Дисфункция реальности: Увертюра — страница 7 из 121

Она ощутила, как вдоль ее позвоночника будто прошлась чья-то невидимая ласковая рука. Ни один мужчина не смог бы коснуться ее столь нежно. Каждый день из прожитых ею ста восьми лет она ощущала эти прикосновения. Да это и была ее единственная настоящая любовь. Ни к одному из своих трех мужей она не была так привязана, как к «Язиусу», и даже, хотя порой это и казалось ей настоящим кощунством, ни к одному из своих восьмерых детей, троих из которых выносила сама. Однако остальные эденисты относились к ее чувствам с пониманием и даже с симпатией; учитывая уровень их эмоциональной близости, ни одному человеку просто не удалось бы скрыть истинные эмоции или утаить правду. Духовная связь между космоястребами и их капитанами была настолько сильна, что могла выдержать практически любое испытание, которому подверг бы их космос. «Кроме смерти», — вдруг услышала она шепоток, донесшийся из потаенного уголка подсознания.

— Мое время пришло, — просто сказал «Язиус». Теперь в его словах чувствовалось даже нечто вроде удовлетворения. Афина подумала, что если бы у «ястреба» были легкие, он, наверное, сейчас бы облегченно вздохнул.

— Знаю, — тоскливо отозвалась она. Последние несколько недель это становилось все более и более очевидным. Когда-то всемогущие энергоклетки теперь едва могли открыть пространственный тоннель. Хотя всего полвека назад им с «Язиусом» казалось, что всю Вселенную можно преодолеть одним махом, теперь их охватывало чувство облегчения, если при прыжке в пятнадцать светолет они оказывались всего в световом месяце от пункта назначения. — Чертовы генетики. Неужели так сложно всех сделать равными? — не сдержалась она.

— Когда-нибудь, может, и удастся добиться того, чтобы корабль жил столько же, сколько и его капитан. Но и нынешнее положение вещей кажется мне вполне справедливым. Кто-то же должен растить наших детей. Я уверен, что мать из тебя получится ничуть не хуже, чем капитан.

Неожиданно прозвучавшие в этом мысленном голосе довольство и убежденность в правоте заставили ее невольно улыбнуться. Влажные ресницы смахнули с глаз солоноватые слезы.

— В моем-то возрасте да воспитать десятерых. Невероятно!

— У тебя все прекрасно получится. Детям с тобой будет замечательно. Я очень рад этому.

— Я люблю тебя, «Язиус». Если бы мне довелось прожить жизнь заново, я не изменила бы в ней ни секунды.

— А я бы изменил.

— Неужели? — удивленно спросила она.

— Да. Я хотел бы прожить хоть один день человеком. Хочется узнать, на что это похоже.

— Поверь мне, все переживаемые людьми положительные и отрицательные эмоции сильно преувеличены.

«Язиус» усмехнулся. Его оптически чувствительные клетки, похожие на вспучившиеся на корпусе волдыри, наконец, обнаружили хабитат Ромулус, а потом корабль, испуская небольшие волны искажения пространства, создаваемые его энергоклетками, нащупал и его массу. Разум «Язиуса» зафиксировал местоположение хабитата — огромного тела, вращающегося по орбите вокруг кольца-Ф. Огромного, но полого внутри. Цилиндрической формы полип-биотех, сорока пяти километров в длину и десяти километров в поперечнике, был одной из двух первых баз космоястребов, основанных сотней семей еще в 2225 году. Теперь вокруг Сатурна вращалось шестьдесят восемь подобных ему баз, не считая вспомогательных промышленных станций. Такое их количество служило весомым доказательством того, насколько важными стали корабли-биотехи для экономики эденистов.

Энергоклетки корабля начали испускать слабые волны энергии, искажающей пространство вокруг, хотя и совершенно недостаточной для открытия прохода в пространстве. Корабль оседлал эту искажающую волну и несся к хабитату, подобно мчащемуся к берегу на гребне волны серферу, вскоре разогнавшись до трех g. Повторным выбросом искажающей энергии было создано противоперегрузочное поле для экипажа, создающее внутри корабля ускорение всего лишь в один g. Плавный, приятный полет, абсолютно недоступный адамистам с их термоядерными двигателями.

Афина знала, что ни на одном космоястребе ей не будет так комфортно, как на «Язиусе». На его борту она прямо-таки физически ощущала окружающую пустоту. Полет на «Язиусе» можно было сравнить с прогулкой на лодке по реке, когда опускаешь ладонь в спокойную воду и смотришь на остающийся за ней след. Пассажиры никогда не испытывали ничего подобного. Они были просто грузом.

— Давай же, — сказала она. — Свяжись с ними.

— Сию минуту.

У обоих в голосах слышалась такая готовность, что она снова не смогла удержаться от улыбки.

«Язиус» послал вызов. Полностью открыв свое сознание, он издал неслышный, исполненный одновременно торжества и скорби вопль, разнесшийся в радиусе тридцати астрономических единиц вокруг. Он призывал своих товарищей.

