К «Спиросу» приблизился детеныш больше десяти метров длиной и тоже поднял фонтан водяной пыли. Следом за ним тотчас приплыла мать, и они стали кружить и тереться друг о друга. Удары огромных раздвоенных хвостов вспенивали воду, лопасти оглушительно хлопали, словно крылья. Сиринга в полном восторге не могла отвести от них глаз, а киты проплыли в каких-то пятидесяти метрах от катера, едва не опрокинув его. Но она даже не заметила, как наклонилась палуба, — детеныш сосал мать, повернувшуюся набок.
— Это самое изумительное, великолепное зрелище, — зачарованно прошептала она. Ее руки так крепко обхватили поручни, что побелели костяшки пальцев. — И они даже не ксеносы. Они наши, земные.
— Теперь уже нет.
Мосул стоял рядом с ней и с таким же восторгом наблюдал за китами.
— Благодарение Богу, что у нас хватило ума сохранить их гены. Хотя я до сих пор не понимаю, как Ассамблея Конфедерации позволила вам привезти их сюда.
— Киты не нарушают пищевой цепи, они остаются вне нее. Этот океан способен легко производить миллионы тонн криля ежедневно. И эволюция на Атлантиде не создала никаких даже близко похожих аналогов, так что им не с кем соперничать. В конце концов, киты относятся к млекопитающим, и на какой-то стадии развития им требовалась суша. Нет, самое большое существо, рожденное Атлантидой, это красная акула, а ее длина не превышает шести метров.
Сиринга обвила своей рукой его руку и прижалась всем телом.
— Я хотела сказать, что меня поразил здравый смысл, проявленный Ассамблеей. Но допустить вымирание этих созданий было бы жесточайшим преступлением.
— Ты настоящая циничная старушка.
Она легонько поцеловала его.
— Это прелюдия к тому, что будет позже.
Потом она положила голову ему на плечо и все свое внимание сосредоточила на китах, заботливо фиксируя в памяти мельчайшие детали.
Остаток дня они следовали за стаей резвящихся китов, а с наступлением сумерек Мосул направил нос «Спироса» в обратную сторону. Последнее, что она видела, это темные силуэты, грациозно мелькающие на фоне красно-золотого неба, и уже беззвучные фонтаны над гладью океана.
Причудливые сполохи фосфоресцирующей воды вокруг катера отбрасывали слабые голубоватые блики на свернутом до половины парусе. Сиринга и Мосул принесли на палубу подушки и занялись любовью под звездным небом. «Энона» несколько раз поглядывала на их сплетенные тела, и ее присутствие усиливало ощущение удовлетворенности в мозгу Сиринги. Но Мосулу она ничего не сказала.
Отдел электроники леймильского проекта занимал трехэтажное восьмиугольное здание неподалеку от центра кампуса. Его стены из белого полипа, прорезанные овальными окнами, до половины закрывала вьющаяся гортензия. Вокруг здания росли привезенные с Раойля деревья чуантава, достигающие высоты сорок метров, с эластичной корой, длинными ярко-красными листьями и гроздьями бронзовых ягод, свисающими с каждой ветви.
Иона в сопровождении трех сержантов прошла от ближайшей из пяти станций кампуса по дорожке, обрамленной амарантами. Волосы у нее еще не до конца просохли после плавания с Хейли, и кончики задевали за воротник строгого костюма из зеленого шелка. Ее визит привлек всеобщее внимание, редкие прохожие робко улыбались и долго смотрели ей вслед.
Паркер Хиггинс, одетый в свой обычный пиджак орехового цвета с красными спиралями на расклешенных рукавах, ждал ее у главного входа. В соответствии с модой он надел мешковатые брюки, а вот пиджак ему уже был явно тесноват. Белая шевелюра Хиггинса в живописном беспорядке закрывала часть лба.
Иона, пожимая ему руку, старалась не улыбаться. Директор всегда очень нервничал в ее присутствии. Он прекрасно справлялся со своей работой, но ее чувство юмора не разделял. Любое невинное поддразнивание он мог принять за личное оскорбление. Вслед за директором с ней поздоровалась Оски Кацура, руководитель отдела электроники. Она приняла руководство от своего предшественника всего полгода назад; это назначение стало одним из первых, одобренных Ионой. Высокая семидесятилетняя женщина, превосходящая Иону ростом, с красивой стройной фигурой, была одета в обычный белый лабораторный халат.
— Итак, у вас есть какие-то хорошие новости? — спросила Иона, проходя по центральному коридору.
— Да, мадам, — ответил Паркер Хиггинс.
— Большая часть системы хранилища состояла из кристаллов памяти, — сказала Оски Кацура. — Процессоры оказались лишь второстепенными элементами, обеспечивающими доступ и запись. По существу, это устройство и было ядром памяти.
— Понимаю. А лед сохранил ячейки, как мы надеялись? — спросила Иона. — Когда я их видела, они показались неповрежденными.
— О да. Они почти не пострадали, все элементы и кристаллы, покрытые льдом, прекрасно функционировали после извлечения и очистки. Причиной столь долгого периода дешифровки данных, хранящихся в кристаллах, стала их нестандартность.
