– Может, на следующей неделе, – добавил отец. Однако, говоря это, он смотрел в пол, поэтому я поняла, что слово «может» следует понимать как «никаких шансов».
– А можно мне сегодня пойти с тобой? – спросила я, заранее зная, каким будет ответ.
Когда я была совсем маленькой, отец порой брал меня с собой. Разумеется, не когда речь шла о необходимости разделения – это мама запретила строго-настрого, – а в тех случаях, если отцу предстояло выполнить какое-то нетрудное задание, не связанное с какой-либо опасностью. При этом мне было поставлено условие – совершая любой переход через портал, я должна была держать отца за руку, а остальное время – находиться в непосредственной близости от него.
– Пап, я не буду путаться под ногами. А вдруг я тоже окажусь полезной?
– Ни в коем случае. Работа предстоит серьезная. Нужно будет следить сразу за многими вещами, так что я не смогу отвлекаться на тебя. И никто из моей команды не сможет.
Я сделала маленький глоток кофе, в котором было, на мой вкус, слишком много сахара, и промолчала. Отец потрепал меня по волосам, как маленького ребенка. Мне это не понравилось, и я отстранилась.
– Я люблю тебя, Дэл, – сказал он.
Я ничего не ответила.
– Ты причинила отцу боль, – заявила мама, когда я спустилась вниз.
Я молча стала рыться в холодильнике в поисках остатков вчерашней пиццы.
– Пойми, нам всем сейчас тяжело, – продолжила она. – Мы вовсе не в восторге от того, что нам приходится работать день и ночь, но есть вещи, которые должны быть сделаны.
Я обернулась, держа кусок холодной пиццы в руке:
– Но почему? С какой стати такой аврал?
Адди и Монти сидели за кухонным столом и изучали старую карту. Взяв ручку, Монти обвел какое-то место кружком. Адди, сдерживая нетерпение, вздохнула и посмотрела на нас с мамой.
– Мам, в последнее время вы действительно работаете слишком много. Я могла бы помочь.
– Для этого у тебя недостаточно высокая квалификация, – произнесла мама.
Я увидела, как от этих слов по лицу сестры пробежала тень обиды, но она не стала ее высказывать. Лишь потрогала пальцами переносицу и хотела привести еще какой-то аргумент, но мама ее опередила:
– Благодарю тебя за предложенную помощь, однако мы с отцом не хотим вовлекать тебя в это.
– Но…
– Если хочешь помочь, соблюдай предельную осторожность во время своих Путешествий. Тогда нам не придется беспокоиться хотя бы за твою безопасность. Дэл, поешь как следует.
Я показала маме кусок пиццы, который держала в руках.
– Здесь зерновые продукты, овощи…
– Роуз говорит, что помидоры – это фрукты, – ни с того ни с сего заявил Монти.
– Ладно. Извини. Пусть будут фрукты, – кивнула я. – В общем, это хорошо сбалансированный продукт. А ты, мама, хотя бы объяснила нам, почему все делается в таком секрете. Мы имеем право знать, почему стали сиротами.
Я хотела пошутить, но маме, судя по всему, мой юмор не понравился. Губы ее сжались в тонкую линию.
– У вашего отца и у меня есть долг, – сказала она, отчетливо произнося каждое слово. – Не только перед вами, но перед всеми Путешественниками и Главным Миром. Тебе, Дэл, не вполне понятно, что такое долг и ответственность. Однако мы относимся к этим вещам серьезно.
Эти слова прозвучали как пощечина. Последние две недели я беспрекословно выполняла все указания Адди – проходила один за другим всевозможные тесты, борясь со скукой, читала пособия, ухаживала за Монти, совершенно забросил беднягу Элиота. Спрашивается, ради чего? Отец считал, что я отвлекаю его от работы, мама – что я эгоистка. Какой смысл пытаться изменить саму себя, если даже родители обо мне такого плохого мнения? Если они не заметили, как я стараюсь, то что же говорить о Совете?
Монти молчал. Адди склонилась над картой так низко, что почти уткнулась носом в бумагу.
– Я опаздываю на поезд, – сказала мама.
Я выбросила кусок пиццы в мусорное ведро – у меня вдруг пропал аппетит.
– Она очень устала, – промолвила Адди, когда мама ушла. – Она вовсе не хотела тебя обидеть.
– Ладно, проехали. – Оказалось, что терпеть сочувствие сестры мне еще труднее, чем ее высокомерие. – Мы куда-нибудь сегодня пойдем?
Адди посмотрела на лежавшую перед ней карту, затем перевела взгляд на Монти, после чего с удивлением уставилась на меня.
– Ты готова продолжить заниматься изоляцией разрывов? Я имею в виду, не на предметах, а на людях. Мы могли бы попрактиковаться и вернуться пораньше, чтобы ты успела сходить с Элиотом в кино.
Вообще-то мы с Элиотом вечером должны были изучить данные по Парковому Миру, которые ему удалось собрать, но внезапно у меня пропало желание это делать. Перспектива сходить в кино прельщала меня больше. В этом случае я получила бы возможность провести несколько часов в обществе своего лучшего друга, забыв о разделениях и отраженных объектах, ведущих себя не так, как описано в учебниках.
– Дэл, ты готова отправиться на занятия?
– Конечно, готова, – ответила я, решив, что в любом случае это лучше, чем сидеть дома. – А ты пойдешь с нами, дед?
