Глава четырнадцатая
– Зачем вы пришли? – Медуза стояла под тенью скал, спрятав глаза и змей под тяжелым капюшоном. – Вы вторглись на мой остров. Уходите немедленно.
Сфено и Эвриала все кричали, а буря бушевала вокруг. Сверкали молнии, освещая весь остров. Несколько мужчин вздрогнули от яркой вспышки и затряслись от последовавшего за ней раската грома. Мужчины или мальчики? Грань столь ничтожна – Медуза так и не узнала, когда происходила перемена. Она будет считать их мужчинами, Медуза не могла думать о них иначе. Кожа воинов пропахла морем после долгих странствий, и даже на расстоянии она видела мозолистые руки, стертые веревками и деревом. Стоя высоко на скалах, спиной к луне, Медуза сбросила капюшон. Ореол змей окружил ее голову, и она снова воскликнула:
– Зачем вы сюда пришли?
В лунном свете она увидела, как воин заулыбался. Кажется, он был моложе нее. Возможно, ровесник Эвриалы, сложно определить возраст и опытность, не посмотрев ему в глаза. Выставив перед собой меч, он широко им взмахнул. Все это лишь показуха. Со своего места он не мог никого ударить. Медуза стояла слишком далеко от вторгшихся на остров воинов.
– Я пришел за головой горгоны Медузы, – сказал он.
– Горгоны? – переспросила Медуза. Это слово было для нее новым. Горгос, ужасный. Гнев и горе сплелись в тугой узел в ее душе. Какой скачок: от жрицы к горгоне. – Не знаю, о ком ты говоришь. Я жрица. Я тут одна. Уходите сейчас же. Вы не найдете на этом острове того, что ищете.
Скользкий, как ее змеи, язык мужчины высунулся изо рта и облизал губы.
– Жрица, одна? Может, ради этого-то мы сюда и пришли. – Он повернулся к своим людям, и те загоготали в знак поддержки. – Может быть, нашей наградой будет нечто большее, чем просто голова горгоны.
Медуза задохнулась, вмиг захваченная воспоминаниями о руках Посейдона на своем теле. Он взял ее силой – и никогда ни один мужчина не сделает этого снова.
– Уходите немедленно! – Голос Медузы разлился в воздухе пронзительным шипением.
– С чего бы? – фыркнул он. О, самоуверенность юных.
– Потому что лучше это, чем участь, которая постигнет вас, если пойдете дальше.
Его улыбка стала только шире. Остальные воины насмешливо расхохотались.
– Где твое гостеприимство, жрица? Мы с ребятами устали. Ты, разумеется, уделишь нам немного времени? – По небу эхом разнесся пронзительный крик, и улыбка мужчины слегка поблекла.
– На этом острове живут чудовища, – предупредила Медуза. – Уходи сейчас, и тогда ты и твои люди останетесь целы.
– Мои люди сами о себе позаботятся, – сказал он и шаг за шагом начал приближаться к тени.
Барабанная дробь в груди Медузы зазвучала иначе. Стала жестче. Быстрее. Каким бы ни был исход, это случится не из-за нее, а из-за его собственной самоуверенности. Когда шаги послышались совсем неподалеку от ее убежища, она дала ему последний шанс.
– Поверни назад сейчас же, – велела Медуза.
– Или что?
На сей раз она была готова. Медуза шагнула из тени, окутывавшей ее. Она знала, что произойдет, когда поднимала взгляд. Змеи извивались и шипели, пока Медуза смотрела, как высокомерная усмешка застывает навечно. Секундой позже, как раз когда окаменение поползло выше, делая зрачки чужака серыми, в его глазах проступило изумление и навсегда отпечаталось в камне. Несмотря на бурю, все звуки словно исчезли: было слышно лишь, как стремительно проносятся мысли в головах воинов, пытающихся осознать только что увиденное.
– Назад! Назад! – крикнул кто-то, помчавшись к берегу не разбирая дороги, но тут же споткнулся и упал. – Назад на корабль! – Все больше и больше людей с криками и воплями поворачивали и бросались обратно к судну.
– И не возвращайтесь!
Медуза судорожно вздохнула. Она почувствовала укол вины где-то в животе, посмотрев на статую. Еще одна смерть. Но только одна. Остальные мужчины спасались бегством, мчались к своим кораблям, подальше от ее проклятия. Вдруг посреди этого хаоса на острове на миг воцарилась абсолютная тишина. Шум тотчас же возобновился, но все же в ту секунду что-то изменилось. Тишина была настоящей. Крики, поняла она. Крики прекратились.
– Сестры!
Развернувшись на месте, Медуза вцепилась ногтями в камни и принялась карабкаться наверх. Завеса дождя превратила скалы в водопад. Она с трудом ползла выше и выше, думая только, как бы скорее добраться до сестер. Сначала должна быть Эвриала. Но Сфено… Ее дорогая Сфено. На полпути какой-то новый звук заставил ее остановиться.
Удары крыльев – мощнее, чем у орлов, которые летали над островом. Жесткие и быстрые крылья разметали в стороны дождь, обрушивая его на землю нескончаемыми потоками. Не слышала прежде Медуза и такого клича: ниже птичьего, но выше звериного. Он был немного гнусавым, словно легкие этих существ были наполнены водой. Она подняла взгляд.
– Как? – вырвалось у нее. Их Медуза узнала бы, даже не видя венчающих головы змей.
