о, когда писал эти слова, ему и в голову не приходило, что они будут восприняты как главная мысль его лекции. Фраза, вызвавшая столь ожесточенные споры, звучала так: «Кто сознательно отрезает себя в Германии от Исповеднической церкви, тот отрезает себя от спасения».
Посыпались самые чудовищные обвинения. Лекция была опубликована в июньском выпуске Evangelische Theologie , тираж разошелся мгновенно. В ответ на эту публикацию Герман Сассе, соавтор Бонхёффера по Бефильскому Исповеданию, тут же объявил, что Исповедническая церковь, «противопоставляемая конфессиональному движению лютеранских церквей, становится сектой, худшей сектой, которая когда-либо возрастала на почве немецкого Протестантизма». Мерц назвал декларацию Бонхёффера «экстатическим излиянием разумного и сдержанного прежде человека, противоречащим всему, что было наиболее существенно для Лютера». Генеральный суперинтендент Эрнст Штолтенхофф выразился кратко и энергично: «Возмутительный образчик лжеучения – и ничего более»344.
Бонхёффер писал по этому поводу Эрвину Суцу:
Моя статья превратила меня в главный объект поношений среди всех представителей нашего течения… Настало время, когда Зверь, перед которым падают ниц идолопоклонники, приобрел окарикатуренные черты Лютера… Одно из двух: либо Барменская декларация есть подлинное исповедание Господа Иисуса Христа, открывающегося в Писаниях, и в таком случае это исповедание может созидать и разделять церкви, или же это неофициальное мнение ряда богословов, и в таком случае Исповедническая церковь давно уже идет неверным путем345.
Меморандум Гитлеру
Упования Бонхёффера на Исповедническую церковь укрепились весной 1936 года, когда он узнал, что руководство готовит документ с недвусмысленной критикой нацистской политики, в том числе политики в отношении евреев. Это был решительный, хотя и взвешенный документ, и предназначался он для глаз одного-единственного человека – Адольфа Гитлера.
Меморандум был составлен с целью вовлечь единственного – маниакально одержимого – читателя в диалог. В нем не было претензий и обвинений, но задавались вопросы, и тем самым, соблюдая презумпцию невиновности, Гитлеру предлагалось ответить и прояснить положение: проводится ли «дехристианизация» немецкого народа как официальная политика правительства? Что нацистская партия подразумевает под термином «позитивное христианство»? Отмечалось также, что партийное богословие направлено на разжигание ненависти к евреям среди граждан Германии, а для родителей-христиан это становится серьезной проблемой при воспитании детей, поскольку христиане по идее не должны ни к кому питать ненависти. Хильдебрандт участвовал в составлении декларации, среди других подписей стояла и подпись Нимёллера.
4 июня документ был доставлен непосредственно в рейхсканцелярию. Помимо экземпляра, направленного Гитлеру, имелось всего две копии, обе сохраняемые в строжайшей тайне. Все было продумано, ведь ответ Гитлера мог оказаться и резко негативным. Однако вышло еще хуже: ответа вовсе не последовало. Проходили дни, дни складывались в недели. Он вообще получил документ?
Через шесть недель разразилась катастрофа: авторы декларации узнали новости о ней из лондонской газеты. 17 июля Morning Post опубликовала по этому поводу статью. Как могла британская пресса проникнуть в этот секрет? Опять Гитлера выставили в дурном свете перед мировой общественностью, а Исповедническая церковь так старалась предоставить ему возможность ответить в частном порядке, сохранить лицо! Дальше – хуже: неделю спустя швейцарская газета поместила текст меморандума целиком. Выглядело это так, словно Исповедническая церковь допустила утечку информации и передала меморандум международной прессе именно с целью бросить тень на Гитлера. Но авторы меморандума не хранили у себя его копии! Кое-кто подозревал, что меморандум разгласил сам Гитлер, чтобы выставить в дурном свете Исповедническую церковь: теперь она выглядела предательницей – она обращается к международной прессе в борьбе против собственного правительства. В результате многие «мейнстримовские» лютеране окончательно отшатнулись от Исповеднической церкви.
Так что же произошло на самом деле? Выяснилось, что утечку организовали двое бывших студентов Бонхёффера, Вернер Кох и Эрнст Тиллих, в сотрудничестве с адвокатом Исповеднической церкви доктором Фридрихом Вейсслером. Они были возмущены отсутствием реакции со стороны Гитлера и решили таким образом добиться от него ответа. Все трое были арестованы, доставлены в штаб-квартиру гестапо и там допрошены. Осенью их отправили в концентрационный лагерь Заксенхаузен. Вейсслера, виновного также в еврейском происхождении, отделили от соучастников и поместили в такие условия, что через неделю он скончался.
Расправа была отложена до осени по той причине, что в августе в Берлине проходили Олимпийские игры, явились наблюдатели и журналисты из многих стран, было продано более четырех миллионов билетов, и на какое-то время Гитлер хотел удержать новый образ толерантного и великодушного правителя.
