ние.
От своего старого понимания тотема Н.Я. Марр не отказывается даже в статье БСЭ «Яфетические языки» (1931 г.). Под тотемом он понимает коллективного «хозяина – владельца», наименование которого легло в основу местоимений, как выразителей самоназвания тотема (его заместители), следовательно древнейшего человеческого коллектива (род, племя). Поэтому Н.Я. Марр считает племенные названия тотемными.
В понимании тотемического общества и роли магии и магов в создании и движении звуковой речи Н.Я. Марр отходит от изучения языка в его обусловленности подлинным социальным фактором, производительным трудовым актом, то есть именно от того, на чем он настаивает в основных постановках материалистического языкознания. Признание трудового акта актом магически производственным легко вело к отрыву от социальной почвы. В результате мышление, развивающее язык, стало пониматься как космическое и микрокосмическое. К тому же это мировоззрение относилось к начальным периодам развития человеческой речи.
Такие ошибочные выводы проникли в работы Н.Я. Марра и сохраняют место в его печатных трудах. Имеются также и неудавшиеся опыты построения периодизации, как, например, приведенные в работе 1929 года «Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории»: «Смены мышления, – говорит Н.Я. Марр, – это три системы построения звуковой речи, по совокупности вытекающие из различных систем хозяйства и им отвечающих социальных структур: 1) первобытного коммунизма, со строем речи синтетическим… 2) общественной структуры, основанной на выделении различных видов хозяйства с общественным разделением труда… строй речи, выделяющий части речи, а во фразе – различные предложения, в предложениях – различные его части… 3) сословного или классового общества, с техническим разделением труда, с морфологиею флективного порядка»[68]. Выступающее здесь смешение признаков синтаксических с морфологическими, отнесение синтетических языков к первобытной общине, а флективных к классовому обществу могли смутить последователей Н.Я. Марра и навести их на ошибочные выводы, в частности и на те, о которых пришлось упомянуть выше.
Встречаются в работах Н.Я. Марра и отдельные ошибки в этимологии слов. Чувствуется некоторое преувеличение в исторической оценке культурного значения Средиземноморья и пр. Все же все эти ошибочные места, отдельные увлечения ведущей ролью яфетидов и т.д. являются привнесенным элементом, устранение которого выделит подлинный облик Н.Я. Марра, крупнейшего советского ученого, заложившего основы материалистического учения о языке и нанесшего сокрушительный удар схоластическим построениям буржуазной школы языковедов. Выделить имеющиеся в трудах Н.Я. Марра увлечения, приведшие к смущающим построениям и выводам, становится первоочередным заданием. Они отделяются сравнительно легко, как явно противоречащие его же основной линии работ, внедряющих в языкознание метод исторического и диалектического материализма, к чему Н.Я. Марр искренне и уверенно шел. Освобождение от этих ошибочных положений и схем выявит настоящего Марра, строителя материалистического языковедения, заложившего основы для его дальнейшего развития. Труды Н.Я. Марра сохранят свое исключительное значение и жизненную силу в растущей советской науке. Ясно выступят основные заслуги Н.Я. Марра.
Разработка некоторых положений, имеющих для языковедческих исследований большое значение, осталась не доведенной Марром до конца, что вызывает значительные затруднения у его учеников и последователей, до сих пор не сумевших преодолеть возникшие препятствия в их научном труде. Имеются высказывания Марра, оказавшиеся недоработанными или требующими известных уточнений. К числу последних относится выдвинутый им палеонтологический анализ, остающийся основным в советском языкознании и резко отличающим его установки от буржуазной науки. Эволюционизму противополагаются скачкообразные, ступенчатые, по терминологии Марра, переходы из одного качественного состояния в другое. Но само содержание палеонтологического анализа не получило у последователей Н.Я. Марра единого понимания. Сюда относится анализ по четырем лингвистическим элементам, то есть по тем первичным словам – корням звуковой речи, которые Марр выделил, признав их древнейшими тотемными племенными названиями, легшими в основу всего последующего словотворчества.
