Распахнув глаза, я вижу, как Скай, болтая по телефону, расхаживает по комнате. Сонливость снимает как рукой, когда до меня доходит, что происходит. Я вскакиваю с дивана и чуть не спотыкаюсь о Генри, который мирно спит на полу. Она замечает, что я направляюсь к ней, и, качая головой, машет рукой, а затем беззвучно произносит: «Ксандер», я сразу же разворачиваюсь и плюхаюсь на диван.
Надеюсь, она узнает контакты бабушки с дедушкой без особых проблем, а потом он может катиться на все четыре стороны.
— Нет, — говорит Скай. — Она спит.
Который час? Я сползаю и переворачиваю часы на запястье Генри, чтобы посмотреть время. Половина одиннадцатого. Вау. Я спала целых пять часов. Тогда почему у меня до сих пор такое ощущение, будто кто-то заехал дубиной мне в лицо? И почему Скай все еще висит на линии? Сколько требуется времени, чтобы записать адрес и телефон?
— Ксандер, пожалуйста. — Слышу я ее слова. Она слишком милая. Будь я на ее месте, у меня уже давно был бы их номер. Может быть, мне стоит позвонить в больницу, вместо того, чтобы ждать. Я осматриваюсь в поисках телефона, но потом понимаю, что он у Скай. Почему она не воспользовалась собственным мобильным? Что, если прямо сейчас пытаются дозвониться из больницы? Моя злость на Ксандера возвращается во всей красе.
— Нет, — со вздохом говорит Скай, что звучит слишком мягко. Я собираюсь было встать и забрать телефон, когда она говорит: — Спасибо тебе. — И записывает что-то на листочке в руках. — Да, конечно. Я ей передам. — Она вешает трубку.
— Передашь что?
— Что он хочет с тобой поговорить.
— Как мило. Вот только я не хочу с ним разговаривать.
— Знаю. — Она протягивает мне клочок бумаги, затем присаживается на корточки возле Генри и поглаживает его по щеке. — Генри. Просыпайся.
Я пинаю его, и он резко просыпается.
— Иногда тебе нужно быть немного понастойчивей, Скай.
Она закатывает глаза, но улыбается. Я сказала, что ей нужно быть настойчивей, но не изменила бы ее ни за какие коврижки.
Час спустя я стою в вестибюле больницы и жду, когда мне кто-нибудь поможет. Никто не звонил, но после того, как Скай ушла на работу, а я позвонила родителям мамы и сообщила им обо всем, ждать я больше не могла. Наконец-то женщина за стойкой регистрации вешает трубку и говорит:
— Она в триста пятой палате. Вам необходимо подняться на лифте на третий этаж, а там попросите кто-нибудь провести вас в ее крыло, ладно?
— Да, спасибо.
Я беспокоюсь. Мне просто хочется увидеть маму. Знаю, если я увижу ее, то почувствую себя гораздо лучше. Большая часть моего гнева переросла в беспокойство, но его остатки все еще бурлят внутри меня, и мне очень хочется, чтобы они испарились. Я облегченно вздыхаю, когда оказываюсь в ее палате и вижу ее бледное, но красивое лицо. Подвигаю стул к ее койке и заставляю себя взять ее за руку.
— Привет, мам, — шепчу я. Она не шевелится.
Не знаю, сколько я так сижу, держа ее за руку (час? Может быть, два?), но в конце концов врач заходит в палату и приглашает меня выйти в коридор.
— К сожалению, я не мог пустить вас к ней прошлой ночью, поскольку она лежала в реанимации, а туда не пускают посетителей. Но поздно ночью мы перевели ее сюда.
— Что с ней?
— Мы еще ждем результатов некоторых анализов. В последнее время твоя мама часто уставала?
— Да.
Он кивает, будто подтверждая свои догадки.
— У меня есть кое-какие соображения, но мы собираемся сделать ФГДС[6], чтобы оценить состояние слизистой оболочки желудка. УЗИ не показало особых результатов, а мне хотелось бы четче представить картину заболевания.
— Хорошо. Это опасно?
— Нет, это обычная процедура с минимальным риском, которая даст нам точный результат.
— Она знает?
— Она еще не просыпалась. — Должно быть, мой испуг отражается на лице, потому что он добавляет: — Что не является причиной для беспокойства. Мы дали ей сильнодействующее снотворное. Когда она проснется, мы с ней поговорим, и если она даст согласие, то назначим эту процедуру на следующее утро.
— Я могу с ней остаться?
— Конечно. Как я уже сказал, теперь, когда у нее отдельная палата, вы можете остаться. Если хотите, можете даже там спать.
— Да. Спасибо вам.
Когда я собираюсь снова войти в палату, то замечаю своих бабушку с дедушкой, выходящих из-за угла. Ну почему мама не проснулась, чтобы разобраться с этим самостоятельно? Эти люди мне чужие. Я потираю руки, а потом неуверенно машу им.
— Кайман, правильно? — говорит… миссис Майерс? Бабушка? Женщина.
— Да. Здравствуйте, я Кайман.
На мгновение она прикрывает рот рукой и вздыхает.
— Ты так похожа на свою маму в молодости. — Она гладит меня по щеке. — Только глаза папины. Ты такая красивая.
Я неловко переминаюсь с ноги на ногу.
Мужчина тихонько ворчит на нее и протягивает мне руку.
