– Не сомневаюсь, – улыбнулся Саймон.
От ревности у меня заломило в груди.
– Извините, – промолвила я и, склонившись над прилавком, едва заметно коснулась пальцами локтя Саймона.
Звучание, исходившее от него, тряхнуло меня, будто током.
Саймон повернулся ко мне, и улыбка на его лице стала еще шире.
– Вы что-то хотели?
«Чтобы ты стабилизировался».
– Кока-колу, пожалуйста.
Бри взглянула на меня, и я почувствовала исходящую от нее волну раздражения так же ясно, как разрыв, в котором находился Саймон. Он достал из холодильника мокрую банку и вручил ее мне:
– Доллар пятьдесят.
– Спасибо.
Я бросила деньги на прилавок и направилась к Адди.
– Ты же ничего не сделала, – сказала она.
– Разрыв – это он сам. Не прилавок, не касса. Это он.
– И что? Вернись и изолируй связи.
Сестра не отрывала взгляда от своей карты.
Я немного успокоилась. Если Адди считает, что в этом нет ничего особенного, значит, так и есть.
– Не могу же я подойти к нему и начать хватать его руками!
– С каких пор тебя беспокоят такие вещи? К тому же речь не идет о прикосновениях – так делают начинающие, поскольку это облегчает выполнение задачи. Ты можешь работать в радиусе трех футов от него.
– Что, жажда замучила? – поинтересовался Саймон, когда я снова подошла к киоску.
– Вроде того.
Я протянула ему деньги. Он снова полез в холодильник и разорвал нужную дистанцию. Я поняла, что для того, чтобы Саймон оставался на месте, мне придется разговаривать с ним.
– А вы пойдете на вечеринку к Кассиди? – спросила я.
Протянув мне банку, Саймон взглянул на меня с интересом.
– Пока не решил. А вы?
– Возможно. – Держа руки под прилавком, я зацепила пальцами цепочки и принялась их сортировать. Руки у меня отчаянно дрожали. Стараясь поддержать разговор, я, интимно понизив голос, заявила: – Вообще-то я не очень люблю подобные мероприятия.
В этом время Бри заливала жидкость в попкорн-машину, однако заметила, что мы разговариваем, и сморщила нос. Саймон наклонился ко мне:
– А какие мероприятия вы любите?
– Я слышала, что сегодня в кафе «Грандис» концерт какой-то группы. Говорят, она ничего.
Мое внимание было сосредоточено на нитях. Они упруго пружинили под пальцами, и я вздохнула с облегчением.
– Хотите еще что-нибудь? – вмешалась в наш разговор Бри, подойдя и обняв Саймона за талию. – Милый, мне опять нужна твоя помощь. Я никак не могу справиться с этой машиной.
Милый. Вот, значит, как. Я сильнее стиснула в пальцах пучок нитей. Все вокруг вздрогнуло, как при землетрясении. Испугавшись, я выпустила нити и бросила полный отчаяния взгляд на Адди, которая уже спешила ко мне. Схватив меня за руку, она потащила меня прочь от киоска. Когда мы оказались в противоположном углу вестибюля, она обрушилась на меня с упреками:
– Я же сказала, что ты должна только найти разрыв и изолировать цепочки последствий, а не играть на них, как на банджо!
– У меня рука дрогнула. Со связями там все в порядке. Надеюсь, я не…
– Нет, ты не произвела разделение, – ответила Адди.
Разрыв, однако, звучал все пронзительнее. Мне показалось, что еще минута – и у меня лопнут барабанные перепонки. Глядя на Саймона, Адди тоже зажала руками уши. В следующую секунду к нам подошли Монти и Элиот.
– Это ведь все ты? – спросил Элиот. – Я видел разрыв на карте. Это было похоже на взрыв шутихи.
– Разумеется, она, кто же еще, – усмехнулась Адди.
– Как мне это поправить? – испуганно обратилась я к Монти. – Мы можем все это как-то настроить?
– Путешественники ничего не настраивают, – произнес он, спокойный, как монах-буддист. – Мы делаем разделение.
Его слова привели меня в ужас.
– Адди, пожалуйста. Если Совет узнает, что я разрушила еще один мир…
– Я обо всем позабочусь, – заявила сестра и сунула мне в руки свою кожаную сумку. – Вы трое оставайтесь на месте. И ради бога, Дэл, держись подальше от Саймона.
Адди быстро пересекла вестибюль и остановилась неподалеку от киоска. Грудь ее вздымалась, словно она пробежала длинную дистанцию. Закрыв глаза, сестра вытянула руку параллельно полу. Пальцы зашевелились, делая грациозные движения. Она перебирала цепочки последствий, стараясь настроить их таким образом, чтобы они гармонировали со звуковой частотой окружающего мира.
На лбу Адди, у самых корней волос, выступили капли пота, в углах рта залегли морщины. Постепенно диссонанс стал меньше. Взглянув на Саймона и Бри, я увидела, что они как ни в чем не бывало спокойно о чем-то беседуют.
Однако сестра продолжала работать. Дыхание ее заметно участилось, щеки побледнели. Пальцы продолжали перебирать невидимые нити. Наконец Адди глубоко вдохнула и медленно, с облегчением, выдохнула. Она двинулась в нашу сторону, но, сделав несколько шагов, вдруг пошатнулась. Я бросилась к ней на помощь.
– Ты в порядке, девочка Адди? – спросил Монти.
