20 февраля Квислинг лишил Фьельбу должности настоятеля, но в отличие от Германии, в Норвегии церковные лидеры выступали сплоченно и проявили твердость: все епископы до одного разорвали отношения с правительством. В марте Квислинг сделал очередной неудачный ход: решил сформировать собственную версию гитлерюгенда, и тысячи учителей выступили с протестом.
В апреле – новое столкновение с Церковью: в Страстной четверг епископ Бергграв, героический лидер пасторского сопротивления, был посажен под домашний арест, и на Пасху все священники Норвегии сделали то, что шестью неделями ранее сделали их епископы, то, о чем Бонхёффер тщетно умолял немецких пасторов в июле 1933 года: они отказались от государственной службы. Бонхёффер в марте работал над «Этикой» в Кьекове и в Кляйн-Крёссине, но когда Бергграв был арестован, Донаньи вызвал шурина в Берлин и дал ему новое поручение.
Отвага, проявленная в этом столкновении норвежской Церковью, внушала надежду. Бонхёффер с радостью отправился в путь, желая ободрить норвежских пасторов и поделиться с ними опытом сопротивления. 10 апреля он сел на поезд из Штеттина в Зассниц на северном побережье. Там он должен был встретиться с Мольтке и сесть на паром до Трелленборга в Швеции.
Фон Мольтке не разделял планов убийства Гитлера, не считая этот акт морально допустимым, к тому же это превратило бы фюрера в мученика, а его безумные подручные установили бы еще более жестокий режим. Мольтке главным образом лелеял мечты о построении социал-демократической системы в неопределенном будущем, когда нацистский режим рухнет сам собой. Через месяц после этой встречи в имении Мольтке Крейсау впервые соберется группа его единомышленников, сложится кружок Крейсау. Бонхёффер не сможет присутствовать – собрание совпадет по времени с его поездкой в Швейцарию, – но у них с Мольтке нашлось достаточно времени для разговора в тот вечер в Сасснице, потому что они опоздали на последний паром. Они вместе поужинали и сходили в кино.
На следующий день, поскольку паром не возвращался, отправились на долгую прогулку, чтобы обсудить план действий в Норвегии. Они прошли семь километров к северу вдоль берега, к меловым утесам Штуббенкаммер, и семь километров обратно, не встретив ни единой души, кроме какого-то дровосека. После трехчасовой прогулки они вернулись в гостиницу – по-прежнему никаких известий о пароме. Решили пообедать. Фон Мольтке уже десять лет состоял в браке, хотя и был годом моложе Бонхёффера. В письме своей жене Фрейе он отчитывался: «Мы сидели за столом (!), и вдруг за окном появился паром, вынырнувший из тумана. Мы ринулись в гавань, и нам велели поторопиться: до отплытия оставалось два часа»512.
На этот паром они успели, но задержались на два часа в пути, протискиваясь между льдами, упустили последний поезд из Мальмё в Осло и заночевали в Мальмё, а на следующий день отправились дальше в путь. Опыт Бонхёффера в церковной борьбе немецкой Церкви придавал ему авторитет в глазах норвежских священников. Он и здесь предлагал тот же путь действий, что несколькими годами ранее у себя на родине, однако на этот раз к его совету прислушались. Он сказал пасторам, что у них есть возможность продемонстрировать Норвегии и миру преступность нацистского режима. Они не должны сдаваться. В написанных много лет спустя воспоминаниях Бергграв сообщает, что Бонхёффер «настаивал на несгибаемом сопротивлении – вплоть до мученичества»513. Ни Бонхёффер, ни Мольтке ни смогли посетить епископа в тюрьме, но они смогли передать ему весточку, а также сумели убедить норвежское правительство освободить узника – Бергграва выпустили из заключения в тот самый день, когда Бонхёффер и Мольтке отбыли из Стокгольма. Они вернулись в Берлин и отчитались перед Донаньи. В дороге они прониклись взаимной симпатией, но в первом собрании Кружка Крейсау, несколько недель спустя, Бонхёффер не смог принять участия, потому что в третий раз отправился в Швейцарию по линии абвера.
Третья поездка в Женеву
Прибыв в Женеву, Бонхёффер с огорчением узнал, что не сможет повидаться с Виссертом Хуфтом, которому он хотел подробно рассказать о своей миссии в Норвегию. Хуфт отправился в Испанию и Англию и представил в Англии Peace Aims Group (Группе сторонников мира) меморандум Бонхёффера, который, правда, за это время несколько устарел. Основной же целью его поездки была встреча с сэром Стаффордом Криппсом, занимавшим ключевой пост в военном кабинете Черчилля. Он вручил Криппсу меморандум Адама фон Тротт цу Зольца, сотрудника немецкого Министерства иностранных дел и в будущем заметного члена Кружка Крейсау [52] . Через посредство Криппса меморандум должен был попасть в руки Черчилля. О меморандуме Тротта и о намерении Хуфта встретиться с Криппсом Бонхёффер мало что знал, поскольку это была инициатива складывавшегося в тот момент Кружка Крейсау, а не заговорщиков внутри абвера. Две группировки Сопротивления редко обменивались информацией – не из недоброжелательства, а в силу тех законов, что действуют в среде военной разведки и заговоров.
