орговых и финансовых центров Конфедерации.
Но в самом начале Транквиллити задумывался вовсе не как налоговый рай, это произошло позже, вследствие отчаянной необходимости. Биотоп был зарожден в 2428 году по приказу кронпринца Кулу Михаэля Салданы как модифицированная версия эденистских биотопов, по запросу самого принца дополненная некоторыми уникальными свойствами. Он задумывал создать базу, где сливки ксеноспециалистов будут изучать наследие леймилов, чтобы установить постигшую их судьбу. Его поступок вызвал значительное недовольство всего семейства.
Королевство Кулу было христианским государством, и его население отличалось набожностью. Король являлся хранителем веры во всем государстве, а поскольку биотехи всегда ассоциировались с эденистами, адамисты (тем более, добрые христиане) фактически отвергали эту особую ветвь технологий. Принцу Михаэлю, возможно, сошло бы с рук выращивание Транквиллити; самодостаточный биотоп как нельзя лучше подходил для изолированного научного проекта, и соответствующая пропаганда помогла бы сгладить скандал. Королевской власти не чужды некоторые противоречия, и это лишь усиливает ее мистическую составляющую, особенно в тех случаях, когда это относительно безобидно.
Но попыток оправдаться так и не последовало; пробудив к жизни биотоп, принц Михаэль не остановился и усугубил свое первоначальное «преступление» (особенно в глазах церкви и, что более важно, в глазах Тайного совета), когда имплантировал себе нейронные симбионты, позволяющие установить сродственную связь с растущим Транквиллити.
Последней каплей стал поступок, осужденный конклавом епископов Кулу как ересь и произошедший в 2432 году, в год смерти отца принца, короля Джеймса. Михаэль внедрил ген сродственной связи своему первенцу, сыну Морису, чтобы тот тоже имел возможность общаться с самым новым и самым необычным подданным королевства.
Оба они были отлучены от церкви (Морис на тот момент был еще трехмесячным эмбрионом, растущим в экзоутробе). От права на престол принц Михаэль отрекся в пользу своего брата Лукаса еще раньше. Отец и сын без особых церемоний были отправлены в ссылку на Транквиллити, который выделили им в вечное пользование и нарекли герцогством.
Один из самых амбициозных проектов, когда-либо предпринимавшихся в области исследования ксеносов, имеющий целью изучение целой расы от хромосом до вершин развития общества, практически рухнул в тот момент, когда фонды королевской сокровищницы были закрыты, а персонал отозван.
Что касается Михаэля, то вместо семи превосходно развитых звездных систем Конфедерации, принадлежавших ему по праву рождения, он стал хозяином наполовину выращенного биотопа. Вместо того чтобы командовать семью сотнями боевых космических кораблей, составлявших третью по мощи из всех существующих армий, он получил в свое распоряжение пять списанных с флота судов, отлетавших уже не менее двадцати пяти лет каждый. Вместо абсолютной власти над жизнью и смертью трех четвертей миллиарда верных королевских подданных он стал управляющим для семнадцати тысяч изгнанных и внесенных в черные списки специалистов и их семей, крайне раздосадованных своим положением. Вместо неограниченного доступа к казначейству, ворочающему бюджетами в триллионы фунтов, ему пришлось утвердить конституцию налогового рая в надежде привлечь состоятельных бездельников и жить за их счет.
С тех пор Михаэль Салдана стал известен как Владыка Руин.
— Триста тысяч комбодолларов за это великолепное растение. Взгляните, леди и джентльмены, прекрасный экземпляр. На нем пять нетронутых листьев, и это неизвестный ранее тип, еще даже не зарегистрированный. — Растение, заключенное в вакуумный контейнер, стояло на столе аукциониста: пыльно-серый стебель с пятью длинными поникшими листьями, потрепанными по краям и похожими на листья папоротника. — Вы только посмотрите, это вздутие на кончике стебля вполне может оказаться бутоном. Его клонирование не составит никакого труда, и патент на геном навеки останется в ваших руках, принося постоянный доход.
Кто-то повысил цену еще на десять тысяч комбодолларов.
Джошуа Кальверт даже не пытался определить, кто именно. Здесь собрались эксперты с лицами игроков в покер, использующие подавляющие эмоции программы. И все они сегодня пришли сюда, до отказа заполнили зал, не оставив ни одного свободного места. Люди в четыре ряда стояли вдоль стен и занимали все проходы; случайные посетители и миллиардеры, ищущие острых ощущений, серьезные коллекционеры, перекупщики из торговых объединений, даже несколько представителей промышленных компаний, надеющиеся заполучить технологическую находку.
«И все собрались благодаря мне».
Заведение Баррингтона Грира не было крупнейшим аукционным домом Транквиллити, здесь имели дело как с находками из поселения леймилов, так и с произведениями искусства, но операции в этом заведении проводились гладко и без каких-либо нарушений. Кроме того, Баррингтон Грир отнесся к девятнадцатилетнему Джошуа Кальверту, вернувшемуся из первого полета, как к равному, как к профессионалу. Проявил уважение. С тех пор Джошуа пользовался услугами только этого аукциона.