Исповедническая церковь со своей стороны решилась на отчаянный шаг: поскольку прятать уже было нечего, меморандум решили зачитать с церковных кафедр по всей Германии «в безусловное свидетельство того, что Церковь не перестала возвышать свой голос против явной несправедливости»346. Более того, текст собирались издать миллионным тиражом в виде брошюры и распространить по стране. Публично критикуя Гитлера, Исповедническая церковь шла вразрез со всеобщим мнением: популярность Гитлера была как раз на подъеме. Даже те, кто год или два назад выражал недовольство фюрером, теперь по большей части прониклись к нему уважением, а Олимпиада и вовсе должна была стать кульминацией его успехов в первые годы власти. Всякий, выступавший против торжествующего фюрера в эту пору величайшего торжества Германии, воскресшей, оправившейся от версальского позора, казался в лучшем случае брюзгой, в худшем – врагом государства.
Олимпиада
Летние Олимпийские игры обеспечили Гитлеру уникальную возможность явить миру разумный и бодрый лик «новой Германии». Геббельс, не жалевший усилий при возведении зданий и башен обмана, превзошел самого себя, сооружая нечто вроде Шартрского собора уловок и лжи. Режиссер-пропагандист Лени Рифеншталь снимала об этом мероприятии фильм.
Между прочим нацисты всячески старались изобразить Германию европейской и христианской страной. Рейхсцерковь возвела свой собственный шатер возле Олимпийского стадиона. Иностранцы, в большинстве своем понятия не имевшие о разногласиях между «немецкими христианами» и Исповеднической церковью, приходили к выводу, что в гитлеровской Германии христианство процветает. Исповедническая церковь организовала ряд лекций в церкви Святого Павла, выступали Якоби, Нимёллер и Бонхёффер.
«Вчера выдался неплохой вечер, – записывал Бонхёффер. – Церковь битком набита, люди сидели на ступенях алтаря, стояли в проходах. Я предпочел бы прочесть проповедь, а не лекцию»347. Большинство организованных Исповеднической церковью лекций происходило при таком же аншлаге. Рейхсцерковь, со своей стороны, спонсировала лекции «одобренных» университетских богословов, но такой посещаемости не добилась. Бонхёффер не был до конца уверен, следует ли Исповеднической церкви участвовать в дискуссии: он полагал, что христиане в Германии вступили в войну с нераскаянным злом, которое не прислушается к голосу разума и не пойдет на уступки. Нужно не дискутировать, а действовать – решительно и не боясь вероятных последствий. Как всегда, никто не разделял его позицию. Экуменическое движение продолжало бесконечный диалог, руководители Исповеднической церкви делали примерно то же самое, оцеживая комаров и глотая верблюдов.
Евангелический лидер из США Фрэнк Бачмен, возглавлявший Оксфордское движение, приехал в Берлин в надежде принести Благую Весть Гитлеру и его приспешникам. Коллега Бачмена Мони фон Крамон давно уже свел знакомство с Гиммлером, на обеде у которого побывал и Бачмен. Годом ранее Гиммлер заявил Крамону: «Будучи арийцем, я обязан иметь достаточно мужества, чтобы самому нести ответственность за свои грехи». Перекладывать свои грехи на чьи-то плечи – «еврейская идея», – утверждал он. К Бачмену он проявил еще меньше внимания, чем к Крамону, и тем не менее в августе у Бачмена вырвались поистине трагические слова: «Благодарю небеса за такого человека, как Адольф Гитлер: он выстроил оборонительную линию против антихристианского коммунизма»348. Этот комментарий прозвучал в интервью для New York World из офиса Бачмена в церкви Голгофы на углу Парк-авеню и Двадцать первой стрит, и хотя ни в коем случае нельзя утверждать, чтобы к этому полностью сводилось мнение Бачмена по поводу сложившейся в Германии ситуации, тем не менее эта фраза показывает, до какой степени самые глубокие и искренние христиане поддались поначалу на консервативную и псевдохристианскую пропаганду Гитлера.
После Олимпиады Бонхёффер отправился в Шамби (Швейцария) на конференцию Life and Work. Меморандум Гитлеру пасторы Исповеднической церкви планировали читать с амвона 23 августа. Бонхёффер спросил свое начальство, не имеет ли ему смысл задержаться в Швейцарии, поскольку казалось полезным для Церкви иметь за рубежом своего человека, знающего текст меморандума и способного рассказать заграничным журналистам и о самом меморандуме, и о том, как Гитлер обойдется с распространителями этого текста.
Нашлось достаточно отважных священников, которые в условленный день зачитали своим прихожанам меморандум. В их числе был близкий друг Бонхёффера и Бетге Герхард Вибранс. Под конец службы школьный учитель высмотрел деревенского полицейского и потребовал, указывая на пастора: «Арестуйте изменника». Полицейский только плечами пожал: он не получал соответствующих указаний. Но гестапо озаботилось составить список тех, кто зачитывал меморандум.