В Женеве Бонхёффер общался с Эрвином Суцем и Адольфом Фрейденбергом, который одно время работал помощником пастора в церкви Святого Георгия в Лондоне и вместе с Ригером и Хильдебрандтом обустраивал немецких беженцев. Фрейденберги пригласили на вечер фрау Хуфт и других участников экуменического движения. Вместе с фрау Фрейденберг Дитрих прошелся по магазинам, с меньшим удовольствием воспринял поход в пивную с ней и ее супругом. Адольф Фрейденберг запомнил, сколь мало угодило Бонхёфферу это заведение:
Мы присмотрели романтическую, но несколько грязноватую пивнушку над шепчущими водами Арве, которая неизменно нравилась всем нашим гостям, но только не Дитриху: облик служанки, ее манера подавать на стол, нахальные животные – кот, пес, старая утка и полуощипанная индейка, которые попрошайничали у стола и надоедали посетителям, – все это оскорбляло его понятия о достоинстве и красоте, и мы поспешили уйти514.
Поездка в Швецию
Во время этого достаточно праздного пребывания в Швейцарии поступило известие, которое в итоге привело к величайшему успеху Дитриха на новом для него поприще международной политики: он узнал, что епископ Белл едет на три недели в Швецию. Подобная информация в военное время не распространялась, и в особенности трудно было ее получить немцам, поэтому Бонхёффер не сумел заранее скоординировать свои планы с Беллом. Однако не мог же он упустить шанс встретиться с Беллом в нейтральной Швеции! Через епископа он мог бы известить о заговоре британское правительство. Белл имел прямые контакты с ближайшими сотрудниками Черчилля.
Итак, 23 мая Бонхёффер понял, что ему следует как можно скорее выехать из Женевы. Все устраивалось через абвер, что было сложно, да и небезопасно. Поспешно примчавшись в Берлин, Дитрих поговорил с Донаньи и Остером. Канарис через посредство Министерства иностранных дел снабдил своего посла специальным курьерским паспортом, и 30 мая Дитрих вылетел на самолете в Стокгольм.
В путаной игре секретных миссий левая рука порой не знает, что делает правая, а уж тем более непонятно, кому можно и кому нельзя доверять. В Швеции в то время находился и 24 мая уже успел побеседовать с Беллом давний оппонент Бонхёффера Ганс Шёнфельд. За эти годы Бонхёффер неоднократно сталкивался с Шёнфельдом. Тот не присоединился к Исповеднической церкви и в экуменических кругах поддерживал позицию епископа-отступника Геккеля. Шёнфельд участвовал в конференции в Фано и остался недоволен выступлением Бонхёффера: ему требовалось нечто более прогерманское. Более того, он предпочел бы услышать защиту расистского фольк-богословия, которое в то время приняли многие немцы, но Бонхёффер не собирался увязывать веру с генетикой, видя в фольк-богословии тот же антисемитизм, только в церковном облачении. Теперь же Бонхёффер и Шёнфельд оказались по одну сторону баррикад как участники заговора против Гитлера.
В разговоре с Шёнфельдом Белл держался настороже, памятуя о членстве Шёнфельда в правлении рейхсцеркви. Шёнфельд представлял как раз ту позицию, которую Черчилль цинически приписывал всем немецким «искателям мира»: им хотелось добиться от Британии мира и благожелательности, при этом они и не думали расставаться с территориями, которые приобрели столь варварскими действиями, и не испытывали стыда за все, что натворили их власти. Именно поэтому Черчилль вообще не желал иметь дела с немцами, даже с теми, кто готовил покушение на Гитлера. Шёнфельд кое в чем отличался от самых прожженных политиков подобного толка, но в этих тонкостях Белл не разбирался и был с ним хотя и приветлив, но внутренне холоден и неуступчив. Зато теперь ему предстояла встреча с Бонхёффером.
Дитрих прибыл в Стокгольм 31 мая, в праздник Пятидесятницы, и узнал, что Белл уехал в Сигтуну, в Северный экуменический институт. Бонхёффер поспешил туда, и старый друг с радостным удивлением приветствовал его. В последний раз они виделись в 1939 году перед отъездом Бонхёффера в Нью-Йорк. Словно несколько жизней миновало с тех пор, а отношения их оставались прежними, как будто они расстались лишь накануне.
Белл сообщил Бонхёфферу новости о Сабине и Герте. Вот уже три года как семья ничего не знала о Ляйбхольцах, а те о родных. В изоляции множились слухи: например, Беллу только что сообщили, будто Дитрих отправился воевать в Норвегию. Какой-то их общий друг прослышал о приезде Бонхёффера в Швецию, а дальше вывод напрашивался: зачем еще немец пожаловал бы в нейтральную Швецию? Разумеется, он направляется к месту дислокации515.
От личных новостей два старых друга перешли к политическим. От Белла Бонхёффер узнал, что в Сигтуне находится также Шёнфельд. Поначалу его это смутило, но в итоге оказалось даже к лучшему, потому что, хотя и с иной позиции, Бонхёффер мог подтвердить слова Шёнфельда и кое-что к ним добавить: имена заговорщиков, которых Шёнфельд не знал. Остер и Шлабрендорфф уп