Даже жертва грубости Гликона присоединилась к хриплому смеху, хотя в ее хихиканьи сквозило некоторое раздражение. Она огрела его пуком растений, который держала в руках и сказала:
— Квартилла прощает твою гнусную выходку, Гликон. Но я не уверена, что мой Бог настолько же милостив. Приапу очень не нравятся подобные оскорбления.
Гликон побледнел.
— Умоляю, Квартилла, я не хотел тебя оскорбить! Может быть, я смогу загладить вину, пожертвовал сто сестерциев храму?
— Две сотни сестерциев быстрее загладят гнев олимпийца.
— Отлично, — пробурчал Гликон. — Я пришлю утром раба.
Громадный человек с мечом начал колотить в дверь. Он был мерзкий, как сточные воды и испещрен рубцами, как дряхлое дерево в переулке, где живет твоя возлюбленная. Алкоголь обратил то, что мне казалось природной воинственностью в бурлящую злобу.
— Открывайте, ради Ахилла! Эрмерос, здесь бурлит тусовка!
Дверь распахнулась, и гость набросился на иссохшего привратника в зеленой ливрее.
— Не нужно кричать, граждане, трапеза только что началась. Проходите же скорее, пока ночной воздух не принес мне гибель. Сперва правой ногой, будьте внимательны! — бражники вошли, аккуратно, надлежащим образом переступая порог.
Квартилла, покинутая на крыльце, внимательно огляделась, как будто за ней кто-то следил. Приглушая храп Сони на своей груди, я задержал дыхание, боясь, что она меня заметит. В свете факелов, она, казалось, сошла с полотна Алма-Тадема — богиня прерафаэлитов с иссиня-черными волосами, в шелковом одеянии. Пока я созерцал ее хрупкую красоту, она зажгла свой букет от факела, наполнив воздух благоуханным дымом. Бросив горящие травы на камни, задрала юбки и села на корточки над костром. Плеск струйки мочи, заливающей огонь, наполнил воздух.
— Именем Приапа, Митры и Эйлетии, я приказываю демону тотчас явиться!
Странный порыв заставил меня шагнуть вперед.
Квартилла завизжала и, потеряв равновесие, откинулась назад, ее юбки задрались до бедер. В одной руке у меня почивала Соня, другую я протянул ей. Она пожала ее, несколько боязливо. Когда она поднялась, я сказал:
— Я здесь. Что вам угодно?
Глаза жрицы широко раскрылись от благоговения.
— Не могу поверить, это как сон наяву! Надо же было знать, что это случиться в ночь перед моим последним испытанием! Хотя уже я давным-давно пытаюсь демона вызвать… Но, как бы то ни было, вот он, ты, собственной персоной, знакомый и настоящий. Странно, что ни дыма, ни грома не было.
— Там, откуда я пришел, дым и гром не в моде, разве что когда воздают высшее возмездие, хотя в этом случае мы все равно используем зеркало.
— Нет, пойми меня правильно, я вовсе не жалуюсь. Ты и без этого неотразим, у тебя такой наряд странный и вообще. А что это за веревка висельника у тебя на шее? Не волнуйся, если стесняешься, можешь не отвечать. Я только вот что хочу сказать — мне и в голову не приходило, что демонам нужно бриться как простым смертным.
— Мне сейчас туго приходится. От меня ушла жена.
Квартилла сверкнула глазами.
— Ну да, конечно. Каждый инкуб должен совокупиться с суккубом.
— Да, она из них, — согласился я.
Квартилла снова схватила меня за руку.
— Ты должен пойти со мной в храм! Если тебя увидит Альбуция, верховная жрица, тогда меня точно ждет повышение! Маменька с папенькой будут так гордиться!
Она попыталась свести меня с крыльца, но я быстро высвободился.
— Боюсь, не получится, жрица. Мне нужно быть на этой вечеринке. Или еще на какой.
Квартилла приложила большой палец к изящному подбородку, а указательный — к уголку рта. Она была совершенно очаровательна.
— Я все поняла, ты пьян.
— Да. Это все Бахус, черт бы его побрал.
— А, этот! Это не мудро — пренебрегать заветами скопца Энарха. Советую тебе во всем ему повиноваться.
— Можно подумать, у меня есть выбор.
— Слушай, а может, после вечеринки? После сможешь прийти?
Мне страшно не хотелось ее разочаровывать.
— Посмотрим.
Она загорелась как греческий огонь.
— Чудесно! Я всю ночь ни на шаг от тебя не отойду! А чтобы никто не распознал, кто ты есть, я выдам тебя за одного из своих провожатых — этакий незваный гость, следующий по пятам за хозяином!
Перспектива сопровождать Квартиллу на вечеринке меня, в общем, устраивала, так что я согласно кивнул.
— Как мне тебя называть? Демоном, конечно же, не стоит…
— Лорен.
— Грубоватое имя. Может, Лаврентиус?
— Сойдет.
Удовлетворенная моим новым прозвищем, Квартилла ловким движением разгладила юбку и постучала в дверь огромного особняка Тримальхиона. Тут же появился морщинистый привратник и впустил нас.
Сорока в золотой клетке, висевшей недалеко от входа, приветствовала нас стрекотом. Перед нами открылась длинная колоннада, отделанная цветными фресками.
— Видишь злобного плешивого старика, который изображен в каждой сцене? Это портреты хозяина.