– Сестры?
Они были прекрасны. Свободны. Забыв всю боль прошедших лет, они скользили по небу, озаряемые вспышками бело-голубых молний. Ныряя и погружаясь в воздушные потоки, изящные, будто ласточки, они перекликались друг с другом. Медуза увидела, какими они стали свободными, и почувствовала, как ее омывает волной облегчения, точно водой из фонтана. Сестры превратились не просто в птиц, это было нечто большее. Сверкнула молния и замерла на небе, превращая ночь в день. Медуза ахнула. Янтарные оттенки в глазах сестер сменились водоворотами зеленого и красного, детские лица изуродовали ямочки и бородавки.
Постепенно пируэты Сфено и Эвриалы в воздухе замедлились. Вместо того чтобы нырять и пикировать, они принялись летать кругами. Под эхо от тяжелых ударов крыльев они прокладывали в небе единственный путь, круг за кругом; как орлы выискивают самого слабого ягненка, чтобы вырвать его из стада, прежде чем овцы разбегутся. Жрица поняла, что должно случиться, за миг до того, как это произошло.
– Нет! – Медуза спрыгнула со скал на песок и помчалась к кораблю. Но даже с ее скоростью она не могла догнать сестер. Они то и дело ныряли вниз, и каждый раз то один, то другой воин превращался в камень. Смех, скрипучий и хриплый, разносился в воздухе. – Они уплывают! Уплывают! – Медуза бросилась в ледяные волны, погрузившись в воду по бедра. Вокруг нее вырос лес людей с распахнутыми в ужасе глазами и ртами. Она тянула руки то к одному, то к другому. Сплошной камень. Все застыли. – Хватит! Хватит! Отпустите их. Вы должны их отпустить… – Она порывисто развернулась и встретилась с глазами какого-то матроса, вцепившегося в корпус корабля. В тот же миг и он превратился в камень. – Пожалуйста! Хватит!
Когда ее сестры закончили, в живых не осталось ни одного. Те, кто встретил свой конец на мелководье, рухнули в воду и разбились; осколки их лиц смешались с галькой на морском дне. Других гибель подстерегла на корабле, и из-за веса статуй нос судна опустился в воду. Еще одна буря, и его обломки навсегда скроются в морской пучине. Медуза сидела на берегу, пока первые лучи солнца не прорезали небо.
Когда она вернулась в пещеру, сестры уже спали, свернувшись калачиком. Их тела укрывали крылья с длинными перьями – одеяла для искалеченных душ. Печаль застыла в сердце Медузы: она заметила, что, впервые после их воссоединения, Сфено спала с улыбкой.
Глава пятнадцатая
Акрисий, царь аргосский, мерил шагами тронный зал. Его руки дрожали, в груди жгло и кололо. У его ног захихикал ребенок. Услышав этот звук, царь отшатнулся. Его жена Эвридика в свою очередь отпрянула от него.
– Что мне еще делать? – обратился он к жене. – Смерть будет лучше всего. Сейчас, пока она еще мала. Наши воспоминания о ней драгоценны, ничем не испорчены. Разумеется, милосердно запомнить ее такой…
– Милосердно? У тебя помутился рассудок?
Эвридика встала со своего места, ее щеки пылали от гнева. Она подхватила ребенка с пола и передала няньке.
– Отнеси ее в комнату, – сказала она. – И никого не пускай, кроме меня. Никого. Включая царя.
Нянька побледнела. Только что в ее глазах кипел тот же жгучий гнев, что и у Эвридики, но он тут же сменился страхом. Неповиновение приказу царя никого не спасет. Скорее, приведет к еще большим смертям, в том числе – к ее собственной. Дрожа, без кровинки на лице, она выскочила из зала с ребенком на руках.
– Акрисий, – голос Эвридики дрогнул, – послушай меня. И слушай внимательно.
До того как родилась ее дочь, дети нравились Эвридике. Этого и ждали от женщины, помолвленной с царем. Она часто ворковала с малышами и играла в догонялки с юными отпрысками своих друзей, в целом даже наслаждалась и этими занятиями, и такой компанией, по крайней мере какое-то время. Она могла вообразить, что когда-то у нее появится собственный младенец, но не представляла, насколько сильно это изменит ее. Но с рождением Данаи в ней пробудился огонь. С первой секунды, когда она прижала дочь к груди, вдыхая ее сладкий аромат, мир Эвридики преобразился. Все ее мысли поглотило беспокойство за ребенка, сердце пылало, и если раньше Эвридика считала, что имеет хоть какое-то представление о любви, теперь эта наивность ее смешила. Эта любовь, эта связь, этот огонь, бушевавший внутри, не могли погасить никакие грозные пророчества.
– Ты не тронешь и волоска на голове нашего ребенка, – сказала она.
Акрисий сердито посмотрел на жену.
– Даже если она меня убьет? Ты слышала слова пифии[2]. Сын Данаи принесет мне погибель.
– Ей всего два года. Ты думаешь, она прямо сейчас родит ребенка? Даже если слова пифии верны…
– Слова пифии верны. Она говорит только правду. Ребенок будет в ответе за мою смерть.
– Твой род будет в ответе. Твой внук будет в ответе. Пифия говорила не о Данае. Откуда тебе знать, что сейчас где-нибудь по нивам не бегает твой бастард? Правителю твоих лет ведь полагается иметь их около десятка?