Дариат никак не мог решиться на самоубийство. Этот шаг ассоциировался с полным и бесповоротным провалом, с отчаянием. А после возвращения мертвых из царства пустоты его жизнь обрела смысл.
Он наблюдал, как парочка осторожно спускается по вонючей лестнице космоскреба. Кьера Салтер отлично поработала и совратила мальчишку, хотя какой пятнадцатилетний подросток мог бы устоять перед телом Мэри Скиббоу? Кьере даже не пришлось улучшать полученные физические данные. Стоило ей надеть лиловый топик на тонких бретельках и небесно-голубую юбочку, и природа сама позаботилась о буре в гормональной системе парнишки, точно так же как и в случае с Андерсом Боспуртом.
За полиповыми стенами активировалась и начала взаимодействовать с системами космоскреба подпрограмма наблюдения за Хорганом. Невидимый и вездесущий ангел-хранитель. Благодаря ей можно было уловить первые признаки тревоги или опасности. Хорган был еще одним из бесчисленных потомков Рубры. Избалованным и бережно взлелеянным. Его разум уже был тайно направлен в нужное русло, а высокомерие юнца достигло неимоверного уровня. У него имелись все качества, присущие предыдущим протеже Рубры. Хорган был гордым, одиноким и обладал взрывным характером. Худощавый смуглый юнец азиатского типа с привлекающими всеобщее внимание голубыми глазами; если его хромосомы к смазливой внешности добавили бы еще и надлежащую мускулатуру, он дрался бы не меньше самого Дариата в юности.
Естественно, Хорган нисколько не удивился вниманию, оказанному ему Кьерой-Мэри. Он принял его как должное.
Дариат ощутил, как мониторинговая программа затопила опустевшее помещение, производя тщательное обследование, включая и память местных клеток. Это был самый напряженный момент. Дариату потребовалось два дня, чтобы модифицировать программу квартиры. До сих пор ни одна из его уверток не помогала противостоять направленному вниманию сущности биотопа, обладающего собственным разумом.
Но в сознании Рубры не возникло ни тревоги, ни криков о помощи. Мониторинговая программа видела только пустую квартиру, поджидающую возвращения Хоргана.
— Они идут, — сказал Дариат остальным, кто вместе с ним оставался в спальне Андерса Боспурта.
Все трое возвращенцев были рядом с ним. Росс Нэш, канадец из начала двадцатого века, вселившийся в тело Боспурта. Энид Понтер с Геральдтона, мира этнических австралийцев, умершая двести лет назад и возвращенная в физическое тело Алисии Кохрейн. И Клаус Шиллер, завладевший телом Манзы Бальюзи, немец, бесконечно бормочущий о любимом фюрере и, похоже, очень недовольный своей азиатской внешностью. С тех пор как он покинул борт «Йаку», его тело подверглось некоторым изменениям и теперь отличалось от того, что было записано на флек-диске. Кожа побледнела, в иссиня-черных волосах появились светлые пряди, в мягких чертах лица проглядывала суровая холодность, а глаза стали светло-голубыми. Он даже подрос на пару сантиметров.
— А Рубра? — спросила Энид Понтер. — Он что-нибудь знает?
— Мои искажающие программы сработали. Нас никто не видит.
Росс Нэш медленно обвел взглядом спальню, как будто принюхивался, ожидая обнаружить в воздухе экзотический запах.
— Я его чувствую. Из-за стен веет холодной враждебностью.
— Это Анстид, — сказал Дариат. — Это его ты ощущаешь. А Рубра лишь его часть, его слуга.
Росс Нэш даже не стал пытаться скрыть свое отвращение.
Дариат знал, что никто из них ему не доверяет. Это были сильные противники, и на хрупкое перемирие они согласились только из-за того, что могли навредить друг другу. Такое противостояние не может длиться долго. Бесконечно сдерживаемые сомнения и неуверенность, присущие всем людям, способны преодолеть барьеры благоразумия. И высокие ставки с обеих сторон только содействуют стремлению увидеть предательство в каждом случайном вздохе и в каждом неосторожном шаге.
Но он докажет свою надежность так, как еще никто не мог доказать. Он доверит им не только свою жизнь, но и свою смерть. И это до абсурда логично.
Он хотел заполучить их невероятные способности, но в то же время сохранить сродственность. Их силы исходили из царства смерти, поэтому и ему предстояло умереть, а потом овладеть телом с генами сродственной связи. Все так просто на словах. И совершенно непостижимо. Но, с другой стороны, в последние дни он стал свидетелем многих непостижимых явлений.
В квартиру вошли Хорган и Кьера. Они начали целоваться еще до того, как закрылась дверь.
Дариат сосредоточился, его сродственная связь вызвала к жизни новые подпрограммы, способные очень осторожно искажать передаваемую картинку. Одна из них сконцентрировалась на изображении двух обнявшихся тел. Иллюзорная обманчивость — она была сгенерирована переподчиненным сектором сенсорных клеток биотопа, в десять раз превышающим объем человеческого мозга. По отношению к общей массе нейронного слоя этот сектор был очень мал, но его хватило для создания идеальной иллюзии, фантома, впрочем, обладающего весом, текстурой, цветом и запахом Хоргана и Кьеры. Даже теплом их тел. Сенсорные клетки зарегистрировали все это в тот момент, когда они с поспешностью, характерной для охваченных страстью подростков, начали срывать друг с друга одежду.
