— Семь миллионов четыреста пятьдесят тысяч. Раз.
Аукционер, держа поднятый молоток в мясистой ладони, выжидающе осмотрел зал.
«Богат! Я чертовски богат!»
— Два.
Джошуа закрыл глаза.
— Последний раз, семь миллионов четыреста пятьдесят тысяч. Кто больше?
Удар молотка прозвучал триумфальным гонгом. Для Джошуа Кальверта началась новая жизнь. Независимый капитан, владелец космического корабля. В зале раздался протяжный низкий звон. У Джошуа мгновенно открылись глаза. Все присутствующие моментально умолкли и посмотрели на небольшой проектор кругового обзора в виде метрового хрустального столбика, стоящий перед аукционером. Под его поверхностью поплыли абстрактные разноцветные завитки. Несмотря на общее замешательство, улыбка Баррингтона Грира стала еще шире.
— Транквиллити предъявляет свое право на покупку лота номер сто двадцать семь, — раздался приятный мужской голос.
— Вот дьявол… — воскликнул кто-то слева от Джошуа.
Победивший покупатель? Он даже не расслышал его имя во время торга.
Аукционный зал задрожал от громких голосов.
Баррингтон Грир с ликующей улыбкой показал ему большой палец. Три помощника подошли, чтобы унести контейнер и его драгоценное — семь с половиной миллионов! — содержимое в боковое крыло здания.
Джошуа подождал, пока зал опустел; люди выходили, оживленно обсуждая единственное событие: заявку Транквиллити на последний лот.
Ему теперь было на все наплевать, последняя заявка означала увеличение установленной цены еще на пять процентов. Электронная стойка теперь попадет к команде специалистов по леймилам, где ее содержимым займутся самые опытные ученые в области изучения инопланетных миров. Он ничего не имел против, скорее всего, это единственно правильное решение.
После первых мучительных лет ссылки Михаэль Салдана, насколько смог, восстановил большую часть научной команды, увеличивая ее потенциал по мере роста новой экономики и умножения финансовой мощи. К этому дню в ней насчитывалось семь тысяч специалистов, включая нескольких ксеносов, членов Конфедерации, предлагавших альтернативные теории при обсуждении самых загадочных артефактов.
Михаэль умер в 2513 году, и титул Владыки Руин с гордостью принял его сын Морис, продолжавший дело отца. Он был глубоко убежден, что разгадка катастрофы леймилов является смыслом всего существования Транквиллити. И стремился к ней до самой своей смерти в 2601 году.
С тех пор научная деятельность никогда не прерывалась. Транквиллити объявил, что наследник Мориса, третий Владыка Руин, продолжит проект, но не станет искать публичности. Заявление это в свое время вызвало массу слухов; говорили, что личность биотопа полностью завладела властью, что королевство Кулу пытается вернуть биотоп себе, что эденисты готовы принять Транквиллити в свое общество (ранее ходил слух о краже Михаэлем семени биотопа у эденистов) и что готовится изгнание адамистов. Но ничего не происходило. Сущность биотопа с самого начала объединяла в себе гражданскую и полицейскую власть, используя служащих для поддержания порядка, так что ничего не изменилось, налог составлял все те же два процента, черноястребы кружили в брачных полетах, коммерческая деятельность поддерживалась, и творчество в области финансов не запрещалось. А раз статус-кво сохранялся, кто стал бы задумываться, чьи нейроны правят балом, человеческие или биотехнические?
Джошуа, стараясь поменьше нагружать левую ногу, уже поковылял к выходу, как вдруг ощутил чью-то руку на своем плече.
— Ой.
— Джошуа, друг мой, мой очень богатый друг! Вот это денек, да? И это твой день. — Перед ним возникло сияющее лицо Баррингтона Грира. — Ну, и что ты теперь собираешься делать? Женщины? Роскошная жизнь?
Его взгляд никак не мог сфокусироваться, похоже, он и впрямь находился под действием стимулирующей программы. Впрочем, он это заслужил — аукционный дом получал три процента от суммы каждой сделки.
Джошуа улыбнулся в ответ почти смущенно.
— Нет, я намерен снова уйти в космос. Немного посмотреть Конфедерацию. Это что-то вроде давней мечты.
— Эх, если бы можно было вернуть молодость, я поступил бы так же. Благополучная жизнь привязывает тебя к одному месту, а это расточительство, особенно в твоем возрасте. Развлекаться до тошноты, какой в этом смысл? Ты должен воспользоваться этими деньгами, чтобы выбраться отсюда и чего-то достичь. Рад, что у тебя есть мозги. Так ты собираешься купить яйцо черноястреба?
— Нет. Я хочу вернуть «Леди Мак».
Баррингтон Грир поджал губы в печальном восхищении.
— Я помню, как здесь появился твой отец. Ты в чем-то похож на него. Как я слышал, производишь такое же впечаление на женщин.
Джошуа криво усмехнулся.
— Пошли, — позвал его Баррингтон Грир. — Хочу поставить тебе выпивку. Вернее, оплатить твой ужин.
— Может, завтра, Баррингтон. Сегодня я буду развлекаться, пока меня не стошнит.