Некоторые последователи Н.Я. Марра и в особенности противники его полностью отвергают элементный анализ (проф. А.С. Чикобава). Некоторые ученики Марра считают этот анализ неприемлемым к периодам развитой речи, выработавшим более сложные построения основ, и обходят молчанием вопрос о наличии этих элементов, в марровском их понимании, в строе речи древнейших эпох ее развития (акад. И.И. Мещанинов). Имеются высказывания, склоняющиеся к неприемлемости анализа по четырем элементам при этимологическом разборе слов современной речи и признающие в то же время ценность сделанного Марром открытия, устанавливающего древнейшие виды разложения первобытного диффузного звука (акад. Л.В. Щерба). Некоторые языковеды признают целесообразность элементного анализа и в исторически известных нам языках. Они считают возможным применять элементный анализ при объяснении отдельных архаичных слов, особенно этнических и топонимических терминов в тех случаях, когда уцелевшие их основы не поддаются точной этимологии наряду с другими словами данного языка (проф. Ф.П. Филин). Высказываются также требования о применении элементного анализа во всех случаях с широким его использованием во всякого рода изысканиях по разбору словарного состава языков различных периодов до современного включительно (И.Д. Дмитриев-Кельда).
Действительно, Н.Я. Марр и в последних своих работах не отказывался от элементного анализа. Все же само понимание лингвистического элемента осталось неуточненным. Сначала Н.Я. Марр отождествлял четыре элемента с самоназванием четырех яфетических племен (сал, бер, йон, рош), затем он внес в содержание элемента тотемное значение. В последних своих работах Марр выдвинул новое объяснение лингвистического элемента, указывая на неразрывную связь его формальной стороны с идеологическою. Если это последнее его указание осталось нераскрытым, то тем не менее палеонтологический анализ, прослеживающий качественные изменения в языке, дает возможность и без анализа по элементам подойти к истории развития отдельных языков на их собственном материале, учитывая происходящие в нем качественные изменения в процессе внутреннего развития. Это недоступно формальному историко-сравнительному методу, основанному на эволюционизме.
Все же исторический ход образования языков в процессе смешения древних племен и народностей удалось установить Н.Я. Марру благодаря палеонтологическому анализу (качественным в языке сменам). И если отдельные этимологии вызывают сомнение в своей обоснованности, то значительная их часть дает блестящие результаты для правильного освещения истории развития словотворчества. Уточнение понимания и значения палеонтологического анализа стоит перед последователями Н.Я. Марра как первоочередное задание.
С палеонтологическим анализом теснейшим образом связано выдвинутое Н.Я. Марром учение о стадиальном развитии речи. Н.Я. Марр уделял этой проблеме исключительное внимание. Если отдельные его попытки дать стадиальную классификацию языков и их же стадиальную периодизацию не увенчались успехом и их в позднейших своих работах он не повторял, то все же от самой проблемы стадиальности он никогда не отказывался. Наиболее разработанною схемою такой периодизации, одновременно с классификацией языков по периодам, является приведенная в докладе «Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком», зачитанном в 1928 году, то есть тогда же, когда появился в свет «Бакинский курс».
Хотя Н.Я. Марр с ним уже полностью не согласен, заменяя приведенное в университетских лекциях родословное дерево схемою стадиального развития звуковой речи, все же в обеих работах даются построения, сближающиеся в своем конечном итоге. Даваемое новое распределение по периодам представляет известный интерес. Оно заключается в следующем: 1) языки системы первичного периода, моносиллабические (однослоговые) и полисемантические (многозначимые), сюда относятся китайский, африканские и др.; 2) языки системы вторичного периода, как то: угро-финские, турецкие, монгольские; 3) языки системы третичного периода, а именно: яфетические и хамитические; 4) языки системы четвертичного периода – семитические и индоевропейские[69].
Давая распределение языков по четырем периодам взамен родословного дерева, Н.Я. Марр тут же оговаривается: «Забраковав нами же составленное… родословное дерево… мы в общем успели лишь наметить материал для построения наглядной жизненной диаграммы, но самой диаграммы не дали, оставив ее осуществление на будущее время, как чисто техническую проблему… Вопрос, следовательно, не в том, возможно ли какое-либо действительно жизненное изображение в родословном дереве или в иной диаграмме взаимоотношения языков. Ясно, что такого жизненного изображения не получить при изоляции язычной надстройки, раз язык во всем своем составе есть создание человеческого коллектива, отображение не только его мышления, но и его общественного строя и хозяйства – отображение в технике и строе речи, равно и в ее семантике» («Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком». Доклад, зачитан в 1928 году)[70].
Дефект приведенных выше схем сказался в том, что они построены на формальном морфологическом признаке, то есть на том же, на каком строит свои классификации буржуазная школа (аморфность – агглютинация – флексия и далее, чего Марр не говорит, – аналитический строй). Между тем Н.Я. Марр требовал применения палеонтологии речи не только формальной, но и идеологической (