— В таком случае я от всей души желаю вам удачи, мой мальчик. Она вам понадобится, вся, до последней унции.
Унция, как подсказали наемнику нейронаноники, была древней мерой веса, а вот упоминания о «киношке» не нашлось ни в одном из файлов.
— Ты нам поможешь?
— Похоже, что выбор у меня невелик, не так ли? Ваша веселая компания с большими ружьями об этом позаботится.
— Правильно. Как тебя зовут?
— Меня? Ну, теперь меня кличут Шон Уоллес.
— Ответ неверный. Согласно записям в файле ЛСК, ты Рай Молви, колонист из Абердейла.
Мужчина почесал за ухом и стыдливо усмехнулся.
— А, здесь вы меня подловили, мистер Малин. Признаюсь, я действительно старина Молви. Никчемная у него душонка, должен сказать.
— Ладно, умник, игра окончена. Пошли.
Реза повел группу к оставленным лодкам, а Джалал сопровождал пленника, приставив дуло гаусс-винтовки к его затылку. Через пару минут после того, как они покинули поляну, розовое сияние стало сгущаться, пока не сровнялось цветом с красной пеленой, укрывающей окрестные джунгли. Резвые венналы, как будто зная, что жилье осталось без присмотра, запрыгали по ветвям окружающих поляну деревьев. Самые смелые из них решились пробежаться по траве до входа в домик, отыскивая случайные крошки. Еще через четверть часа в хижине раздался громкий скрип. Венналы бросились врассыпную и скрылись в зарослях.
Две минуты ничего не происходило. А потом, с медлительностью убывающей луны, поверхностный слой стал соскальзывать, обнажая примитивную земляную основу. Крыша осыпалась мелкими сухими чешуйками, словно осенними листьями, усыпавшими траву, со стен потекли ручейки сухой пыли. В течение двадцати минут вся постройка растворилась, словно кусочек сахара под мягким теплым дождем.
Теперь можно забыть о появлении Ионы Салдана, забыть о воскрешении Латона, это интервью затмит все новости. За этот репортаж Коллинз навеки отдаст ей должность главной ведущей. Она прославится на всю Конфедерацию. Келли Тиррел стала первым в истории журналистом, кому довелось взять интервью у мертвеца.
И для мертвеца Шон Уоллес оказался довольно общительным. Он сидел на задней скамье ведущей лодки, лицом к Келли, и все время поглаживал Фентона. Джалал держал его на прицеле крупнокалиберной гаусс-винтовки. Рядом с Келли устроился Реза, он внимательно слушал и время от времени вставлял свои комментарии.
Джунгли заканчивались, и заросли стали не такими густыми. В ажурных просветах между черными листьями виднелось красное облако, и Келли заметила, что оно начало редеть. В его однородной массе появились быстрые извилистые завихрения. Странно, но на уровне земли не было никакого ветра.
Шон Уоллес заявил, что жил в Северной Ирландии в начале двадцатого столетия.
— Ужасные времена, — тихо сказал он. — Особенно для человека с моими убеждениями. — Но на вопрос Келли о сути убеждений он покачал головой. — Такой леди, как вы, это ни к чему.
Он умер, по его словам, в середине 20-х годов, став очередной жертвой судебного произвола, очередной жертвой притеснения со стороны англичан. Причину, по которой солдаты его расстреляли, он не огласил. Но дал понять, что умер не один.
— А потом? — спросила Келли.
— Ах да, мисс Келли, потом за дело взялся дьявол.
— Вы попали в ад?
— Ад, как учили меня добрые священники, это определенное место. А ту пустоту местом назвать нельзя. Полная пустота, причиняющая мучения сильнее, чем физическая боль. Там ты сознаешь, как живые попусту растрачивают свои жизни, и там умершие поглощают сущность друг друга.
— Друг друга? Значит, вы были не один?
— Там были миллионы таких, как я. Так много, что простому парню из Баллимены вроде меня невозможно сосчитать.
— Вы говорили, что наблюдали за живыми, за теми, кто остался по другую сторону.
— Да, из небытия мы пытались что-то увидеть. Но это как будто смотришь сквозь запотевшее окно. Однако ты все равно стараешься понять, что происходит в мире живых. Это желание всецело овладевает тобой. И ты тоскуешь, так сильно тоскуешь, девочка, что сердце готово разорваться. Я видел чудеса, видел ужас и не мог ни к чему прикоснуться.
— И как же вы вернулись?
— Для нас открылась дверь. Кто-то прошел в нее снаружи, и это произошло здесь, на жаркой и влажной планете. Я не знаю, что там было за существо. Но не с Земли точно. А потом нас уже оказалось невозможно остановить.
— А этот чужак, это существо, которое прошло первым, оно все еще там и продолжает выпускать души из небытия?
— Нет, оно выпустило только первого из нас. А потом исчезло. Но было уже поздно, маленький ручеек превратился в мощный поток. Теперь мы сами себя возвращаем.
— Как это?
Шон Уоллес нехотя вздохнул. Он так долго молчал, что Келли уже не надеялась на ответ, он даже перестал гладить собаку.
— Так же, как последователи дьявола всегда пытались это сделать, — наконец заговорил он. — Через свои варварские языческие обряды. И спаси меня Бог от подобных вещей, я-то думал, что много грешил в своей прошлой жизни. Но другого пути нет.