– Да. – Она открыла глаза. – Да, в порядке. Дэл, чтобы я никогда больше не видела таких вещей. Ты к этому еще не готова.
– Поняла, – кивнула я.
От радости, что все обошлось, я даже не обиделась.
Дома, выждав немного, я приоткрыла дверь комнаты Адди и заглянула внутрь. Как всегда, меня поразил царивший в комнате порядок. Ни одного предмета одежды на кровати или на кресле, ни одной раскрытой книги на зеленом шерстяном ковре. Адди, сидящая на кровати с портативным компьютером на коленях, подняла голову.
– Ну, что еще стряслось? – спросила она.
– Ничего. Просто я хотела тебя поблагодарить. Ты меня спасла.
Сестра смущенно пожала плечами:
– Всегда готова помочь. Правда, раньше тебе это не было нужно.
– Я считала, что ты не веришь в метод настройки.
– Так оно и есть. Ты ведь видела, как трудно это было. Не всякий разрыв можно ликвидировать при помощи настройки, Дэл. Не всякий мир можно спасти.
Войдя в комнату сестры, я присела на краешек кровати:
– Почему ты это сделала?
Отложив в сторону лэптоп, Адди подтянула колени к подбородку:
– Что бы ты обо мне ни думала, я все-таки не совсем бессердечная.
– Я вовсе не…
– Так думают все. – Сестра сжала губы, и я с удивлением заметила, что они дрожат. – Считают, что я ставлю Путешественников выше всех людей на свете, потому что мне на всех наплевать. Это неправда. Но когда ты слишком беспокоишься о ком-то или о чем-то, это мешает тебе видеть картину, перспективу. Без Путешественников мы бы потеряли все, включая любимых людей. Заботиться о других – большая роскошь, Дэл. Не каждый может себе это позволить.
Прежде Адди никогда не говорила о Путешествиях и Путешественниках с такой горечью. Утверждала, что Путешествия – ее призвание, профессия Путешественника – то, к чему она стремится и чему готова посвятить всю жизнь. Но теперь, видя, как она потирает глаза ладонью, чтобы скрыть слезы, я начала понимать, что все не так просто.
– Да ты вовсе не бессердечная, – твердо сказала я. – Бессердечный человек сегодня ни за что не пришел бы мне на помощь.
Адди взмахнула рукой, словно отбрасывая мои слова в сторону.
– Я должна была вмешаться раньше. Просто забыла, что тебе прежде не приходилось изолировать людей. Это гораздо труднее, чем изолировать неодушевленный предмет.
– Потому что они двигаются?
– Люди непредсказуемы. Именно это делает их опасными.
– Дедушка уже лежит в постели, – раздался голос мамы. Она стояла у порога комнаты Адди. – Сегодня у вас все прошло нормально?
– Во всяком случае, не случилось ничего такого, с чем я не смогла бы справиться, – ответила Адди. – А как парни, с которыми ты работаешь? Делают успехи?
Мама нахмурилась:
– Это закрытая информация, Аддисон.
– Я всего лишь хотела узнать, как у тебя дела.
– Дела идут своим чередом. И это все, что тебе надо знать, – произнесла мама и подняла брови. Вероятно, ее удивило то, что мы мирно беседуем, а не таскаем друг друга за волосы. – У вас точно сегодня все было в порядке?
Я затаила дыхание. Адди могла сообщить, что я едва не натворила бед. Мама страшно разозлилась бы на меня и заставила бы выполнить скучные упражнения – и это как минимум.
Сестра решительным жестом закрыла крышку портативного компьютера и промолвила:
– Сегодня Дэл научилась очень многому.
Я вспомнила приступ ревности, из-за которого чуть не наломала дров, и пришла к выводу, что Адди права.
Глава 24
Когда человек, живущий в Главном Мире, умирает, все его отражения разрушаются. Этот процесс происходит с разной скоростью, в зависимости от сложности каждого из отраженных миров. Порой полное разрушение эха происходит через двадцать лет после смерти Оригинала. Для других обитателей параллельных миров их уход выглядит как естественная смерть. Отражения человека из Главного Мира, который уже умер, легко распознать, поскольку они совсем не излучают звука.
– Доброе утро, крошка!
С трудом открыв глаза, я увидела отца. Он сидел на краю кровати, под его весом она изрядно накренилась. Хлопая ресницами, я с трудом пришла в себя – мне только что снился сон, в котором наш дом разрушился, а на его месте возникла серая мгла.
– Я принес тебе кофе, – сказал папа.
Над чашкой, которую он протянул мне, поднимался ароматный пар. Приподнявшись на локтях, я села, опираясь спиной на металлическое изголовье кровати.
– Что случилось? – спросила я отца, которого не видела уже несколько суток.
– Я собираюсь в большое Путешествие. И перед тем, как отправиться в путь, решил проверить, все ли у тебя порядке.
– Ты опять уходишь? А как же концерт?
Согласно сложившейся семейной традиции, в одну из суббот каждого месяца родители водили нас с сестрой слушать симфонический оркестр. Отец надеялся приучить нас получать удовольствие от музыки, так сказать, в чистом виде. Я неоднократно высказывала недовольство по поводу насильственного принуждения к проведению всей первой половины субботнего дня в обществе родственников, но отмена этого правила даже не обсуждалась. Это означало, что проблема, с которой на сей раз приходилось иметь дело моим родителям, была очень серьезной.