Однажды подружка крикнула Христиане через забор: «Твой отец – жид!». Как-то раз перед школой появился плакат с надписью: «Отец евреев – Дьявол». Каждый день наши малышки по пути в школу проходили мимо этой подстрекающей фанатиков надписи. Затем напротив школы появился стенд нацистской газеты Der Stürmer с ее исступленными безумствами. Там содержалась антисемитская пропаганда, фантастические повести о сексуальных преступлениях и садистских ритуалах, которые якобы проводили евреи, сфабрикованные обвинения самого нелепого и непристойного рода. Мимо этой газеты шли на занятия ученики средней школы289.
Дом Ляйбхольцев стоял на улице Герцбергерлан, где жили многие университетские профессора. По воскресеньям штурмовые отряды частенько маршировали мимо них. Много лет спустя Сабина писала: «Я все еще с содроганием вспоминаю их песни: «Солдаты, друзья, вздернем евреев, пристрелим евреев».
Отвага, которую Дитрих проявлял в своем противостоянии наци, в не малой степени питалась любовью к сестре-двойняшке. Из Гёттингена он поехал в Вюрцбург на встречу с руководителями Исповеднической церкви. Как обычно, он взял на себя роль лидера и вдохновителя, убеждал их признать себя Церковью, а не просто движением, заявить об этом громко и без отлагательств. В октябре в Далеме это, наконец, произошло. Исповедническая церковь дорого заплатила за то, что не поспешила с таким заявлением раньше, – это сказалось на конференции в Фано, – и решено было не допускать впредь подобных промахов. Обсуждалось также грядущее рукоположение Мюллера в сан и необходимость обеспечить отсутствие на этой церемонии экуменических фигур.
Наконец, Бонхёффер навестил Жана Лассера в его пролетарском приходе в Артуа (Франция). Сюда же после Фано прибыли многие делегаты конференции в Фано. Некоторые из них вышли на улицу и проповедовали перед прохожими. Лассер удивлялся той легкости, с какой Бонхёффер общался с людьми, столь отличавшимися от него и образованием, и положением: «Он реально проповедовал Евангелие прохожим на улице»290.
Глава 17 Дорога в Цингст и Финкенвальде
Давно пора покончить с богословски обоснованной сдержанностью по отношению к актам государства – в конце концов, это попросту страх. «Говорите за тех, кто не может говорить за себя» – кто в современной Церкви сознает, что это самое малое, чего требует от нас Библия?..
Восстановление Церкви зависит от нового вида монашества, которое не имеет с прежним монашеством ничего общего, кроме бескомпромиссного ученичества, следования Христу по заветам Нагорной проповеди. Настало время собрать людей и осуществить это.
Вернувшись в Лондон, Бонхёффер задумался над следующим своим шагом. Собственные таланты и семейные связи открывали перед ним множество путей, и он предпочитал испробовать их, не ограничиваясь сразу чем-то одним.
В том году руководители Исповеднической церкви уже задумались над необходимостью открыть собственные семинарии. Рейхсцерковь требовала от всех университетских студентов-богословов подтверждения чистоты арийской расы. В июне Якоби и Хильдебрандт предложили поручить руководство семинарией Исповеднической церкви Бонхёфферу, и месяцем позже Нимёллер сообщил ему, что тот может с января возглавить семинарию в округе Берлин-Бранденбург, но, похоже, к этому душа Дитриха не лежала. Президент Синода Кох предпочел бы оставить его в Лондоне, однако если Бонхёффер хотел продолжить занятия в Берлинском университете, требовалось срочно принять решение, ведь отпуск не мог длиться вечно. И хотя академическая карьера утратила в его глазах прежнее очарование, Бонхёффер не был готов окончательно распрощаться с ней. 11 сентября он писал Эрвину Суцу:
Я безнадежно разрываюсь между желанием остаться здесь, съездить в Индию и вернуться в Германию, чтобы возглавить семинарию для проповедников, которая там скоро откроется. Я утратил веру в университеты, да и никогда не питал к ним особой приверженности, чем обижал вас. Ныне образование нового поколения богословов полностью сосредотачивается в церковных, как бы монастырских школах, где доктрина в чистом виде, Нагорная проповедь и поклонение Богу воспринимаются всерьез, как они не воспринимаются (а в нынешних обстоятельствах и не могут восприниматься) университетами. Давно пора покончить с богословски обоснованной сдержанностью по отношению к актам государства – в конце концов, это попросту страх. «Говорите за тех, кто не может говорить за себя» – кто в современной Церкви сознает, что это самое малое, чего требует от нас Библия?291
Неделю спустя решение было принято: он станет директором вновь образованной семинарии Исповеднической церкви, однако приступит к работе только весной. Бонхёффер хотел подготовиться к работе, объездив Англию и присмотревшись к различным христианским общинам. Затем он собирался в Индию к Махатме Ганди, о чем давно уже мечтал, но теперь этот план вписывался в общее видение той жизни, которую Бог предназначил для христиан. Борьба в Церкви разгоралась, политическая ситуация становилась все тяжелее, и Бонхёффер хотел знать, не является ли нынешним призванием Церкви нечто подобное методам мирного социального сопротивления, которым учил Ганди. Не так ли следует вести борьбу ему и другим христианам? Не самообман ли – стремление выиграть в текущей внутрицерковной борьбе в той форме и в том смысле, в каком сейчас велась эта борьба?
