Девушка с готовностью ответила на его поцелуи и даже сбросила простыню, предлагая полюбоваться ее прекрасным телом. Но под его рукой кожа стала жесткой и начала сморщиваться. Он испуганно поднял голову и увидел рядом с собой хихикающую старуху.
Розоватое сияние превратилось в алое, как будто комната истекала кровью. Он увидел, как в стене пульсирует полип. Вдалеке послышались гулкие удары сердца.
Мосул проснулся. Комнату заливало розовое сияние. Ему стало невыносимо жарко, все тело покрылось испариной.
— Перник, меня мучает кошмар… мне так кажется. Сейчас я не сплю?
— Нет, Мосул.
— Слава богу. Почему так жарко?
— Ты видишь кошмар. Мой кошмар.
— Перник!
Мосул проснулся и соскочил с кровати. Стены спальни окончательно покраснели, это был уже не привычный твердый полип, а сырое мясо, пронизанное тонкими фиолетово-черными венами. Они поблескивали, словно студень. Снова послышался стук сердца, на этот раз громче, чем прежде. В воздухе появился влажный едкий запах.
— Перник! Помоги мне.
— Нет, Мосул.
— Что ты творишь?
Клио перевернулась и засмеялась над ним. Ее глаза превратились в пару бессмысленных желчно-желтых шариков.
— Мы идем за тобой, Мосул, за тобой и такими, как ты. Ограниченными самодовольными ублюдками.
Она ударила его локтем между ног. Мосул вскрикнул от боли и свалился с рельефного пружинистого матраса, служившего ему кроватью. Он стал извиваться на скользком полу, роняя с губ струйки желтоватой рвоты.
Мосул проснулся. На этот раз окончательно, он был в этом уверен. Перед глазами возникла пугающе ясная картина. Он лежал на полу, запутавшись в простынях. Спальню заливал красный свет, стены превратились в пласты вонючего мяса.
Клио не могла избавиться от собственного повторяющегося кошмара, ее руки колотили по изголовью кровати, а невидящий взгляд уставился в потолок. Из горла вырывались сдавленные вопли, как будто она задыхалась. Мосул попытался подняться, но ноги разъезжались на липком и скользком полу. Он дал команду мускульной мембране двери. Но слишком поздно заметил, что ее форма изменилась — вместо вертикального овала появилась горизонтальная щель. Гигантская пасть. Она раскрылась, приоткрыв на мгновение ряды гнилых зубов величиной с человеческую ступню, а потом в спальню хлынул поток густой желтой блевотины. Волна отвратительной массы ударила в него, протащила по полу и швырнула в стену. Он не решался кричать, опасаясь, что эта гадость попадет в рот. Его руки яростно забили по поверхности, но это было все равно, что пытаться плыть в глиняной жиже. Потоку, казалось, не будет конца. Уровень жидкости поднялся уже до колен. Клио барахталась всего в паре метров от него, бурлящий поток постоянно вертел ее тело туда-сюда. Мосул не мог до нее дотянуться. Тепло поступающей массы расслабляло его мышцы, а содержащийся в ней желудочный сок разъедал кожу. Он с трудом смог выпрямиться. Клио скрылась под жижей, так и не выйдя из своего кошмара. А поток не ослабевал.
Льюис Синклер не сомневался, что труп Латона неподвижно лежит под стрелой крана. А проверить это он не удосужился. Остров Перник оказался огромным, намного больше, чем Льюис себе представлял; таким, как он, вообще постичь все это было непросто. Он рассылал по сродственной связи свои нездоровые фантазии, вторгаясь в сновидения дремлющих людей, заставляя их открывать сознание безумному страху, чтобы в них могли проникнуть очередные души, дожидающиеся новых тел. Это поглощало все его внимание. Он игнорировал утомительные мелкие детали биотехов: автономное функционирование органов, системы наблюдения, которыми пользовалась совокупность, и движения мускульных мембран. Он стремился к единственной цели — уничтожению оставшихся эденистов — и полностью сосредоточил на нем все свои силы.
Клетки полипа в результате энергистического насилия запылали розовым светом. В безлунном мраке ночной Атлантиды остров Перник мерцал раскаленным рубином, испуская в глубину океана светящиеся лучи, привлекающие любопытных рыб. Внимательный наблюдатель, пролетая над ним, мог бы заметить в окнах жилых башен пульсирующие голубые вспышки, словно внутри метались стрелы молний.
Из арочных входов жилых башен, стоящих на границе парковой зоны, раздавались протяжные вопли. Достигая берега, они сливались в почти что мелодичный хор и вторили жалобному плеску волн, бьющихся о край полипа.
Повсюду метались неумолчно гомонящие домошимпы. Атака Льюиса на совокупность стерла контролирующие слуг-биотехов программы, и их сменили долго подавляемые стадные обезьяньи инстинкты. Вмиг одичавшие животные вступали в яростные схватки друг с другом и разбегались по самым темным уголкам парка.
Оставшиеся псевдоразумные сервиторы, все восемнадцать видов, необходимые для обслуживания статических органов острова, либо неподвижно замирали, либо снова и снова выполняли последнее данное им задание.
