепетать от страха целые миры? Если вы на это рассчитываете, вы ошибаетесь, и я прошу меня простить. Потому что я боюсь его. И не верю, что могу что-то противопоставить его силе. Он не свернет со своего пути.
Крышка люка захлопнулась. Рабочие засуетились под дождем, отстегивая от гнезд темно-желтые ребристые кабели. Взвыли компрессоры, разбивая тяжелые капли дождя в тучи водяной пыли. Пронзительный вой нарастал, пока космоплан не вздрогнул и не поднялся в пасмурное небо.
— Мой долг в том, чтобы предупредить вас. Я сделаю все, что могу, все, что должен сделать, чтобы передать вам мои ощущения. Теперь вы знаете. Он приближается. И это вам предстоит с ним бороться. Желаю вам успеха. А нам, оставшимся здесь, придется противостоять катастрофическим последствиям его деятельности в глубинных землях материка. Это не совсем то, к чему мы готовились, в нашем мире живут не легендарные герои, а обычные люди, такие же, как и вы. Но беда, как обычно, наваливается на тех, кто меньше всего способен вынести ее тяжесть. Над Лалондом опустилась зловещая ночь, и я не надеюсь на скорый рассвет.