— Он, правда, участвовал в Троянской войне и посещал Элизиум вместе с Меркурием?
Квартилла обворожительно повела плечами.
— Когда ты достаточно богат, то можешь воплотить в живописи самую приятную из своих фантазий.
Привратник удалился в свою каморку рядом с дверью и принялся лущить горох в серебристую чашу. Затем перед нами появилось существо среднего рода.
— Евнух отведет вас на празднество, — сказал привратник. — Кстати, этот зверь знает, что не должно гадить на роскошные ковры моего хозяина?
Я совсем забыл, что со мной еще дремлющая Соня.
— Он вполне учтив, хотя чай порой проливает.
— Ну, так смотрите, чтоб на парчу не пролил.
Мы последовали за евнухом по коридору, и вскоре вступили — правой ногой вперед — в роскошную столовую. Огромная, битком набитая комната была освещена несколькими масляными светильниками, свисавшими с потолка. Вокруг главного стола были расставлены полукольцом три больших ложа, а повсюду было множество маленьких стульчиков и кресел. Люди слонялись туда-сюда, смеялись, болтали, пили и поглощали изящные миниатюрные закуски.
Не успели мы войти, как нас окружили слуги. Проворные мальчуганы — одни обмывали нам руки ледяной водой, другие держали золотые кувшины, куда она стекала. Потом нам тщательно вытерли руки. (Соню пришлось посадить на плечо).
Я почувствовал, что с меня стаскивают обувь.
— Эй!
Слуги снимали сандалии и с Квартиллы.
— Они только педикюр сделают, Лаврентий. А что, в царстве Гадеса педикюр не носят?
— На вечеринках — нет.
Как изголодавшаяся приблудная кошка, взятая в особняк Рокфеллеров, Квартилла блаженствовала от уделяемого ей внимания.
— Это неотъемлемый элемент цивилизации. Ах, я, наверное, уже лет пять не была на хорошей вечеринке!
Я решил не мешкать.
— Пошли, пойдем познакомимся с хозяином.
Оба босые, мы прошли по устланной коврами комнате. Квартилла была явно недовольна тем, что ей не дали как следует сделать педикюр.
— А что, демоны все такие прыткие и нетерпеливые?
— Только те, у которых отняли жен, работу, дом и помешали совершить самоубийство.
— Вот оно что.
Мы оказались около Верхнего Ложа, как назвала его Квартилла. С одного краю возлежал Тримальхион, завернувшись в красный шерстяной шарф — у него, очевидно, был насморк. На фресках его скудные достоинства были явно преувеличены. Рядом с откупщиком лежал Эрмерос: его тога была изгажена ошметками поглощаемых им креветок, а в волосатой лапе он сжимал гигантский кувшин вина. Мы остановились, а он громозвучно рыгнул, затем обвел Квартиллу наэлектризованным до предела взглядом.
— О, моя любимая жрица, — залепетал Тримальхион, — как прекрасно, что ты соблаговолила прийти. Надеюсь, твоя госпожа Альбуция в добром здравии?
— Спасибо за приглашение, достопочтенный господин. Да, моя госпожа передает вам привет, но она за последнее время оказала услуги множеству воинов и немного утомилась, как и все мы, служительницы Приапа. Вы же знаете, что такое легионер, вернувшийся из провинций.
Тут Эрмерос схватил Квартиллу за ляжку, но она ловко вывернулась.
— Иди сюда, прошмандовка! Я покажу тебе, какие бронзовые яйца украшают жезл настоящего солдата!
— Ну вот, — сухо сказала Квартилла, — не обязательно нести службу в сирийских пустынях, чтобы стать идиотом. Иногда достаточно быть обычным плодом кровосмешения.
Позади нас началась какая-то возня, и Тримальхион немедленно потерял к нам интерес. Не успели меня представить, а он взял полотенце в алую полоску с кисточками, заткнул его под шарф и сказал:
— Рад слышать. А теперь усаживайтесь и наслаждайтесь.
Мы устремились к свободным местам на среднем ложе, и я с облегчением снял с себя сопящую Соню. Она порядком отяжелела.
Кушанье, отвлекшее от нас внимание исходящего слюной Тримальхиона, было выставлено на главный стол четырьмя рабами. Блюдо величиной с дверь было выложено по краям знаками Зодиака, каждому из которых соответствовала определенная, имеющая символический смысл пища. Стоявший посреди блюда металлический свод вскоре был поднят, а под ним оказалась жирная дичь, рыба, будто бы плавающая в соуснице, и заяц с голубиными крылышками, приставленными к спине для сходства с Пегасом. На блюде также находились две-три бесформенных объекта, опознать которые не удалось.
Квартилла схватила меня за руку и радостно завизжала.
— Ух ты, Лаврентиус! Мое любимое кушанье! Свежее свиное вымя!
Весь страх, возбуждение, напряжение и лишения этой безумной ночи и всей прошедшей недели свились у меня в глотке в один сальный узел. Тошнота подкатила к горлу неотвратимо, как скорый поезд. Я попытался встать на ноги, но не смог. Повел головой — и увидел слугу, стоящего наготове с медным сосудом. Потом я начал блевать, и занимался, этим, как мне показалось, целую вечность.
Когда я прикорнул на ложе, слабый и опустошенный, в комнате раздались аплодисменты. Над затихающими хлопками послышался голос Тримальхиона.
— Заграничный гость Квартиллы принимает первые почести! Наградите его лавровым венком!