Среди этого хаоса никем не замеченный труп Латона постепенно разлагался, быстро превращаясь в протоплазменную жижу.
Биотехники эденистов, исследовавшие останки Джантрита, назвали средство, которым Латон изменил структуру биотопа, протеическим вирусом. На самом деле это был не просто вирус. Один из ученых, описывая процесс, воспользовался термином «органические молекулы, программируемые сродственной связью».
Глубоко встревоженный этой технологией и возможностями ее применения Юпитерианский банк предпочел не делиться информацией. При его содействии после окончания исследований был запущен проект по поиску методов защиты существующих биотопов от субнанонического оружия и возможности привития иммунитета будущим биотопам (и людям). В последующие сорок лет в этой работе был отмечен довольно медленный, но удовлетворительный прогресс.
В то же время втайне от эденистов Латон на Лалонде усовершенствовал свой процесс и добился значительного успеха.
В пассивном состоянии обновленные протеические вирусы маскировались под инертные органеллы внутри клетки тела — будь то печень, кровяные тельца, мышцы или волосы. А когда последняя команда по сродственной связи их активировала, органеллы выбрасывали партию плазмидов (небольших искусственно синтезированных петель ДНК) и значительное количество транскрипционных факторов — вспомогательных белков, способных включать или отключать определенные гены. После внедрения плазмидов в клеточную ДНК начинался митоз, процесс непрямого деления клеток, вызывающий их размножение. Вспомогательные белки полностью отключали ДНК человека, а также целые серии новых плазмидов, оставляя только один тип, определяющий функции новых клеток. Таким образом осуществлялась радикальная мутация. Сотни тысяч клеток Латона погибли, еще миллионы были уничтожены в процессе запущенного митоза, но более половины успешно расщепились, превращаясь в особые половые клетки с двойным набором хромосом.
Они красноватой слизью растекались с его рук, ног и с ворота корабельного комбинезона, просачивались мимо неподдающихся скоплений мертвых клеток, сохранявших первоначальный вид: сердцевин окоченевших органов, узких ребер, резинистых узлов вен. Распространяясь по полипу, они сквозь микроскопические трещины просачивались вглубь, устремляясь к нейронному слою, лежащему на глубине четырех метров. Их проход облегчали питающие капилляры и нервные волокна Перника.
Спустя четыре часа, когда над обреченным островом разгорался рассвет, большая часть половых клеток достигла нейронного слоя. Вторая стадия действия протеического вируса сильно отличалась от первой. Половые клетки проникали сквозь мембраны нейронов и выпускали особый плазмид, предназначенный для конкретной цели (у Латона их имелось четыре сотни на выбор). Одновременно с плазмидом выделялся и активирующий белок.
В результате митоза появлялись нейронные клетки, почти идентичные тем, которые им предстояло заменить. Запущенный репродукционный цикл продолжался безостановочно. Новые клетки со все возрастающей скоростью заменяли старые. Цепная реакция мягкой модификации началась с берега острова. Продолжалась она довольно долго.
Адмирал Колхаммер почти не ошибся, утверждая, что «Тайм Юниверс» опередит эденистов в стремлении проинформировать Конфедерацию о возвращении Латона. Несколько десятков звездных систем услышали эту новость из трансляций именно этой компании. Правительства, не имеющие информации, которой обладала новостная компания, оказались в неловком положении. Однако вскоре космоястребы доставили дипломатические флек-диски от адмирала Александровича и президента Ассамблеи Конфедерации, разъяснившие положение дел.
Вполне естественно, что общественное внимание прежде всего сосредоточилось на Латоне: прошлая угроза возникла вновь, как дьявольский феникс. Все хотели знать, что сделано для его поимки и уничтожения, и в результате поднялась неимоверная шумиха.
Президентам, королям и диктаторам пришлось опубликовать заявления, в которых они заверяли своих встревоженных подданных, что на поиски Латона брошены все имеющиеся резервы.
Предполагаемое зомбирование людей на Лалонде привлекало меньше внимания. Грэм Николсон не сделал акцента на этой проблеме, и информация осталась на уровне слухов. Вскоре научные обозреватели засомневались в целесообразности зомбирования целого колониального мира. И встал вопрос о том, что же на самом деле произошло в бассейне Кволлхейма. Появление Латона затуманивало им разум не меньше, чем всем остальным. Латон жил на Лалонде, следовательно, все проблемы Лалонда возникли из-за него. Что и требовалось доказать.
Тем не менее правительства были сильно обеспокоены возможностью появления энергетического вируса, способного поразить все население. Краткий доклад доктора Гилмора о результатах исследования Жаклин Котье не представили широкой публике.
Офицеры-резервисты флота были призваны на службу, корабли приведены в боевую готовность. Возвращение Латона дало правительствам повод ужесточить процедуры досмотра прибывающих космических кораблей. Офицерам иммиграционной службы и таможни были даны строгие указания проявлять особую бдительность относительно любых боевых нейронаноников.