Как и все космоястребы, «Язиус» был созданием, приспособленным для жизни в глубоком космосе и практически не способным существовать в зоне влияния сильных гравитационных полей. Формой он напоминал двояковыпуклую линзу ста десяти метров в диаметре и тридцати метров толщиной в центре. Корпус представлял собой темно-синее, чрезвычайно прочное тело полипа, наружный слой которого постоянно испарялся в вакууме, но эта потеря тут же восполнялась новыми клетками, производимыми митозным слоем. Двадцать процентов внутреннего объема полипа занимали различные органы: камеры накопления питательных веществ, сердечные насосы, обеспечивающие нормальную работу обширной капиллярной сети, и нейронные клетки — все это аккуратно размещалось в цилиндрической полости в самом центре корабля. Остальные восемьдесят процентов его массы состояли из твердых сот энергоклеток, генерировавших искажающее пространство поле, использовавшееся для обоих режимов передвижения в пространстве. Именно эти энергоклетки теперь и разрушались во все больших и больших количествах. Как и человеческие нейроны, они были неспособны восстанавливаться достаточно интенсивно, что существенно ограничивало продолжительность жизни корабля. Космоястребы редко жили дольше ста десяти лет.

На верхней и нижней поверхностях корабля посередине имелись широкие углубления, где помещались механические системы. Углубление на нижней поверхности было в основном занято опорами для грузовых контейнеров — сплошным кругом сложенных титановых стоек, среди которых размещалось лишь несколько модулей вспомогательных систем. В верхнем углублении находилась жилая часть — хромово-серебристый тороид, в котором располагались каюты, рубки, небольшой ангар для атмосферных флайеров, термоядерные генераторы, горючее, аппаратура жизнеобеспечения. В общем все, что необходимо человеку для жизни.

Афина в последний раз шла по центральному коридору тороида. В священном ритуале — зарождении детей, которые, повзрослев, станут следующим поколением капитанов, — ей помогал ее нынешний супруг, Сайнон. Их было десять, и все эти зиготы явились результатом оплодотворения яйцеклеток Афины спермой трех ее мужей и двух любовников. Они дожидались ее в стасисной камере ноль-тау с момента оплодотворения, неподвластные энтропии и готовые к тому, что должно было произойти сегодня.

Сперма Сайнона была использована для зачатия лишь одного ребенка. Но сейчас, шагая рядом с женой, он не испытывал ни малейшего чувства обиды. Он являлся потомком первых ста семей, и несколько его предков были капитанами, как, впрочем, и два сводных брата, поэтому уже и то, что подобная судьба выпала на долю хотя бы одного из его детей, было достаточно высокой честью.

В сечении коридор был шестигранным, и его гладкие бледно-зеленые композитные стены испускали мягкое свечение. Афина и Сайнон шли во главе молчаливой процессии из семи человек. Тишину нарушало лишь мягкое шипение воздуха в вентиляционных решетках над их головами. Они достигли той части коридора, где композитная нижняя часть стены незаметно сливалась с корпусом и виднелось овальное темно-синее пятно тела полипа. Афина остановилась.

— Это яйцо я нарекаю «Эконом», — произнес «Язиус».

Пятно начало вспучиваться. По мере увеличения образовавшегося пузыря кожица в его верхней части утончалась, становясь полупрозрачной. Теперь под ней проглядывалось что-то красное — верхняя часть стебля толщиной с человеческую ногу, другой конец которого уходил в глубь тела корабля. Наконец прозрачная кожица разошлась, и из образовавшейся щели на пол выплеснулась густая вязкая жидкость. На конце красного стебля расслабился особый мускульный сфинктер, и появилось отверстие, похожее на выжидательно приоткрывшийся беззубый рот. Можно было видеть, как слабо пульсируют темные стенки внутри.

Афина подняла биотех-камеру поддержки — телесно-розового цвета сферу пяти сантиметров в диаметре, сохраняющую температуру человеческого тела. Судя по данным на ноль-тау контейнере, где она хранилась, зигота внутри была женской, притом именно той, которая была оплодотворена Сайноном. Она нагнулась и бережно вложила ее в ожидающее отверстие.

— Это дитя я нарекаю Сиринкс.

Крошечная камера поддержки была тут же заглочена с негромким влажным чавканьем. Сфинктер снова сжался, и стебель скрылся из виду, уйдя куда-то в недра корабля. Сайнон ласково дотронулся до плеча Афины, и они обменялись гордыми улыбками.

— Они будут прекрасной парой, — с гордостью заметил «Язиус».

— Да.

Афина двинулась дальше. Оставалось инициировать еще четыре зиготы, а Ромулус, к которому направлялся корабль, становился все больше и больше.

Тем временем все вращающиеся вокруг Сатурна хабитаты в ответ на обращение к ним «Язиуса» хором выражали ему свое сочувствие. Космоястребы же, в данный момент пребывающие в самых разных уголках Солнечной системы, передавали ему, как они им гордятся и как его уважают. Те из них, что летели порожняком, изменили курс и направились к Ромулусу, чтобы проститься с товарищем.

«Язиус» неторопливо приближался к невращающемуся доку северной оконечности хабитата. Закрыв глаза, Афина позволила ворваться в свой мозг сверхчеткому изображению, телепатически передаваемому оптическими сенсорами космоястреба. По мере того, как колоссальный хабитат приближался, становились различимы все новые и новые детали. Теперь вместо того, что издали казалось просто каменной глыбой, она видела бескрайнюю поверхность красновато-коричневой кожи полипа. Стали видны четыре концентрических выступа, как будто давным-давно, в какие-то незапамятные времена кожа полипа вдруг сморщилась, да так и застыла.