Он проверил застежки своего шлема и набрал в грудь воздуха.
— Ну, приступаем. Отключить режим нуль-тау.
Чернота на крышке капсулы рассеялась, сменившись гладкой поверхностью композита. Ральф приготовился услышать сумасшедший стук кулаков, ранее утихший только после закрытия и включения капсулы. Но тишину нарушал лишь случайный шорох движений десантников, старавшихся заглянуть внутрь.
— Открыть крышку.
Панель поползла в сторону. Ральф напрягся, ожидая, что Скиббоу выскочит оттуда, как боевая оса, разогнавшаяся до сорока g. Изнутри донеслось сдавленное хныканье. Каталь озадаченно оглянулся.
«Господи, неужели мы перепутали капсулу?»
— Так, всем оставаться на местах, — приказал он. — Вы двое, — Ральф оглянулся на десантников с карабинами, — прикройте меня.
Он медленно двинулся по настилу, все еще ожидая прыжка Скиббоу. Хныканье, переходящее в стоны, стало громче.
Очень и очень осторожно Ральф оперся рукой о край капсулы и заглянул внутрь, готовый в любой момент отскочить назад.
Джеральд Скиббоу беспомощно парил внутри кремово-белого композитного саркофага. Все его тело сотрясалось от дрожи. Поврежденная рука была прижата к груди. Вокруг глаз краснели воспаленные ободки, из разбитого носа все еще сочилась кровь. В нос Ральфу ударил запах джунглей, грязи и мочи.
Джеральд всхлипывал, не переставая, в уголках рта пузырилась слюна. Ральф нагнулся над капсулой, но в бессмысленно вытаращенных глазах не возникло и намека на какую-либо реакцию.
— Дерьмо.
— Что произошло? — спросил его контр-адмирал Фаркуар.
— Не понимаю, сэр. Но это точно Скиббоу. Хотя, похоже, он сейчас в каком-то шоковом состоянии. — Ральф помахал рукой перед лицом колониста, испещренным пятнами крови и грязи. — Вероятно, он потерял сознание.
— Как вы думаете, он все еще опасен?
— Не думаю, чтобы он мог чем-то навредить, по крайней мере пока не очнется.
— Хорошо, Хилтч. Пусть десантники как можно быстрее доставят его в изолированную камеру. А я направлю туда бригаду неотложной помощи.
— Слушаюсь, сэр.
Ральф выпрямился и дал знак троим десантникам вытащить все еще не сопротивляющегося Скиббоу из капсулы. Нейронаноники известили его о понижении уровня тревоги до шестого.
«Непонятно, — рассуждал он про себя. — Мы везли на борту ходячую ядерную бомбу, а получили какую-то обмочившую штаны куклу. Что-то стерло все следы зомбирования. Но что?»
Отряд десантников, пересмеиваясь, покинул отсек. Все-таки хорошо, что они не пригодились. Ральф, держась одной рукой за решетку, еще долго оставался в неподвижности, глядя на пустую нуль-тау-капсулу.
Через три часа после понижения уровня тревоги до шестого жизнь внутри Гайаны вернулась в нормальное русло. Гражданские лица, занятые на военной базе, снова приступили к своим делам. В двух других полостях астероида были сняты ограничения на связь и передвижения. Космическим кораблям разрешили стыковку и вылет, и только тот сектор космопорта, где стоял «Экуан», был открыт исключительно для военных кораблей. Спустя три с половиной часа после того, как Джеральд Скиббоу, остававшийся в бессознательном состоянии, был доставлен в изолированную камеру, капитан Фарра Монтгомери вошла в небольшой офис, занимаемый «Тайм Юниверс», и передала дежурному флек-диск Грэма Николсона.
Горничные Криклейда еще час назад накрыли стол для завтрака, и Герцог уже поднялся в небо, перечеркнутое тонкими полосами полупрозрачных облаков. Ночь Герцогини впервые после летнего солнцестояния сбрызнула землю легким дождем. Под утренними лучами капли сверкали и переливались в полях и лесах. Местные цветы, успевшие разбросать свои семена, свернулись и пожухли, а теперь превратились в сочную массу, готовую послужить удобрением. И что самое приятное, воздух очистился от пыли. Рабочие поместья, окрыленные доброй приметой, радостно встретили утро нового дня. Ранний дождь давал надежду на тучный урожай зерновых.
Но Луизу Кавана не радовал ни дождик, ни перспектива зернового изобилия. Даже игривый энтузиазм Женевьевы не мог соблазнить ее на привычную прогулку по выгону. Она заперлась в своей ванной комнате и, спустив трусики, сидела на унитазе, горестно опустив голову на руки. Длинные волосы свесились вниз, задевая кончиками за блестящие голубые туфельки.
«Глупо отращивать такие длинные волосы, — подумала она, — глупо, непрактично и оскорбительно тратить на них массу времени и сил. Зачем прихорашиваться и ухаживать за прической, словно я выставочная лошадь? Такое отношение к женщине обусловлено порочными и безнравственными традициями. Как будто я всего лишь приложение для какого-то пустоголового „молодого джентльмена". Кому какое дело, как я выгляжу, да еще в соответствии с понятиями псевдомифического прошлого другой планеты? У меня уже есть мой мужчина».