— Здравствуй, Кайман, я незнакомец номер один, а она незнакомец номер два. Тебе все еще некомфортно?
Я одариваю его слабой улыбкой.
— Единственное, что заставит ее почувствовать себя некомфортно, — это твой юмор, Шон. Он шутит, дорогая.
— Знаю. — Может ли чувство юмора передаваться по наследству? Я указываю на дверь. — Она еще не проснулась, но вы можете ее увидеть.
Женщина делает несколько глубоких вздохов, а затем несколько поверхностных.
— Мне найти тебе баллон с кислородом, Вивиан, или же ты справишься сама? Уверен, лишний здесь найдется.
Она игриво ударяет его в грудь.
— Просто дай мне минутку. Я не виделась с дочерью семнадцать лет, а сейчас увижу ее в больничной койке. Мне нужно это переварить.
— Врач сказал, что у него уже есть предположительный диагноз и что она будет… — Я собираюсь сказать «в порядке», но потом понимаю, что он этого не говорил. Возможно, она не будет в порядке.
— Кайман, — говорит Шон. — Ты не могла бы показать мне ее лечащего врача? У меня есть к нему пара вопросов.
— Конечно. Вон он, беседует с медсестрой.
— Спасибо. Идите без меня. Я присоединюсь к вам через минуту.
Он уходит, и Вивиан, продолжая странно дышать, подходит к двери и останавливается.
— Вам нужно побыть с ней наедине. Я подожду здесь, — говорю я ей.
Она кивает, но не сдвигается с места. Я открываю ей дверь, и это приводит ее в движение. Разозлится ли мама, когда проснется и увидит ее перед собой? Судя по ее вчерашней реакции, она мечтала увидеть их долгие годы.
Я перевожу взгляд на Шона, беседующего с доктором. Я так рада, что кто-то, кроме меня, теперь может решить серьезные вопросы. Если Шон так прозорлив, как описали его Ксандер с братьями, то он точно сможет позаботиться о бизнесе.
Мои бабушка с дедушкой богачи. Странно.
Вскоре Шон возвращается.
— Как считаешь, сколько ей потребуется времени, чтобы решить все вопросы, накопившиеся за семнадцать лет? — спрашивает он, глядя на часы. — Думаешь, десяти минут хватит?
Я улыбаюсь.
— Мама спит, так что десять минут — это перебор.
Он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
— Нет, Вивиан действительно хорошо в спорах с самой собой. — Он поворачивается ко мне. — Им определенно потребуется гораздо больше времени. Ты уже ела?
— Вы разве не хотите ее увидеть? Вы ведь семнадцать лет ее не видели.
— Я и тебя не видел семнадцать лет. — Мои глаза щиплет, и он становится размытым, но мне удается удержать слезы. — У меня есть время, чтобы все наверстать, не так ли? Десяти минут хватит?
— Я подумывала о пяти, но посмотрим, как вы справитесь.
Он улыбается.
— Ах, ты определенно моя внучка.
Глава 39
Весь остаток дня я наблюдаю за тем, как маму бросает из крайности в крайность: то она радуется, то злится, а потом по новой. Словно порочный круг, и доктору это совсем не нравится. После обеда он выпроваживает нас из отделения, хотя и дал мне согласие остаться на ночь. Мама не сопротивляется, и это говорит о том, что ей требуется покой.
— Все прошло неплохо, — говорит Шон в вестибюле.
Вивиан посылает ему убийственный взгляд.
— Кайман, мы живем в нескольких часах отсюда. Ты не против, если мы поживем с тобой, пока твоя мама поправляется?
— Мы можем остановиться в отеле, если для тебя это слишком, — сразу добавляет Шон.
— У нас тесновато. Даже не знаю, будет ли вам там комфортно. Думаю, вы привыкли к местечку попросторней.
Шон всплескивает руками.
— Вив, она считает нас избалованными. Как теперь нам с этим жить.
— Прекрати, — говорит Вивиан. — Нам в любом случае будет комфортно, милая. Выбор за тобой.
Я бы предпочла, чтобы они остановились в отеле, но это прозвучит слишком грубо, да и, возможно, компания мне не помешает.
— Можете остаться у нас. Это ничего.
По пути к парковке, Шон откашливается и говорит:
— Итак, Ксандер Спенс, да? На мой взгляд, он слишком смазливый, зато из хорошей семьи.
— Слава богу, что твои предпочтения тут не имеют значения, — вставляет Вивиан. — Он, кажется, действительно хороший молодой человек.
— Мы расстались.
— Ох. Судя по прошлому вечеру, мы так и подумали.
— Всякое бывает. Все хорошо. — Так вот каково это — иметь бабушку и дедушку? Еще больше людей вмешиваются в твою личную жизнь со своими советами?
Вивиан приобнимает меня.
— Мне не хотелось этого говорить, но и на мой взгляд он слишком смазливый, милая.
У меня срабатывает автоматическая система защиты Ксандера, и я говорю:
— Как только вы узнаете его поближе, то поймете, что он… — Я останавливаю себя. Мне больше не нужно защищать Ксандера.
Вивиан ободряюще сжимает мое плечо.
— Это были долгие двадцать четыре часа, не так ли?
— Да.
Сразу могу сказать, что наша квартира кажется им тесноватой. Особенно когда Шон распахивает дверцу шкафа, думая, что она ведет в другие комнаты, и резко останавливается.