— И вы причиняете живым людям страдания, чтобы заставить их пожелать избавления и овладеть ими?
— Да, так оно и есть. Добавлю только, что я ничуть этим не горжусь.
— Так что же получается… Настоящий Рей Молви все еще там? Он жив и пребывает где-то в тебе?
— Вроде бы так. Но его душа заперта в темном, надежном месте, и, по моему разумению, его вряд ли можно считать по-настоящему живым.
— А та мощь, о которой ты упомянул, — продолжала допытываться Келли, — она какого рода?
— Точно не скажу. Это вроде как магия, но не колдовская, со всякими там зельями да заклятьями, а другая. Более мрачная, потому как пронизывает мысли. И прибегнуть к ней очень легко. Ничто подобное не должно даваться человеку так просто, ибо слишком уж сильно искушение.
— А белый свет? — спросил Реза. — Он приходит из того же источника? В нем и заключена сила, которой ты обладаешь?
— Ага, так оно и есть.
— А каковы пределы ее действия?
— Ну, мистер Мейлин, об этом мне судить трудно. Пределов, может быть, и нету, просто чем сильнее твои желания, чем более ты охвачен страстью, тем дальше распространяешь ее влияние. Скажем, я сомневаюсь, чтобы столь невозмутимый человек как, хм… мистер Мейлин, смог распространить ее действие на большое расстояние.
— А не могли бы вы продемонстрировать мне свои возможности? — попросила Келли. — Чтобы я могла сделать запись и потом показать ее людям. Что-нибудь, способное заставить их поверить в правдивость твоего рассказа.
— Мисс, вы вроде бы сказали, что вы из газеты. Это чудно, я никогда не слышал, чтобы юные леди работали в газетах.
— Я работаю в… как бы объяснить… Нынче газеты превратились в… — она направила в нейронанонический информатор соответствующий запрос и, получив ответ, сказала: — Теперь это что-то вроде кинематографической хроники, только цветной, озвученной и самой свежей. Ну, так как насчет показа?
— Вообще-то, мне всегда казалось, что девушки должны носить волосы подлиннее.
— Обычно я и сама ношу волосы длиннее, — обиженно отозвалась Келли, непроизвольно проведя ладонью по покрывавшей череп голубоватой щетине. Обриться наголо ей пришлось, чтобы иметь возможность надевать без помех шлем-раковину.
Подмигнув, Шон Уоллес перегнулся через планшир и подхватил одно из пробегавших по снежным лилиям длинноногих насекомых. Он поднял его на ладони: длинное, серо-коричневое веретенообразное тело, круглая голова и торчащие, неприятные с виду жвалы. Насекомое извивалось, но оставалось на месте, словно приклеенное к его коже. Потом Шон прихлопнул его другой рукой, оставив от него мокрое место.
Келли смотрела, не отводя глаз.
Когда оживший мертвец развел руки, на месте длинного уродца оказалась чудесная бабочка. Огромные, с ладонь размером, испещренные лазурными, топазовыми и серебристыми узорами крылья светились изнутри, словно бросая вызов тускло-красному облаку. Дважды взмахнув крыльями, бабочка взлетела и, подхваченная окружавшим платформу мощным потоком воздуха, пропала из виду.
— Ну что, полюбовалась? — сказал Шон Уоллес. — Как видишь, мы не только уничтожаем.
— И долго эта бабочка проживет? — спросила Келли, когда восхитительное видение исчезло.
— Жизнь, мисс Келли, не эль, ее пинтами не измеришь. Бабочка проживет столько, сколько ей отпущено, и это все, что можно сказать.
— Он сам не знает, — предположил Реза.
Шон Уоллес откликнулся на это понимающей, чуть снисходительной улыбкой.
Между тем вокруг становилось все светлее, а через некоторое время Келли, которой уже начинало казаться, что красное марево покрывает весь мир, увидела впереди изумительную картину — изумрудную траву, расстилавшуюся под лучами светившего с ясного неба солнца.
Платформа выскользнула из-под облака, и все наемники разразились радостными восклицаниями.
— Что это вообще такое? — спросила Келли, указывая на красную тучу.
— Отражение нас самих, наш страх.
— Страх перед чем?
— Перед пустотой Ночи. Она слишком напоминает нам запредельность, и мы пытаемся от нее укрыться.
— Ты хочешь сказать, что эту тучу сотворили вы? — с удивлением и недоверием уточнила Келли. — Но ведь она покрывает пространство в тысячи километров.
— Конечно мы, а кто же еще? Мы нуждаемся в укрытии и обретаем его: оно сотворено нашим желанием. Все мы, мисс Келли, даже такой сторонящийся прочих нелюдим, как я, всеми фибрами души молим об убежище. И оно — наша воплощенная воля — разрастается, покрывая новые и новые земли. В один прекрасный день туча накроет всю планету. Но и это станет лишь первым шагом на пути спасения.
— А каков будет следующий?
— Мы уйдем. Уйдем насовсем, чтобы не оставаться под пристальным и недобрым взглядом этой вселенной. Удалимся в мир, который сотворим сами. В мир, где не будет места ни нависающей над землей, как меч, пустоте, ни постоянно подстерегающей нас смерти. В мир, где ваша бабочка, мисс Келли, будет порхать вечно. А теперь попробуйте сказать мне, что это недостойная мечта, не та цель, к которой можно стремиться.
Реза провожал взглядом удаляющиеся деревья. Теперь платформа скользила над саванной, над морем сочной, свежей травы, словно возникшей из ничего по обе стороны реки. Однако рассказ старого ирландца настолько увлек его, что волшебное преображение окрестностей осталось почти незамеченным.
