закоснел, а потому заставит нас слушать его – всякий раз выходит именно так. Оксфордское движение наивно попыталось обратить Гитлера, до нелепости отказываясь понимать, как обстоят дела на самом деле. Нас обращают, а не Гитлера294.
Он и раньше именовал в письмах Суцу Гитлера Сеннахиримом. Он верил, что беспредельное зло, каким является Гитлер, очистит Церковь, отвеяв мякину. Но почему другие не видели того же? Почему такие люди, как евангелист Фрэнк Бачмен, пленялись Гитлером и искренне пытались его обратить? Почему не понимали самой простой вещи: если не распознать и не обличить зло, оно будет укрепляться и творить разрушение? В этом письме Бонхёффер упоминает также Карла Брандта, личного врача Гитлера, с которым Суц познакомился во время тура по Альпам.
Что за человек Брандт? Не понимаю, как может человек – если только это не Нафан – оставаться в окружении Гитлера и не разделить вину за то, что произошло 30 июня и 25 июля, и за ложь, прозвучавшую 19 августа, а главное – вину за грядущую войну! Прости меня, но я воспринимаю все это так серьезно, что не могу более шутить на эти темы295.
Вопрос Бонхёффера о Брандте помогает нам понять, как жили немцы в Третьем рейхе, в особенности в ту первую пору, когда большинство еще и представления не имело о грядущих событиях, о том, чему Ханна Арендт нашла поразительное определение «банальность зла»296. Бонхёффер недоумевал, как может кто-то оставаться близок с Гитлером, о котором он без сомнения знал, что тот всецело предался злу. Вот почему он спрашивал о Брандте.
Суц тогда не мог этого знать, но история говорит нам: Брандт стал главным создателем и одним из руководителей программы эвтаназии Т-4, в силу которой десятки тысяч людей с душевными и физическими заболеваниями были изъяты из больниц и из таких мест, как община Бодельшвинга в Бефиле, и уничтожены. Брандт проводил бесчисленные насильственные аборты женщинам, признанным «генетически неполноценными», «расово неполноценными» (еврейского происхождения) или же умственными или физическими инвалидами. Аборты оставались легальными, за исключением случаев, когда речь шла о «здоровом арийском» эмбрионе. Брандт также осуществлял множество неописуемо жестоких «медицинских экспериментов» в концентрационных лагерях. На Нюрнбергском процессе ему в первую очередь было предъявлено обвинение за подобное извращение медицины, он был осужден и приговорен к смерти. В 1948 году он был повешен, так и не раскаявшись и громко отстаивая свои принципы.
Церковная борьба продолжается
23 сентября коричневые рубашки и свастики осквернили священную для лютеран землю Берлинского собора. Состоялось возведение в сан рейхсепископа Иоганна Генриха Людвига Мюллера. Вожди экуменического движения отказались присутствовать на постыдном спектакле, и триумф Мюллера превратился в фарс, разыгрываемый нацистами для самих себя. Мюллер, тем не менее, остался доволен – он получил то, на что претендовал, и собирался отплатить возлюбленному фюреру за доверие, возвратив Немецкой евангелической церкви единство – ради этой благой цели он не усомнился бы пустить в ход даже топор.
Через несколько дней после этой церемонии Бонхёффер получил от Франца Хильдебрандта открытку с лаконичной надписью: «Лука 14:11», то был стих, на который в день посвящения Мюллера следовало читать проповедь, и это были как раз слова Иисуса о фарисеях. Бонхёффер сразу же уловил шутку: «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Слова эти оказались не только уместными, но и пророческими: едва церемония закончилась, как разразилась адская свистопляска. Церковная борьба вспыхнула с новой силой, и вскоре разочарованный фюрер лишил новоявленного рейхсепископа своей милости.
Неприятности начались с того, что доктор Август Йегер, с гордостью носивший дуэльный студенческий шрам, посадил под домашний арест епископов Вюртемберга и Баварии. Йегер выполнял для Мюллера всяческую грязную работу, однако на этот раз переусердствовал. Приверженцы обоих епископов вышли на улицы, и вся мировая пресса вновь сосредоточила внимание на церковных неурядицах внутри рейха. Особенно огорчила рейхсепископа статья в Time .
Разбушевавшаяся толпа преследовала автомобиль отважного епископа, сметая полицейских и отряды SS, и провожала его до самого дома, восклицая: «Хайль Майссер! Мюллер вон!» Другая толпа собралась у церкви, торжественно распевая гимн Мартина Лютера «Твердыня крепкая наш Господь»… На следующий день разъяренная толпа собралась перед главной святыней нацизма, «Коричневым Домом» Адольфа Гитлера. На глазах у растерянных патрульных из SS протестующие оплевали бронзовые свастики по обе стороны двери, выкрикивая насмешки в адрес Мюллера и самого Адольфа Гитлера… Сторонники Майссера опубликовали исполненный горечи манифест: «Церковь, именующая себя Евангелической, отбросила Евангелие и отдалась во власть деспотизма и лжи… Имперский епископ Людвиг Мюллер и Август Йегер ответственны за это насилие. Их руками делает свое дело сатана, а мы вопием к Богу об освобождении297.
