Фрейя удивленно моргнула, а потом презрительно фыркнула.
— Ой, бедняжка отче! Вы так нуждаетесь в подпорке? Или прячетесь за своей верой от реальности?
— Господи всемилостивый, Отец наш небесный и земной, со смирением и покорностью прошу Твоей помощи в очищении и освящении. Именем Иисуса Христа, жившего среди нас, дабы узреть и познать грехи наши, даруй мне благословение в этом деле, — нараспев прочел Хорст.
Он давным-давно не читал литанию по единой книге молитв и никогда раньше не произносил этих слов в век науки и всеобщего знания, живя в аркологии из потрескавшегося бетона и блестящего композита. Даже Церковь давно усомнилась в их необходимости — они стали реликвией тех времен, когда вера противостояла язычеству. Но теперь эти слова засияли в его сознании ослепительным светом.
Презрение Фрейи сменилось потрясением.
— Что?
Она спустила ноги с кровати.
— Господь всемилостивый, обрати Свой взор на слугу Твою Фрейю Честер, павшую перед нечистым духом, и даруй ей очищение от скверны во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Хорст осенил разъяренную маленькую девочку широким крестом.
— Прекрати это, старый дурак. Думаешь, я испугаюсь твоей слепой веры?
Ее контроль над иллюзиями стал слабеть. Облик здоровой чистой девочки то пропадал, то снова появлялся, словно свет неисправного фонаря, а из-под него все чаще проглядывала изможденная хрупкая фигурка.
— Молю тебя, Господи, даруй мне Твою силу, чтобы уберечь ее душу от падения.
Библия окуталась пламенем. Хорст застонал от боли в опаленных руках и выронил книгу. Небольшой томик упал рядом с ножкой кровати. Руки жгло, словно он опустил их в кипящее масло.
Ярость исказила хорошенькое личико Фрейи почти до неузнаваемости.
— Будь ты проклят, священник. — Богохульство, произносимое детскими губами, звучало непостижимым абсурдом. — Я выжгу твой мозг. Я сварю тебя в твоей же собственной крови.
Облик одержимой становился все прозрачнее. Несчастная Фрейя начала задыхаться.
Хорст здоровой рукой схватился за крест.
— Именем Господа нашего Иисуса Христа приказываю тебе, слуга Люцифера, изыди из этой девочки. Вернись в небытие пустоты, где тебе и место.
Фрейя пронзительно взвизгнула.
— Как ты узнал?
— Изыди из этого мира. Тем, кто погряз во зле, нет места перед ликом Господа.
— Как, священник? — Ее голова поворачивалась из стороны в сторону, на шее вздулись мускулы, словно она сопротивлялась невидимой силе. — Скажи…
В спине Хорста возник и стал нарастать жар. От страха, что это существо его спалит, он покрылся обильным потом. Спина горела, как обожженная солнцем, но намного сильнее, и ему казалось, что кожа начинает лопаться. Одежда наверняка сейчас займется огнем.
Он поднес распятие к девочке.
— Восстань, Фрейя Честер, восстань к свету во славу Господа нашего.
И вот перед ним отчетливо предстала Фрейя Честер — осунувшееся лицо, искаженное болью, струйка слюны на подбородке. Ее губы шевелились, пытаясь что-то сказать. В темных глазах застыл ужас.
— Прииди, Фрейя! — ликующе воскликнул Хорст. — Прииди, и ничего не бойся. Господь ждет тебя.
— Отче. — Ее тонкий голосок был едва слышен. Она закашлялась, на губах опять появилась слюна, смешанная с желудочным соком. — Помогите, отче.
— Уповаем на Господа, чтобы спастись от зла. Мы жаждем Твоего правосудия, хоть и недостойны его. Мы пьем от крови Твоей, едим от плоти Твоей, чтобы разделить Твою славу. Но мы лишь пыль, из которой Ты сотворил нас. Убереги нас от наших ошибок, Господи, ведь в невежестве своем мы не ведаем, что творим. Просим Твоей, Господи, святой защиты.
На одно короткое мгновение демон одержимости вернулся. Взгляд Фрейи зажегся такой неудержимой яростью, что решимость Хорста дрогнула.
— Я не забуду тебя, — проскрипели ее зубы. — Я буду помнить тебя целую вечность, священник.
Невидимые руки тонкими, будто и впрямь детскими пальцами вцепились в его горло. Из-под острых ноготков вокруг адамова яблока брызнула кровь. Хорст высоко поднял свой крест, отчаянно надеясь на победу символа Христа.
Фрейя испустила последний яростный вопль. А потом дух демона унесся в леденящем смертоносном вихре, отшвырнувшем Хорста к стене. Сложенные в стопки пакеты с продовольствием мгновенно рассыпались, постельное белье взлетело в воздух, со стола и комода попадали все мелкие предметы. Раздался гулкий удар, как будто перед вражеской армией захлопнулись ворота замка.
Фрейя, настоящая Фрейя, покрытая воспаленными ссадинами, одетая в грязные лохмотья и истощенная так, что были видны все кости, осталась лежать на кровати. С ее потрескавшихся губ слетали неразборчивые булькающие звуки. А потом она заплакала.