Они подошли к двойной двери, и Оски Кацура, датавизировав код, жестом пригласила Иону войти внутрь.
Отдел электроники всегда напоминал ей кибернетическое производство: ряды одинаковых чистых помещений, освещенных резким белым светом и заполненных непонятными блоками аппаратуры, между которыми повсюду протянуты провода и трубки. Эта комната была точно такой же; вдоль стен тянулись длинные широкие верстаки, еще один стоял в центре, на нем громоздились стеллажи с электронными устройствами и испытательные стенды. Стеклянная стенка в дальнем конце отделяла шесть рабочих мест. Там при помощи точнейших роботов-сборщиков несколько исследователей изготавливали различные узлы аппаратуры. В противоположном от них конце на полу стояла подставка из нержавеющей стали, а на ней возвышалась большая сфера из прозрачного композита. Толстые трубки соединяли нижнюю часть сферы со сложными климатическими установками. В центре сферы Иона увидела электронный блок с подключенными к нему силовыми кабелями и оптоволоконными проводами. Но больше всего ее удивило присутствие Лиерии, стоявшей перед центральным стеллажом, ее формоизменяющие руки, разделенные на пять или шесть щупалец, обвивали электронный блок.
Иона не без гордости отметила, что узнала киинта с первого взгляда.
— Доброе утро, Лиерия, а я думала, что ты работаешь в отделе психологии.
Щупальца сползли с блока и снова слились в один плотный отросток. Лиерия осторожно повернулась, стараясь ничего не задеть.
— Здравствуй, Иона Салдана. Я здесь по приглашению Оски Кацура и уже смогла внести свой вклад в изучение информации, хранящейся в кристаллах леймилов; она некоторым образом связана с основным направлением моей работы.
— Отлично.
— Я заметила на твоих головных волосах следы соленой воды, ты купалась?
— Да, я основательно погоняла Хейли. Она с нетерпением ждет экскурсии по Транквиллити. Дай мне знать, когда сочтете ее готовой к такой прогулке.
— Я приветствую твою доброту. Мы считаем ее достаточно взрослой, чтобы освободить от родительского присмотра, если только ее кто-то будет сопровождать. Но не позволяй ей нарушать твои планы.
— Она мне не в тягость.
Рука Лиерии протянулась к верстаку и взяла тонкую белую пластинку примерно в десять квадратных сантиметров. Устройство издало короткий свист, а потом послышалась человеческая речь: «Приветствую вас, директор Паркер Хиггинс».
Хиггинс слегка поклонился представителю чужого мира.
Оски Кацура постучала по защитной сфере кончиком пальца.
— Мы очистили и протестировали все компоненты, а потом снова собрали блок, — рассказала она Ионе. — Лед на них оказался не слишком чистым, в нем содержались примеси странных углеводородов.
— Экскременты леймилов, — подсказала Лиерия через свое устройство.
— Совершенно верно. Но главную проблему составляли сами записи, до сих пор ничего подобного мы не находили. Они казались абсолютно разрозненными. Сначала мы предположили, что это какой-то вид искусства, но потом обнаружили нерегулярное повторение некоторых особенностей.
— Одни и те же структуры повторялись в разных комбинациях, — перевел Транквиллити.
— Но ведь ученым постоянно приходится разбирать всякую бессмыслицу, разве не так? — с некоторым удивлением спросила Иона.
— Это их шанс продемонстрировать тебе, их заказчику, сколько усилий потребовало исследование. Не лишай их этого удовольствия, это невежливо.
Иона сумела сохранить нейтральное выражение лица во время всего обмена мыслями.
— И в результате вы смогли сформулировать программу распознавания, — спокойно произнесла она.
— Правильно, — воскликнула Оски Кацура. — Девяносто процентов данных остались для нас бессмыслицей, но закономерность начала прослеживаться.
— После обнаружения достаточного количества повторяющихся структур мы созвали межведомственную конференцию, где предложили всем высказать свои догадки, — продолжил Паркер Хиггинс. — Немного преждевременно, но наше нетерпение было оправдано. Я рад доложить, что Лиерия высказала свое мнение, предположив в сигналах оптические импульсы.
— Верно, — при помощи модуля-переводчика подтвердила Лиерия. — Совпадение оказалось на уровне восьмидесяти пяти процентов. Информационные пакеты содержали цвета, видимые глазами леймилов.
— После этого мы приступили к сравнительному анализу остальной информации, пытаясь сопоставить ее с другими импульсами нервной системы леймилов, — снова заговорила Оски Кацура. — И вот победа. Ну, относительная, конечно. Еще четыре месяца ушло на составление программ интерпретации и создание интерфейса, но в конце концов мы справились. — Ее широкий жест охватил все сложное оборудование в лаборатории. — Прошлой ночью мы расшифровали первую полную последовательность.
Смутное осознание смысла рассказа Оски Кацура привело Иону в неописуемое волнение. Аппаратура в защитной сфере прочно приковала ее взгляд. Она благоговейно притронулась к прозрачной поверхности, оказавшейся более теплой, чем окружающий воздух.