Самое трудное для Дариата заключалось в том, чтобы имитировать непрерывный поток эмоций и ощущений, бессознательно передаваемых Хорганом по сродственной связи. Но он справился, осторожно добавив частичку собственных воспоминаний. Мониторинговая программа бесстрастно фиксировала созданную сцену.
Сознание Дариата разделилось, словно в нем одновременно разворачивались два квантово-космологических процесса, две расходящиеся реальности. В одной, смеясь и разбрасывая одежду, в спальню врывались Хорган и Кьера. В другой…
Глаза Хоргана ошеломленно распахнулись. В одном поцелуе он ощутил все, на что было способно ее тело. Ему предстояло величайшее сексуальное наслаждение в жизни. Но теперь девушка презрительно усмехалась. А в комнату из соседней спальни вошли четыре человека. Двое мужчин изумляли своими огромными размерами.
Хорган не стал больше задерживать на них свое внимание. Ему уже приходилось слышать о подобных проделках, о них испуганным шепотом рассказывали мальчишки в дневном клубе. Проклятье. Эта шлюха заманила его в ловушку, чтобы остальные могли насиловать, пока он не подохнет. Он развернулся, и мышцы ног послушно напряглись.
По затылку ударило что-то странное — словно тугой сгусток жидкости. Сознание покидало его разум, а где-то вдалеке запел хор падших ангелов.
Дариат отступил, давая возможность Россу Нэшу затащить полубесчувственное тело Хоргана в спальню. Он старался не смотреть на ступни парня, оторвавшиеся от пола на добрых десять сантиметров.
— Ты готов? — спросила Кьера источающим презрение тоном.
Он прошел мимо нее в спальню.
— Потрахаемся, когда все это завершится?
Накладкам для внутривенного вливания и медицинским пакетам Дариат предпочел старомодную капсулу, которую требовалось проглотить. Это был цилиндрик — естественно — черного цвета, длиной около двух сантиметров. Он приобрел капсулу у знакомой распространительницы наркотиков, к которой уже не раз обращался. Она заверила его, что это нейротоксин, исключающий ощущение боли. Можно подумать, кто-то пришел бы жаловаться, если бы что-то оказалось не так.
Дариат усмехнулся, вспомнив этот разговор. И проглотил капсулу, пока его сознание отвлеклось на воспоминания. Если ему будет больно, ей придется усвоить весьма неожиданный урок на тему прав потребителей.
— Приступайте, — сказал он остальным, уже собравшимся вокруг кровати. Они стали похожи на высокие тонкие скульптуры грязновато-коричневого цвета, словно заслоненные мутными линзами. Склонившись над распростертым телом мальчишки, они создали извивающиеся языки холодного пламени, растекшиеся по спине Хоргана.
Яд действовал быстро. Как и было обещано. Дариат постепенно утрачивал способность ощущать руки и ноги. Окружающий мир затягивала серая пелена. Слух тоже слабел, и это было неплохо — ему не пришлось слушать дикие вопли.
— Анастасия, — пробормотал он.
Как было бы легко сейчас воссоединиться с ней. Она ушла тридцать лет назад, но какое это имело значение по сравнению с вечностью? Он мог бы ее отыскать.
Смерть.
И после смерти.
Яростное содрогание тела и разума. Вселенная, вызывая ужас своей необъятностью, протянулась во все стороны от него. И воцарилась тишина. Тишина, которая, как он считал, возможна лишь в межгалактическом пространстве. Тишина без тепла и холода, без осязания и вкуса. Тишина, звенящая в его разуме.
Он не стал осматриваться по сторонам. Смотреть в этом шестом царстве было некуда и не на что. Но он знал, он чувствовал, что не один в этом пространстве — там находились души, о которых говорила Анастасия, когда они целую вечность назад сидели в ее шатре.
Его охватил поток эмоций, излучаемых призрачными сознаниями, настоящий шквал печали и горестных жалоб. Полный спектр ненависти, ревности, зависти, но больше всего жалости к самим себе. Души, лишенные надежды на искупление.
А снаружи был цвет, он разливался повсюду, но в то же время оставался недосягаемым. И манящим. Там ждала Вселенная, которую он бы с радостью назвал реальностью. Царство живых. Чудесное, прекрасное место, зовущая к себе материальность бытия.
Он хотел пробиться туда, найти вход. Но не было рук, и не было стен. Он хотел кричать, позвать живых на помощь. Но голоса тоже не было.
— Помогите! — возопил его разум.
Заблудшие души злобно рассмеялись. Их множество давило на него. Для Дариата не существовало понятия места, не было никакого ядра личности с защитной оболочкой. Он находился сразу повсюду, вкупе с теми, другими. И не имел возможности противиться их вторжению. С вожделением и алчностью они растаскивали его воспоминания, до последней капли высасывая содержащиеся в них эмоции. Жалкая замена бытия, но все же свежая, все еще изобилующая оттенками. Единственно доступная питательная среда, имевшаяся в этом мрачном континууме.