Зал торгов находился на пятидесятом этаже космоскреба Сент-Мари, его стены из полипа прикрывали темные дубовые панели, пол устилали ярко-голубые ковры, а по обе стороны от арочного входа висели тяжелые портьеры из бархата цвета бургундского вина. Изящные хрустальные люстры заливали помещение ярким светом. Именно так Джошуа представлял себе обстановку солидного заведения в викторианском Лондоне. Однажды Баррингтон Грир сказал, что именно такого эффекта он и добивался: спокойствие и достоинство, вселяющее чувство уверенности. В широком окне за спиной аукциониста сменилась панорама: звезды неторопливо повернулись, и аквамариновым осколком выплыла Фальсия, шестая луна Мирчаско.
— Триста пятьдесят тысяч комбодолларов, раз.
Фальсия скрылась за грудью аукциониста.
— Триста пятьдесят тысяч комбодолларов, два.
Старинный деревянный молоток поднялся снова. Фальсия опять появилась, выглянув из-за плеча.
— И последний раз.
Деревянный молоточек со стуком опустился.
— Продано мисс Мелиссе Страндберг.
Под негромкий гул голосов прозрачный контейнер унесли, волнение и нервозность в зале буквально пропитали воздух. Джошуа и сам жутко нервничал, он сидел во втором ряду и, ощущая всеобщую напряженность, беспокойно ерзал в кресле, стараясь лишь не задевать соседей. Его стопы все еще отзывались болью, если резко на них надавить. Медицинские нанонические пакеты охватывали ноги до самых коленей и казались какими-то странными сапогами из зеленоватой кожи, на пять размеров больше, чем нужно. Пакеты имели губчатую структуру, и при ходьбе у Джошуа создавалось впечатление, будто он подпрыгивает.
Три помощника аукциониста поставили на стол очередной контейнер полутораметровой высоты с тускло-золотистыми термостабилизаторами наверху, поддерживающими внутри температуру ниже точки замерзания. Стекло затуманивала легкая изморось. В зале тотчас стихли все голоса.
Джошуа мельком взглянул на Баррингтона Грира — мужчину средних лет с пухлыми румяными щеками и рыжеватыми усами, стоявшего сбоку от сцены. На нем был строгий темно-синий костюм с брюками свободного покроя и застегивающимся до самой шеи пиджаком с расклешенными рукавами; на атласной ткани переливались едва заметные оранжевые спирали. Он поймал взгляд Джошуа и подмигнул ему.
— А теперь, леди и джентльмены, мы переходим к последнему лоту этого дня, идущему под номером сто двадцать семь. Думаю, без преувеличения могу сказать, что для меня это уникальный случай: модульная стойка электронных схем леймилов пережила катаклизм в глыбе льда. Мы уже идентифицировали два процессорных чипа и значительное число твердотельных кристаллов памяти, находящихся внутри. Все они в превосходном состоянии. В одном этом цилиндре в пять раз больше кристаллов, чем было обнаружено за все время работ в Кольце Руин. Я предоставляю вам самостоятельно вообразить, какие информационные сокровища в нем скрыты. Это несомненно величайшая находка с момента обнаружения первого тела леймила более столетия назад. И для меня большая честь открыть торги с двух миллионов эденистских комбодолларов.
Джошуа насторожился, но не услышал даже легкого шепота протеста.
Предложения сыпались одно за другим, каждый раз увеличивая цену на пятьдесят тысяч комбодолларов. В зале снова поднялся сдержанный гул голосов. Головы энергично поворачивались из стороны в сторону, торгующиеся пытались поймать взгляды конкурентов, чтобы определить степень решимости.
Цена перевалила за четыре миллиона, и Джошуа от напряжения сжал зубы. «Ну же, не останавливайтесь». Четыре миллиона и сто тысяч. «В нем же может быть информация о причине катастрофы леймилов». Четыре с половиной. «Вы сможете решить величайшую проблему, стоящую перед наукой, после преодоления барьера сверхсветовой скорости». Четыре миллиона восемьсот тысяч. «Вы станете знаменитостью, и открытие будет названо вашим именем, а не моим. Давайте, сукины дети. Торгуйтесь!»
— Пять миллионов, — бесстрастно объявил аукционист.
Джошуа осел в кресле, из его горла вырвался тихий стон облегчения. Опустив взгляд, он заметил, что его пальцы крепко сжаты в кулаки.
«Я сделал это. Я могу начать ремонт „Леди Мак“ и нанять экипаж. Формирующие узлы придется заказать в Солнечной системе. Это займет около месяца, если я найму черноястреба, чтобы за ними слетать. Корабль будет готов через десять недель. Господи!»
Он снова сосредоточился на торгах в тот момент, когда цена перевалила за шесть миллионов. На мгновение Джошуа показалось, что он ослышался, но нет, и Баррингтон Грир улыбался ему, словно запустил в своих нанониках какую-то безумную стимулирующую программу.
Семь миллионов.
Джошуа слушал, словно во сне. Он может позволить себе не только замену формирующих узлов и мелкий ремонт. «Леди Мак» можно оснастить заново, установить лучшие системы, не считаясь с ценой, новые ядерные генераторы, может, и новый космоплан. Нет, лучше ионный флаер из Кулу или Новой Калифорнии. Да!