Домик у озера принадлежал отцу Доминики, утверждавшему, что прежде хозяином был Михаэль Салдана, который жил там, пока не достроились космоскребы. Дом состоял из нескольких помещений, опоясывающих скалу над озером неподалеку от северного торца. Стены, казалось, были вырезаны из камня ветрами. Внутреннее убранство поражало своей простотой, но простотой очень дорогой — своего рода место для отдыха и временного пребывания, а не постоянное жилье. Комнаты украшали со вкусом подобранные произведения искусства разных эпох, а по углам, для создания яркого контраста, цвели растения из многих миров.
За широкими, от пола до потолка, окнами открывался вид на озеро; осветительная трубка Транквиллити еще только начинала тускнеть, переходя к привычным ночным сумеркам, а внутри набирала обороты веселая вечеринка. Оркестр из восьми музыкантов наигрывал раги двадцать третьего столетия, в процессорные блоки были загружены экстравагантные стимулирующие программы, и официанты сервировали буфет только что доставленными морскими деликатесами с Атлантиды.
Джошуа, одетый в свободные серо-голубые брюки и зеленый китайский жакет, удобно устроился на длинном диване в главной гостиной и отвечал на поздравления как знакомых, так и незнакомых людей. Компания Доминики состояла исключительно из беспечной молодежи, богатой даже по меркам Транквиллити. И они-то уж знали, как надо развлекаться. Джошуа казалось, он видит, как вибрируют стены из полипа, сотрясаемые возгласами с временно устроенной танцплощадки.
Он сделал еще глоток «Слез Норфолка», прозрачная жидкость легко прошла по горлу, словно охлажденное слабенькое вино, а в желудок ударило кипящим виски. Великолепно! Пять сотен комбодолларов за бутылку. О господи!
— Джошуа! Я только что услышал новости. Прими мои поздравления. — Это потряс его руку отец Доминики, Паррис Васильковский. Над его круглым лицом красовалась шапка серебристо-седых волос, но морщин на коже виднелось совсем немного — явный признак наследия генной инженерии, поскольку ему было уже не меньше девяноста лет. — Теперь ты один из нас, богатых бездельников, да? Господи, я едва могу вспомнить, как это было в самом начале. Но одно могу сказать точно: труднее всего даются первые десять миллионов. А потом… никаких проблем.
— Спасибо.
Люди поздравляли его весь вечер. Он был гвоздем программы на этой вечеринке. Новостью дня. После второго брака его матери — с вице-президентом Брандштадского банка — он стал жить на окраине поселения плутократов, занимавшего центр Транквиллити. Те были достаточно гостеприимны, особенно их дочери, называющие себя богемой, а работа мусорщика создавала вокруг него достаточно романтичный ореол, чтобы Джошуа мог пользоваться их покровительством и их телами. Но он всегда оставался посторонним наблюдателем. До сегодняшнего дня.
— Доминика мне говорила, что ты намерен заняться грузовыми перевозками, — сказал Паррис Васильковский.
— Верно. Я собираюсь переоснастить «Леди Мак», старый отцовский корабль, и снова поднять его в космос.
— Хочешь подрезать меня?
Паррис Васильковский владел примерно двумя с половиной сотнями космических кораблей, начиная от маленьких скоростных катеров и заканчивая грузовыми судами в десять тысяч тонн. В его флотилии, занимающей седьмое место в Конфедерации среди частных торговых компаний, имелось и несколько кораблей для перевозки колонистов.
Джошуа посмотрел ему прямо в глаза.
— Да, — ответил он, даже не улыбнувшись.
Паррис кивнул и тоже стал серьезным. Он сам семьдесят лет назад начинал с нуля.
— Ты правильно мыслишь, Джошуа. Зайди ко мне как-нибудь вечером до отъезда, поужинаем. Я тебя приглашаю.
— Спасибо, приду.
— Отлично. — Широкая белая бровь многозначительно приподнялась. — Доминика тоже будет. Ты умеешь выбирать, она отличная девочка. Немного беззаботная, но с мозгами у нее все в порядке.
— Э… да, — выдавил Джошуа, слабо улыбаясь.
«Паррис Васильковский в роли свата! И он считает меня достойным его семьи? О боже! Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что вытворяла его доченька вчера ночью? Впрочем, я достаточно о нем слышал, возможно, он захотел бы присоединиться».
Джошуа заметил на другом конце комнаты Зою, еще одну его случайную подружку; ее платье без рукавов ярко-белого цвета составляло разительный контраст с темной как ночь кожей. Девушка поймала его взгляд и улыбнулась, приподняв бокал. В окруживших ее приятельницах Джошуа узнал еще одну девчонку, ростом пониже Зои, коротко стриженную блондинку в прямой узкой юбке цвета морской волны и свободной блузе. Хорошенькое веснушчатое личико, сужающийся носик с едва заметным загибом на конце и бездонные голубые глаза. Он уже встречал ее раз или два, перекидываясь парой слов, как с подружкой своей подружки. Нейронаноники зафиксировали ее облик и выдали имя: Иона.
Сквозь толпу к нему уже спешила Доминика. Джошуа отпил еще глоток «Слез Норфолка». Казалось, люди телепортируются с ее пути, опасаясь получить увесистый удар плавно покачивающихся бедер. Доминике было двадцать шесть, ростом она почти не уступала Джошуа, а безумное увлечение спортом помогало ей поддерживать великолепную атлетическую фигуру. Прямые светлые волосы спускались у нее до середины спины, почти не прикрытой коротенькой пурпурной блузкой на тонких бретельках, дополненной юбкой с разрезами из какой-то переливающейся серебристой ткани.