Бонхёффер видел, что с Церковью происходит что-то очень неладное, не только с рейхсцерковью и «немецкими христианами», но и с лучшими ее представителями, с Исповеднической церковью и со всеми формами, какие принимало христианство. Он чувствовал, что более всего в жизни германских христиан недостает повседневной реальности отрешения от себя и следования Христу каждой частицей своего бытия в каждый момент и в каждой сфере жизни. Такая преданность, такой энтузиазм ощущались в пиетистских группах, например, у гернгутеров, но они преимущественно ориентировались на «дела» и были чересчур «религиозны» в том смысле, какой придавал этому слову Барт. Они слишком далеко ушли от «мира», отказались от всего лучшего в образовании и культуре – это он не считал правильным. Христос должен быть привнесен в каждый квадратный дюйм мира и культуры, а вера при этом должна оставаться крепкой и сильной, чистой и сияющей. Надо освободить веру от болтовни, «фраз», «религиозности», иначе тот Христос, которого верующий несет миру и культуре, будет не Христом, а человеческой подделкой. Бонхёффер отстаивал христианство слишком мирское с точки зрения традиционных консервативных христиан и слишком пиетистское для представителей либерального богословия. Для обеих сторон это было «слишком», и критиковали его и справа, и слева.
И ему давно казалось, что какой-то ключик он найдет у Ганди. Ганди не был христианином, но жил в общине, которая старалась следовать учению, данному в Нагорной проповеди. Такой жизни Бонхёффер хотел и для христиан. И он решил отправиться в Индию, чтобы посмотреть, как правильную христианскую жизнь строят нехристиане. В Фано он задал собранию христиан вопрос: «Неужели нас посрамят нехристианские народы Востока? Неужели мы оставим тех, кто кладет свою жизнь ради Вести?»292.
Не могло ли быть так, что, подобно тому, как апостол Павел был послан к язычникам, «чтобы возбудить ревность в своем народе (в евреях)», так теперь Христос действует среди нехристиан, дабы пробудить и свою Церковь? В мае Дитрих писал бабушке:
Прежде чем я окончательно где-то осяду, я вновь подумываю насчет поездки в Индию. В последнее время я много размышлял о событиях в этой стране и думаю, что там можно научиться существенным вещам. В любом случае мне кажется порой, что в их язычестве христианства больше, чем во всей нашей рейхсцеркви. Первоначально ведь христианство пришло к нам с Востока, однако оно до такой степени озападнилось и пропиталось цивилизованной мыслью, что мы его почти утратили. К сожалению, у меня осталось мало надежд на церковную оппозицию. Мне вовсе не нравится их подход, и я боюсь того момента, когда эти люди примут ответственность на себя и мы вновь станем свидетелями чудовищного посрамления христианства»293.
Бонхёффер уже выходил за рамки Исповеднической церкви, рождению которой он только что поспособствовал. Даже эта Церковь имела свои недостатки и шла порой на компромисс, да и в любом случае зло гитлеризма невозможно было побороть с помощью одной лишь «религии». Бонхёффер мечтал о Церкви, поддерживающей близкую связь с Христом, всецело преданной миссии внимать голосу Бога и любой ценой, даже ценой крови, выполнять Его повеления. Но как расслышать голос Бога, – не говоря уж о том, чтобы внять ему и послушаться, – если в немецких семинариях не преподавался даже такой предмет, как молитва и медитация? Не преподавался и богослужебный обряд, не учили петь духовные гимны. Бонхёффер введет все эти курсы в семинарии, которую он возглавит весной.
Тем временем Барт добивался встречи с Гитлером. Многие руководители Исповеднической церкви в ту пору надеялись достичь разумной договоренности с фюрером. Война, концентрационные лагеря, «окончательное решение еврейского вопроса» – до этих ужасов оставались годы. Пока еще никто не понял, насколько безумен вставший во главе страны безумец, его неистовость все еще пытались укротить. Бонхёффер давно осознал безнадежность такого пути и потому-то искал чего-то иного, более чистого и подлинного. Он уже не видел решения ни в каких обсуждавшихся в тот момент путях и средствах. В письме Суцу он упоминает затею Барта без сочувствия.
Отныне я считаю любую беседу Барта с Гитлером бессмысленной и не считаю возможным ее санкционировать. Гитлер вполне откровенно показал свое истинное лицо, и Церковь должна понимать, с кем она имеет дело. Исайя не ходил к Сеннахириму. Мы много раз – больше, чем следовало – пытались осведомить Гитлера о том, что происходит. Может быть, мы не нашли правильного подхода к нему, однако не найдет и Барт. Гитлер не собирается прислушиваться к нам, он