и Александр обратили взоры на меня.
– А с какой, собственно, стати? – поинтересовался врач.
– Мы с Иваном Федоровичем сдружились за время пребывания в центре, – произнес я. – Ему будет легче, если я побуду рядом. Кроме того, мне надо показаться окулисту. У меня конъюнктивит, а капли, рекомендованные Василием Семеновичем, толка не дали.
– Тогда погнали. Смотрю, вы уже приоделись с намеком. – Егор Сергеевич кивнул на мою телогрейку.
Александр недоверчиво уставился на меня. Он должен увидеть покрасневшие белки. Насчет капель я не соврал: глаза уставали и болели меньше, однако лекарство помогало несильно, в чем убеждали не только внутренние ощущения, но и зеркала.
– Василий Семенович и правда не в духе сегодня, – сказал я дежурному. – Велел скорей возвращаться. Кстати, он вроде собирался прилечь до обеда. Думаю, лучше его не тревожить.
Лишь бы Александр поверил и не совался в кураторский кабинет. Черт, стоило связать Василия Семеновича и заткнуть рот кляпом! Варежки и шарф в шкафу имелись.
Перед уходом я простился с Надиром Ильзатовичем, наказав ему не скучать без меня.
Все-таки я был прав насчет выхода с этажа. Дверь, обозначенная на моей схеме под номером двадцать четыре, вела в длинный коридор, который, в свою очередь, сообщался с другим коридором и лестницей. Меня колотил озноб, я едва сдерживался от того, чтобы не обогнуть фельдшеров с носилками и не рвануть вперед. Где гарантия, что разъяренный куратор не очнулся и не скомандовал выслать за мной погоню?
Придвинь я к шкафу кушетку для надежности, волновался бы меньше. Почему я не придвинул?
– Часто вас так, э-э, вызывают сюда? – спросил я у врача, лишь бы хоть как-то отвлечься.
– Вызов уже двадцатый, наверное, по счету, – сказал Егор Сергеевич. – Госпитализируем впервые. Осталось трупа холодного дождаться, тогда наверху зачешется у кого надо. И то не факт.
– Вам не очень-то и нравится этот центр? – спросил я.
– Это же не бутерброд с колбасой, чтоб нравиться.
– И все-таки.
– Продуманность здесь нулевая. Изоляция, окон нет, дверей минимум, смачный провал в плане пожарной безопасности. Я уж не говорю о методах, которые они применяют. Я, как сюда попал, решил поначалу, что тут секретная лаборатория, как у нацистов или у американцев. Они же страсть как любят психологические эксперименты – в школах, в тюрьмах, в супермаркетах.
– У нас не нацистская лаборатория, но тоже не сахар.
– Да уж, товарищ страждущий. Не желал бы угодить на ваше место.
«Тем более на мое», – чуть не добавил я.
Когда мы очутились на улице, порыв ветра едва меня не унес. Я вмиг окоченел и с трудом поднялся в карету «скорой помощи», плюхнулся на лавку. Конечности одеревенели. Пальцы рук подчинялись мне с неохотой, а пальцы ног и вовсе перестали слушаться.
– Холодно? – спросил один из фельдшеров.
– Щ-щекотно.
Санитар вытащил из-под лавки валенки гигантского размера и положил рядом со мной. Я сбросил осточертевшие белые тапки и кое-как натянул суровые валенки.
– От егеря достались, – пояснил фельдшер.
Справляться о судьбе лишившегося валенок егеря я не рискнул и вместо этого поинтересовался:
– Скоро до больницы доедем?
– Две минуты, – сказал Егор Сергеевич. – Она за углом совсем. Знатно вас трясет.
Врач извлек из-за пазухи фляжку и предложил мне. Памятуя о том, как Рыжов усыпил меня волшебным чаем, я помотал головой. Пожав плечами, Егор Сергеевич отвинтил крышку и глотнул сам. Кадык доктора дернулся, проталкивая горючую жидкость дальше.
– Пожалуй, я передумал, – произнес я, протягивая руку.
– И правильно.
Пойло обожгло горло и пищевод. Судя по всему, бренди. Точно что-то виноградное.
Если откинуть домыслы и страхи, что мне могут предъявить в случае поимки? Умышленное причинение вреда здоровью, нанесение побоев средней тяжести. Ограбление. Побег из режимного заведения. Честно говоря, понятия не имею, какие статьи и каких кодексов я нарушил. Назначат мне местного адвоката и примутся с упоением жарить меня на сковороде. Сначала на спине, затем на животе и на боках. Затем повторят поэтапно.
Чтобы совладать с паникой, я вновь глубоко задышал.
В холле больницы я приотстал от фельдшеров с носилками и Егора Сергеевича.
– Где у вас уборная? – спросил я.
Доктор объяснил и уточнил, сориентируюсь ли я.
– Без проблем, – заверил я. – Закончу дела и вернусь к вам за каплями.
– Сейчас я вашего друга передам специалистам и поднимусь к себе. Четвертый этаж, правое крыло, кабинет четыреста тридцать семь.
– Четвертый этаж, правое крыло, кабинет четыреста тридцать семь.
– Жду.
Когда бригада с Иваном Федоровичем исчезла из поля зрения, я прошмыгнул мимо вахты и очутился во дворе.
Отделался малой кровью. Повезло, что сегодня дежурил не Рыжов. С ним бы я не справился. Хотя он гораздо больше заслужил быть побитым и униженным, чем взбрыкнувший Василий Семенович.