Луиза задержала дыхание и изо всех сил напрягла мышцы живота, сжимая внутренности. От усилия ногти глубоко впились в ладони. Лицо покраснело, тело начало дрожать.
Это ни к чему не привело. Она с рыданием выпустила воздух из легких.
Злость заставила ее снова напрячься. Выдохнуть.
Напрячься.
Ничего.
Она хотела расплакаться. Плечи задрожали, глаза стало жечь, но слез не осталось. Она выплакала их все.
Ее месячные задерживались уже на пять дней. А до сих пор приходили регулярно.
Она была беременна ребенком Джошуа. Это чудесно. И ужасно. И… сулило жуткие осложнения.
— Господи, прошу тебя, — прошептала она. — То, чем мы занимались, не было грехом. Не было. Я так люблю его. Правда, люблю. Не допусти, чтобы это случилось со мной. Пожалуйста.
Ничего другого она не хотела так сильно, как ребенка от Джошуа. Но не теперь. Сам Джошуа казался ей великолепной мечтой, навеянной долгими жаркими месяцами безмятежного лета Норфолка. Слишком прекрасен, чтобы быть реальным, она таяла от одного только его взгляда, одновременно сгорая от страсти. Страсти, о которой прежде не имела ни малейшего понятия. После первого же поцелуя ее избранника все прежние романтические увлечения поблекли и растворились в ее памяти. А стоило ей только подумать об искусных руках Джошуа, ласкающих ее обнаженную грудь, как тело под простыней вспыхивало огнем, что никак не подобало благопристойной леди. Не было дня, чтобы она не приходила на маленькую полянку в лесу Уордли, а запах сена возбуждал воспоминания об их последней встрече.
— Господи, прошу тебя.
В прошлом году девушка из школы при монастыре, на год старше Луизы, внезапно уехала. Она принадлежала к одному из известных семейств графства Стоук, и ее отец, крупный землевладелец, больше десяти лет заседал в местном совете. Матушка-настоятельница сказала, что девушка уехала к родственникам, разводившим овец на острове Камбрия, чтобы изучить практические аспекты домашнего хозяйства и должным образом подготовиться к замужеству. Но настоящая причина всем была известна. Один из парней цыганского табора, приехавшего для сбора урожая, заманил ее к себе. После этого родных девушки стали сторониться, а ее отец отказался от места в совете, сославшись на проблемы со здоровьем.
Семье Кавана, конечно, такое не грозит. Но, если она неожиданно прервет учебу, неизбежно пойдут разговоры, Криклейд навсегда будет запятнан тенью позора. Мама станет плакать из-за дочери, которая так жестоко ее подвела. А отец… Луиза даже помыслить не могла о том, что может сделать ее отец.
Нет, решительно сказала она себе. Перестань все время об этом думать. Ничего страшного не случится.
«Ты же знаешь, что я вернусь», — сказал ей Джошуа, когда они, обнявшись, лежали на берегу переливающегося под солнцем ручья. И он говорил, что любит ее.
Он вернется. Он обещал.
И тогда все будет хорошо. Джошуа — единственный во всей Вселенной человек, который без страха сможет все уладить с ее отцом. Да, как только он вернется, все будет прекрасно.
Луиза убрала свои — ужасно надоевшие — волосы с лица и медленно встала. Взглянув в зеркало, она поняла, что выглядит хуже некуда. Она натянула трусики, сполоснула глаза холодной водой. Длинное светлое платье с цветочным узором ужасно измялось. Почему ей нельзя носить брюки или даже шорты? Она и представить не могла, как няня отреагирует на такое невинное предложение. Выставить ноги на всеобщее обозрение? Хорошенькое дельце! Но в такую погоду это было бы куда более практично. Многие женщины на розовых плантациях так и делают, и некоторые девушки примерно ее возраста тоже. Луиза начала заплетать косу. И прическу она обязательно изменит, когда выйдет замуж.
Замуж. Она робко улыбнулась своему отражению. Джошуа с ума сойдет, когда вернется и услышит от нее эту новость. Но в конце концов он порадуется вместе с ней. Как же может быть иначе? И к концу лета они поженятся (достаточно быстро, чтобы не возбуждать слухи увеличившимся животом). В это время земные растения будут в полном цвету, а амбары заполнятся вторым урожаем. И ее живот не будет заметен, по крайней мере в платье подходящего фасона. Женевьева с радостью станет подружкой невесты. Для приема гостей на лужайках построят огромные шатры. Съедутся родные, которых она не видела много лет. Это будет праздник, какого в графстве Стоук не было лет десять, все будут счастливы, и они станцуют под неоново-красным ночным небом.
Люди, возможно, догадаются о причине такой спешки. Но Джошуа станет партнером отца в торговле мейопом. Он богат, хорошего происхождения (иначе как бы он мог получить в наследство космический корабль?) и обладает деловыми качествами, так что сможет управлять Криклейдом. Вполне подходящая (хотя и необычная) партия для наследницы Криклейда. В их союзе не будет ничего выходящего из ряда вон. Ее репутация не пострадает. И семейство Кавана сохранит свое доброе имя.
После свадьбы они могли бы уехать в путешествие по островам Норфолка. А может, даже полететь на другую планету на его корабле. И было бы здорово родить ребенка во время путешествия, чтобы никто не задумывался над датой его зачатия.