Тем временем члены Исповеднической церкви назначили дату нового синода. Им требовалось официально утвердиться в качестве Церкви, создать административные органы, и с этой целью они собрались 19 октября в Далеме и опубликовали знаменитую Далемскую резолюцию:
Мы призываем христианские общины, пасторов и старост игнорировать любые указания от прежней администрации рейхсцеркви и ее властей и воздерживаться от сотрудничества с теми, кто желает и впредь подчиняться вышеуказанной администрации. Мы призываем всех прислушаться к указаниям Исповеднического синода Немецкой евангелической церкви и ее авторитетных органов298.
Теперь уже никто не мог усомниться в официальном существовании этой Церкви. Бонхёффер был вполне доволен. Синод также вынес резолюцию, обвинявшую Мюллера в нарушении конституции Евангелической церкви.
Зять Бонхёффера Донаньи сообщил ему, что столь публичное выяснение проблемы вынудило Гитлера обратить внимание на борьбу в Церкви. Фюрер понимал, что Мюллер ситуацию не удержит, а потому взялся решать ее самолично. Он отменил чересчур авторитарное уложение, принятое рейхсцерковью летом, и публично размежевался с рейхсцерковью. Последовал прорыв нордического света – Август Йегер ушел в отставку. Исповедническая церковь обнадежилась, но Бонхёффер понимал, что Далемскую резолюцию нужно срочно воплощать в жизнь, что Мюллер отнюдь не побежден и не вышел из игры, но потерпел лишь временное поражение и скоро нанесет ответный удар. 5 ноября Бонхёффер участвовал во встрече немецких пасторов Англии. Они собрались в Лондоне, в Кристчерче. Присутствовало сорок четыре священника и члены приходского управления, представлявшие десять общин. На собрании выступили Бонхёффер и Юлиус Ригер; принятая собранием резолюция вполне устроила Бонхёффера.
Пресвитеры, собравшиеся здесь, в Кристчерче, заявляют, что они полностью разделяют позиции Исповеднической церкви и что они немедленно начнут соответствующие переговоры с властями Церкви299.
Бонхёффер сообщил эти новости Беллу, присовокупив: «Я очень этим обрадован». Последовали обязательные формальности: копии резолюции были высланы Геккелю в иностранный отдел и Карлу Коху, председателю Исповеднического Синода с сопроводительным письмом.
Немецкие евангелические общины Великобритании с большим удовлетворением услышали, что, согласно заявлениям самого фюрера, сознательная лояльность Третьему рейху и его фюреру не отождествляется с членством в какой-либо одной конкретной церковной группировке. Эти общины, некоторые из которых существуют уже столетия, всегда основывались на Библии и Исповедании, а потому признают Исповедническую церковь законной правопреемницей Немецкой Евангелической Церковной Федерации300.
Можно себе представить, как разливалась у Геккеля желчь! Хуже того – начавшийся в Англии мятеж грозил распространиться по всему свету. Чрезвычайно активные лондонские пасторы отправили копию резолюции немецким общинам Нового Света, призывая их присоединиться. Ужасная весть для Геккеля! 13 ноября он позвонил в немецкое посольство в Лондоне и беседовал с первым секретарем принцем Бисмарком. Он заявил, что акция пасторов приведет к «неблагоприятным последствиям на международном уровне», однако Бисмарк остался вполне равнодушен к его горестям и ответил, что эти события находятся вне его юрисдикции. Тогда Геккель обратился к пастору Шрайнеру из немецкой церкви в Ливерпуле. Он прекрасно понимал, что участники встречи в Кристчерче в каких-то пунктах расходятся с Бонхёффером, вдобавок он прознал о некоторых процедурных нарушениях и этим тоже хотел воспользоваться: чтобы официально порвать отношения с центром, каждая церковь должна была представить письменное решение собственного церковного совета. Это условие не было выполнено, и Геккель решил надавить на каждого пастора в отдельности, рассчитывая, что таким образом столкнется с более слабым сопротивлением и выявит разногласия между своими противниками. Кроме того, у него оставался в запасе еще один ход. Хотя звезда Мюллера приблизилась к закату, Исповедническая церковь ненавидела его и с огромным удовлетворением узнала бы о его отставке. Можно было попытаться сбросить Мюллера с саней и таким образом утихомирить голодных волков оппозиции.
Хельмут Рёсслер
Наконец, Геккелю удалось найти в Голландии молодого немецкого пастора и убедить его выступить против «англичан». Предлагал он ему также обратиться ко всей диаспоре с «энцикликой», разъясняющей опасность опрометчивого перехода на сторону Исповеднической церкви. Молодой человек только что приступил к обязанностям пастора и рад был угодить. Он направил свое красноречивое и убедительное послание двадцати немецким пасторам Франции, Люксембурга, Бельгии и Голландии. Каким образом это письмо попало в руки Бонхёффера, не совсем ясно – возможно, автор из вежливости счел нужным отправить ему копию, – но, получив это письмо, Бонхёффер был поражен в самую душу: автором оказался его старый друг Хельмут Рёсслер. С Рёсслером они вместе учились в Берлине, Рёсслер, наряду с зятем Бонхёффера Вальтером Дрессом, выступал оппонентом на защите его докторской диссертации. Весной 1927 года Рёсслер и Дресс побывали в гостях в Фридрихсбрунне. С тех пор они потеряли связь, и вдруг Рёсслер вновь появился – по другую линию фронта. Это было весьма прискорбно.