Сумерки навалились на меня. Бледными точками проступили звезды. Если торчать на морозе, руки стремительно посинеют до того же оттенка, что и это гаснущее небо. Еще раньше откажет непокрытая голова.
Нащупав в кармане кошелек, я побрел прочь от больницы. Ноги утопали в валенках. Уши и нос словно заливали расплавленным свинцом, который сразу затвердевал.
Похоже, копилка северных страшилок от пожарного инспектора пополнится историей о побеге из Аркхэма.
23
Я настолько замерз, что с первой попытки не попал в дверь торгового центра. У эскалатора меня едва не сшибла укутанная в каракуль невротичка, затеявшая рискованный маневр с набитой продуктами тележкой. Вслед мне донеслась нечленораздельная брань. Иди лесом, милая.
Идите лесом, милые.
Доехав до третьего этажа, я увидел, что дальше подниматься некуда. Этаж между собой делили кинотеатр, детская игровая площадка и зона фудкорта с пиццей, куриными крылышками, блинами, мороженым, роллами и прочей снедью. На одеревеневших ногах я доковылял до свободного столика. По соседству две бабки поглощали пиццу пепперони из коробки. Чуть поодаль на сцене расхаживал зажигательный парень в белом костюме и красных очках, кричал в микрофон и хлопал в ладоши. Из-за заложенных ушей я толком не понимал, что говорит этот заводила. Судя по всему, он имел дело до публики за столиками.
Мне потребовалось немало времени, чтобы отогреться. Слух восстановился, но я все еще плохо понимал речь нелепого существа с микрофоном.
– Сегодня и только сегодня мы разыгрываем внедорожник! Спешите приобретать у нас и получать счастливые билеты! Покупайте у нас и забирайте внедорожник и турпутевки в зимний лагерь «Асбест»! Сегодня и только сегодня!
Не исключено, что нейролептики и обморожение здорово ударили по мозгу и я непоправимо отупел.
В кошельке было совсем немного налички, зато в нем Василий Семенович на манер доверчивых пенсионеров хранил карту «Сбербанка» и блокнотный листочек с вручную записанным пин-кодом. Я отыскал банкомат и снял всю сумму – одиннадцать с половиной тысяч рублей. На авиабилет не хватит, да и в любом случае мой паспорт по-прежнему в чьих-то лапах. Скорее меня сцапают, чем я вырву свои документы обратно.
Странно, что коротышка до сих пор не заблокировал карту.
Я вернулся на третий этаж и направился к кассе «Бургер кинга».
– Самую большую порцию картошки фри, – сказал я.
Девушка за кассой, не поднимая глаз, провела пальцами по монитору.
– Какой соус возьмете?
– Без соуса.
– У нас сегодня акция: при заказе наггетсов в подарок слойка с вишней.
– Не надо.
– Что-то из напитков?
– У вас есть простая вода, кипяченая или фильтрованная?
– Могу предложить кофе или чай.
– Ни чая, ни кофе. И коктейли с топпингами тоже не нужны. Есть простая вода?
– Нет, но…
– Тогда только фри.
К фри прилагалась бесплатная апельсиновая жвачка. Когда я жевал безвкусную картошку, ко мне подбежала маленькая девочка с игровой площадки. В джинсовке и с белыми волосами, стянутыми голубыми резинками в два хвостика. Девочка почтительно посмотрела на меня снизу вверх.
– Дядя, почему вы в телогрейке?
– Я летчик-испытатель, – сказал я.
– Куда вы летали?
– На Северный полюс.
– Врете!
– Ни разу не вру.
– Кого вы там видели?
– О, даже не сосчитать. Тюленей, пингвинов, полярных уток, белых медведей. Мишки, кстати, любят сгущенку. Не поверишь, иногда съедают прямо с банкой.
– Вот это да!
В эту секунду к девочке подскочила женщина:
– Даша, ты куда убегаешь?! Я же тебе велела играть с детишками!
Я снова уткнулся в поднос с едой, выражая категорическую незаинтересованность. Не хватало еще, чтобы меня обвинили в приставании к маленьким девочкам.
– Мама, дядя говорит, что он летчик!
– Правда?
– Инструктор по затяжным полетам, – небрежно бросил я.
– Простите ее, она у нас любит с людьми знакомиться. Ни на секунду нельзя отлучиться.
– Общительная, – сказал я. – Кстати, вы не знаете, как добраться до кладбища поездов? Мне завтра в Москву, хотелось бы посетить это знаменитое место. На память.
Женщина поправила волосы и задумалась.
– Так, – произнесла она. – Спускаетесь к главному выходу из торгового центра и двигаетесь влево по улице Арктической. Никуда не сворачивайте. Улица Арктическая приведет вас на окраину. Впереди будут заводы и комбинаты, а вы поворачиваете направо, минуете многоэтажки, мечеть, свалку и упираетесь в железную дорогу. Вам снова налево. Заброшенные поезда издалека увидите. Только в округе все занесено снегом по самые уши, к самому кладбищу не подобраться.
– Как-нибудь, – сказал я.
– Сегодня небо ясное, к морозам. До минус сорока похолодает, будьте осторожнее.
На прощание Даша наказала мне почаще кормить мишек. Неужели и из нее вырастет особа, которая таскается по клубам и впискам, выкладывает свои ноги в «Инстаграм», отдает треть зарплаты за тренинг по позитивному мировоззрению и сбривает брови, чтобы нарисовать новые?