— Что же это за путь?
— Мы ломаем живых. Заставляем их стремиться к тому, чтобы стать одержимыми. Понимаете, одержимость означает конец мучений. При всех наших силах мы способны открыть лишь узкую щель из небытия, только чтобы показать потерянным душам путь к возвращению. Но кто-то должен ждать их здесь. И делать это добровольно.
— Вы мучаете людей, чтобы сломить их волю, — холодно заметил Реза.
— Да, именно тем мы и занимаемся. Нам это необходимо. И, должен сказать, я ничуть не горжусь проделанным.
— Вы хотите сказать, что Рай Молви еще здесь? Он живет внутри вас?
— Да. Но я держу его душу запертой в темном и надежном месте. Не уверен, что это можно назвать жизнью.
— А те силы, о которых вы говорили… — Келли многозначительно помолчала. — Какова их природа?
— Я и сейчас точно не знаю. Какая-то магия. Но не как у ведьм, с их заклинаниями и снадобьями. Более зловещее колдовство, потому что оно управляется мыслями. И это намного проще. Но человеку нельзя вот так запросто давать такую силу. Соблазн слишком велик.
— И так получается белый огонь? — спросил Реза. — Это тоже ваша сила?
— Да, точно так.
— Какова дальность его действия?
— О, мистер Малин, это трудно определить. Чем больше в вас страсти, тем дальше и сильнее летит огонь. У таких хладнокровных людей, как вы, сомневаюсь, чтобы пламя улетело далеко.
Реза сердито хмыкнул и немного отодвинулся.
— А вы не могли бы продемонстрировать свою силу для меня? — попросила Келли. — Что-нибудь такое, что я могла бы записать и показать людям. Чтобы они поверили в правдивость вашего рассказа.
— Я и не знал, что молодые женщины могут работать в газетах. Вы ведь сказали, что вы из газеты, правильно?
— Ну да, из того, во что теперь превратились газеты. — Она заглянула в исторический файл в своих нейронанониках. — Теперь это что-то вроде кинохроник «Мувитон» и «Пате», только в цвете и с передачей ощущений. Ну как, продемонстрируете?
— Знаете, мне больше нравятся женщины с длинными волосами.
Келли невольно провела рукой по гладкому черепу. После бритья на ее голове осталась только синеватая щетина, зато так было легче надевать защитный шлем.
— Я тоже обычно ношу волосы подлиннее, — обиженно заметила она.
Шон Уоллес подмигнул ей, перегнулся через борт и поймал в ладонь одно из длинноногих насекомых, в изобилии шнырявших по листьям снежных лилий. На его руке сидело существо с продолговатым тускло-коричневым тельцем и круглой головой, из которой угрожающе торчали то ли клешни, то ли мандибулы. Насекомое отчаянно дергалось, но оставалось на месте, как будто приклеенное к коже. Шон Уоллес накрыл его второй ладонью и прижал. Келли не сводила глаз с его рук.
Когда он развел руки, все увидели великолепную бабочку с крыльями величиной почти с его ладонь, переливающуюся всеми цветами радуги. Бабочка пару раз опустила и подняла крылья, а потом взлетела и унеслась, подхваченная мощным потоком воздуха, вырывающимся из-под лодки.
— Вот, видите? — сказал Шон Уоллес. — Мы умеем не только разрушать.
Келли проводила взглядом прекрасное создание.
— А как долго она просуществует в таком виде?
— Срок существования не поддается подсчету, как кружки с элем, мисс Келли. Она проживет свою жизнь сполна, вот и все, что я могу сказать.
— Он просто не знает, — бросил Реза.
В ответ Шон Уоллес понимающе и чуть снисходительно усмехнулся.
Вокруг лодок становилось все светлее, и Келли наконец увидела долгожданные солнечные лучи, пробивающейся сквозь изумрудно-зеленую листву. Красная пелена кончилась! А она уже почти поверила, что красный свет навсегда завоевал весь этот мир.
Лодки вынырнули из-под края поредевшего облака. Наемники разразились радостными криками.
— А что это такое? — спросила Келли, показывая рукой на облако.
Ей пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной в радостном гуле.
— Наше отражение, наш страх.
— Чего же вы боитесь?
— Пустоты ночи. Она напоминает нам о небытии. Мы прячемся от нее.
— Вы хотите сказать, что сами создали его? — воскликнула она, почти не скрывая скептицизма, смешанного с изумлением. — Но облако покрывает пространство в тысячи километров.
— Да, все правильно. Это наши желания его создают. Мы хотим укрыться и получаем укрытие. Все мы, мисс Келли, даже я, который избегает общества остальных. Мы все молимся об убежище, стремимся к нему всеми фибрами своей души. И оно разрастается, подпитываемое нашей волей, окутывает все большие территории. Скоро наступит день, когда оно закроет всю планету. Но и это станет лишь первым шагом к нашему избавлению.
— А каким будет следующий шаг?
— Уйти. Окончательно скрыться от сурового взгляда этой Вселенной. Мы уйдем в созданное нами самими место. Туда, где нет пустоты, нависающей над миром, как меч, где не будет смерти. И там, мисс Келли, бабочка будет жить вечно. А теперь скажите, разве это не прекрасная мечта?