Хорст, ухватившись за край кровати, поднялся на ноги. Он протяжно вздохнул, все тело мучительно болело изнутри и снаружи, словно он переплыл океан.
В спальню ворвалась Джей, а за ней несколько самых отчаянных мальчишек. Они все заговорили разом.
— Все в порядке, — успокоил их Хорст, прикрывая рукой царапины на шее. — Теперь все в порядке.
На следующее утро Джей, проснувшись, с удивлением обнаружила, что проспала. С ней редко такое случалось, те минуты, когда в начале каждого дня она оставалась наедине с собой, были одними из самых счастливых. Но рассвет уже приближался. В щели тростниковых жалюзи пробивался слабый белесый свет. Остальные дети еще спали. Она быстро натянула шорты, ботинки и огромную футболку, которую попыталась подогнать под свой размер, но не слишком удачно, и тихонько выскользнула во двор. Через тридцать секунд она вбежала обратно и громко позвала отца Хорста.
Высоко над одиноким домиком в саванне на фоне темного предрассветного неба сияла космическая мандала, начертанная светящимися инверсионными следами тринадцати звездолетов.
Глава 6
Льюис Синклер родился в 2059 году. Он жил в Мессопии, первом специально построенном комплексе, предназначенном для работы, проживания и отдыха людей, на средиземноморском побережье Испании. Это был унылый типовой загон из бетона, стекла и пластика, раскинувшийся на пять квадратных километров и приютивший девяносто тысяч человек, которые укрылись здесь от постоянных яростных штормов, сотрясающих Землю. Сооружение появилось в результате эксперимента, щедро финансируемого Федеральным парламентом Европы. Эксперимент имел целью решить проблему восьмидесяти пяти миллионов безработных, заполонивших континент подобно злокачественной опухоли. Создатели Мессопии добились весьма скромного успеха — промышленные предприятия среднего размера едва-едва обеспечили возврат вложенных средств, но этот комплекс явился предвестником огромных аркологий, которые спустя несколько столетий стали домом, местом работы и защитой для опасно разросшегося населения Земли.
Жизненный путь Льюиса Синклера с самого начала не сулил ничего хорошего; его родители были людьми бедными и попали в мини-город лишь потому, что принятый парламентом закон требовал социально сбалансированного состава населения. В этом обществе, ориентированном строго на средний класс, для Льюиса не было свободной ниши. Сначала он прогуливал школу, а потом скатился до наркотиков, преступлений и насилия. Классический пример правонарушителя, одного из тысяч, наводнивших архитектурно убогие улицы и бульвары Мессопии.
Все могло быть иначе, если бы система образования вовремя взяла бы его в оборот, если бы у него хватило сил противостоять влиянию ровесников, если бы в обществе технократов Мессопии чуть больше внимания уделяли социальным проблемам. Возможность выбора у него была. Льюис Синклер жил в период ощутимого технологического и экономического прогресса, но даже не подозревал об этом, не говоря уж о том, чтобы воспользоваться его плодами. Истощенные земные резервы металлов уже начали пополняться добываемыми на астероидах ископаемыми; биотехнология наконец-то стала оправдывать ожидания и продемонстрировала первые образцы сродственной связи; с увеличением объемов добычи гелия-3 из атмосферы Юпитера стали возникать экологически чистые производства на термоядерной энергии. Но все это никак не затронуло те слои общества, к которым принадлежал Льюис Синклер. Он умер в 2076-м, семнадцати лет от роду, через год после создания на орбите Юпитера биотопа Эден и за год до того, как в астероидном поселении Нью-Конг приступили к разработке проекта сверхсветовых двигателей. Его смерть была такой же бессмысленной, как и жизнь: в пропахшем мочой подземном складе, в драке на лучевых ножах, причем оба противника находились в состоянии наркотического угара. Причиной поножовщины стала тринадцатилетняя девочка — каждый из них хотел быть ее сутенером.
Он проиграл, лучевое лезвие прошло сквозь его ребра и рассекло желудок на две неравные части.
И тогда Льюис Синклер сделал открытие, которое рано или поздно ожидает каждого из людей. Смерть — это еще не конец существования. Последующие столетия он провел в качестве лишенного энергии астрального существа, подвешенного в безразмерной пустоте. Ощущая остальных — живых — смертных, завидуя богатству и разнообразию их физической жизни, он уже жалел, что смерть не стала окончательным финалом.
Но теперь Льюис Синклер вернулся. Он снова обладал телом и плакал от радости, вызванной таким простейшим явлением, как капли дождя, падающие на запрокинутое вверх лицо. Он больше не собирался возвращаться в небытие, ожидающее после окончания земной жизни. Никогда. И имел возможность воспротивиться этому; он и другие такие же отщепенцы представляли собой неодолимую мощь.
Теперь у него имелась не только та сила, которую дают плоть и кровь. Частица его души все еще оставалась там, в бескрайней пустоте, он еще не полностью вернулся к жизни. Он словно не до конца превратившаяся бабочка, замершая на границе между привязанной к земле куколкой и легкокрылой однодневкой. Очень часто Льюису казалось, что позаимствованное тело — всего лишь биологический сенсор, локатор, высунувшийся из земли и по эфирному кабелю передающий информацию изголодавшейся по ощущениям душе. Вокруг разлома реальности, где соприкасались два временн