— Замкнутая вселенная, — пробормотал он без тени недавнего скепсиса.
— Ты хочешь сказать, что все это возможно? — спросила Келли, сопровождая вопрос удивленным взглядом.
— Да, нечто подобное случается по тысяче раз каждый день. Черноястребы открывают щели в пространстве всякий раз, когда совершают межзвездный скачок. С сугубо физической точки зрения каждый из них представляет собой самодостаточную вселенную.
— Да, но если говорить о целой планете…
— Нас двадцать миллионов, — тихонько промурлыкал Шон. — Совместными усилиями мы можем сделать это, можем открыть портал, уводящий из мира, где существует смерть.
Нейронные процессоры Келли уловили серебристый, пугающий холодок прозвучавшей в его голосе непоколебимой убежденности.
— Так вы и вправду планируете открыть щель, достаточно большую для того, чтобы заглотить весь Лалонд? И замкнуть планету внутри?
— Опять вы за свое, мисс Келли, — откликнулся Шон, погрозив ей пальцем. — Вкладываете в мои уста свои собственные слова, такие, каких я никогда не говорил. Эка сказанули — «планируете»! Генералы, адмиралы, короли — они все планируют, это точно. А у нас никаких планов нет, одни инстинкты. Желание укрыть наш новый мир от старой вселенной, которую сотворил Господь, для нас так же естественно, как дыхание. Кстати, — он хихикнул, — это свидетельствует о том, что мы продолжаем дышать. Уж я надеюсь, что такая славная девушка, как вы, не захочет лишить меня такой возможности. Правда ведь, а?
— Конечно. Но как насчет Рея Молви? Что будет с ним?
Шон Уоллес почесал подбородок, огляделся по сторонам, расправил складки сморщившегося на плечах комбинезона, но так ничего и не ответил.
— Он останется в заточении, ведь так? — не отставала Келли. — Ты его не отпустишь?
— Мне необходимо тело, мисс. Без тела не обойтись. Конечно, это нехорошо, но может быть, среди нас объявится священник, который отпустит мои грехи.
— Если все, что ты сказал, правда, — медленно проговорил Реза, сфокусировав оптический сенсор на оставшемся позади облаке, — то нам не очень-то хочется оставаться здесь дольше, чем необходимо. Уоллес, когда, по-твоему, эта планета должна исчезнуть из нашего мира?
— У вас в запасе еще несколько дней. Только вот улететь вам не на чем, кораблей-то звездных тут не осталось. Прошу, конечно, прощения…
— Поэтому ты и не оказал сопротивления? Знал, что нам все равно никуда не деться?
— О нет, мистер Мейлин, вы меня не так поняли. Дело в том, что я не слишком большой любитель общаться с себе подобными. Потому-то я и поселился на отшибе, на лесном хуторе. Предпочитаю жить сам по себе, а компанией покойников сыт по горло. Семи веков мне более чем хватило.
— Значит, ты нам поможешь?
Уоллес выпрямился, оглянулся через плечо на вторую платформу и великодушно заявил:
— Я не стану вас задерживать.
— Большое спасибо.
— Но, заметьте, толку от этого будет немного.
— Как это так?
— Боюсь, что бежать вам некуда. Многие из нас уже отбыли на иные планеты.
— Мать твою!.. — сорвалось с уст Келли.
— Юной леди не пристало так выражаться, — заметил, нахмурясь, Шон Уоллес.
— Ты хочешь сказать, что происходящее на Лалонде повторится и на других планетах? — спросила Келли.
— А как же? Там, в запределье, уйма страждущих душ, и каждой из них остро необходимо чистое, красивое тело. Вроде того, которое имеется у вас.
— Мое уже занято, по самую макушку.
Его глаза полыхнули черным изумлением.
— Вот оно как, мисс Келли.
— И что, вы хотите попытаться заключить в червоточины все те миры, где объявятся одержимые?
— Чудное вы используете слово, мисс. Что еще за червоточины?
— Дырки, которые проедают черви. Иногда мы называем так щели в пространстве, бреши, открывающиеся в иные миры.
— Да? Ну, наверное, это и вправду то, что я имел в виду. Мне это нравится. Брешь, открывающаяся в воздухе, пройдя которой, ты можешь оказаться по ту сторону радуги.
Сюрреально. Это слово, выскочившее из невесть какого файла Келли, светящейся фиолетовой голограммой зависло над сидящим перед ней ухмыляющимся безумным ирландцем. Мертвым ирладцем.
Миры, сорванные с орбит полчищами оживающих мертвецов. Сюрреально. Сюрреально. Сюрреально!
Неожиданно Фентон вскочил и, оскалив клыки, зарычал. Шерсть на его загривке вздыбилась. Шон Уоллес бросил на пса встревоженный взгляд, и Келли приметила, как по кончикам пальцев ирландца пробежали крохотные язычки белого пламени. Фентон повернул голову к носу платформы и разразился лаем.
Джалаль, уже перенацеливший в этом направлении свое гаусс-ружье, увидел припавшего к земле и затаившегося в густой прибрежной траве метрах в тридцати пяти от платформы огромного зверя. Согласно генеральному идентификатору Лалонда, то был кроколев, равнинный хищник, наводивший страх даже на сайсов. Что не особенно удивляло, учитывая, что чудище достигало в длину почти четырех метров и весило полтонны. Песочная шкура почти сливалась с травой, так что увидеть зверя в оптическом диапазоне представлялось весьма затруднительным. Хорошо еще, что в инфракрасном он выделялся как сгусток пламени. Формой головы, зубастой пастью и крохотными, злобно горящими глазами кроколев несколько напоминал земную акулу.