– Ясное дело, – кивнул Монти.
– Я хочу есть, – заявил дед. Это было неудивительно, поскольку мы провели уже несколько часов, ныряя из одного параллельного мира в другой, отыскивая отражения людей с разрывом и изолируя цепочки последствий. К счастью, Саймона среди них не оказалось. – Пора домой, девочки.
Адди посмотрела на часы:
– Да, пожалуй. У меня началась мигрень. Вот что, Дэл. Давай еще разок. Последний. Что ты слышишь?
Частота, которую я уловила, напоминала частоту Паркового Мира, но казалась более стабильной. В ушах у меня звенело – мы провели слишком много времени в отраженной реальности.
– С картой Элиота все было бы гораздо быстрее, – сказала я.
Прежде чем Адди успела ответить, Монти, пытавшийся отыскать у себя в карманах какое-нибудь завалявшееся там лакомство, заявил:
– Слишком уж много сейчас всяких гаджетов. А между прочим, единственный инструмент, нужный настоящему Путешественнику, – это его уши и то, что находится между ними.
– И это говорит человек, давший мне набор отмычек, которым можно вскрыть даже Форт-Нокс, – шутливо промолвила я, склонив голову набок. – Я чувствую три портала и один разрыв – рядом с автобусной остановкой. Слушайте, я тоже проголодалась.
Пока Адди прислушивалась, проверяя, права ли я, Монти вытащил из кармана упаковку крекеров.
– Господи, – вдруг произнесла сестра более мягким тоном, чем обычно, и положила ладонь на руку Монти. – Ты это слышишь?
– Ты о чем? – не поняла я, увидев, как дед вдруг опустил плечи.
– Когда-нибудь она все равно должна узнать, как это бывает, – сказал он. – Пусть это произойдет сейчас.
– Что случилось?
Я по-прежнему ничего не понимала.
– Прислушайся, – попросила Адди, и я снова уловила в ее голосе необычную теплоту.
Звук был стабильный и сильный, не слишком приятный, но и не таивший в себе угрозу. Даже мелкие разрывы казались мне более опасными. Однако в этом звуке было что-то необычное, новое и незнакомое. Вскоре звук вдруг начал затихать, словно теряющая завод музыкальная шкатулка, стал прерывистым и вовсе исчез. Глядя в ту сторону, откуда он исходил, я сквозь витрину увидела в обувном магазине пару средних лет. Мужчина и женщина держались за руки. Адди махнула рукой в сторону двери:
– Можешь проверить. Это безопасно.
Я проскользнула в магазин. Продавец, присев на корточки, помогал девчушке со стянутыми «хвостом» на затылке волосами обуть пару блестящих бальных туфель ярко-розового цвета. Я узнала ее. Это была девочка с воздушным шаром. Та самая, из Паркового Мира, она помогла нам с Адди спастись. Наверное, параллельный мир, в котором я ее видела, был по звуковой частоте близким к тому, где я находилась теперь. В прошлый раз вид у нее был весьма жалкий. Теперь же, переводя взгляд с туфель на отца и обратно, она буквально светилась радостью.
Увидев, с каким обожанием смотрит на нее отец, я невольно позавидовала ей. Но это было ничто в сравнении с тем облегчением, какое я ощутила, поняв, что девочка не обнаруживает никаких признаков нестабильности. С того расстояния, которое нас разделяло, ее звучание показалось мне вполне нормальным.
– Они тебе великоваты, – сказал продавец, нажимая на туфлю в том месте, где был большой палец ноги девочки. – Ну-ка, попробуй пройтись в них, дорогуша. А мы посмотрим, как они на тебе.
Девочка, радостно блестя глазами, зашагала в моем направлении.
– Мне они ужасно нравятся, пап! – воскликнула она, но звук ее голоса вдруг задрожал. Цвета вокруг меня стали тускнеть. – Это туфли принцессы!
– А ты и есть моя… – произнес отец девочки, но его голос резко пресекся.
Кто-то в этот самый момент разделял мир, где находились мы с Адди и Монти. Я попятилась к двери, думая только о бегстве. Но когда я попыталась жестами сообщить сестре об опасности, она подняла руки и отчетливо, хотя и беззвучно, промолвила:
– Продолжай работать.
Когда я обернулась, отец девочки лежал на полу. Какая-то женщина склонилась над ним – я видела, как она прокричала что-то продавцу, но слов не разобрала. Все происходило как в немом кино. Продавец бросился к телефону и, набрав номер, стал, шевеля губами, торопливо говорить что-то в трубку.
Резко обернувшись, я посмотрела на девочку. Рот ее был широко раскрыт в беззвучном крике, грудь вздымалась и опадала. Туфли из ярко-розовых превратились в серые. Я сделала шаг ей навстречу, надеясь успокоить ее, и вдруг застыла на месте.
А если причиной происходящего являлась я? Если мое неудачное вмешательство в Парковый Мир привело к нестабильности в этой параллельной реальности, которая была по звучанию схожа с той, какую я разрушила?
Внезапно все вокруг меня стало восстанавливаться – звуки, цвета. Прошло несколько секунд, и все стало как прежде. За исключением отца девочки – он по-прежнему лежал на полу. От него не исходили никакие звуковые колебания. Звучал ли он раньше, я не могла сказать, но предположила, что, наверное, нет. Похоже, мужчина был отражением Оригинала, который в Главном Мире уже умер.