– Персей, мой мальчик, царь ничего для меня не значит, а я – для него, – после долгого молчания сказал наконец Диктис. – Да, мы родственники по крови, но ты и твоя мать для меня больше семья, чем он когда-либо был или будет.
Ответ не слишком удовлетворил Персея, потому он повернулся к матери:
– Матушка, ты знала? Ты тоже была причастна к этой тайне?
– Нет, пока не сказала Диктису, что меня известили о заинтересованности царя.
– Тогда почему ты не злишься? Почему? Человек, под чьей крышей ты живешь, лгал тебе, а ты не гневаешься?
Даная склонила голову и нахмурилась:
– Ты хочешь, чтобы я рассердилась? Как? – спросила она. – Как я могу гневаться на Диктиса, ведь он подобрал на берегу двух чуть не утонувших детей, одному из которых было всего несколько дней, и дал им новую жизнь? Как сердиться мне на Климену, что растила моего ребенка как собственного и была мне вместо матери? – Персей скривился, поняв, что она не на его стороне, но Даная еще не закончила. – Ты хочешь, чтобы я усомнилась в тех, кто никогда не сомневался во мне. Или в тебе. Доверие не требует ответов, Персей. Доверие требует принятия.
Персей поджал губы, все еще смотря рассерженно.
– Но мы только сейчас узнали, что Диктис – брат царя.
– А я царская дочь. А ты внук. Диктис никогда тебе не лгал. Он никогда не выпытывал, какие ужасы случились со мной в прошлом, и я никогда не ожидала таких рассказов от него самого. Мы можем жить так, как живем, именно благодаря ему, Персей. Не учила я тебя вести себя так непочтительно.
Персей скрестил руки на груди.
– Этому не бывать. Ты ни за что не выйдешь замуж за Полидекта.
– Персей, пожалуйста, он просто хочет со мной встретиться.
– Он попытается заявить на тебя свои права. Я знаю, что так будет, матушка. Я это чувствую.
– Персей, не надо переживать о будущем, которое может никогда не наступить.
Он понял, что тратит время даром. Это было все равно что разговаривать со стариками, что сидят, скрестив ноги, у гавани, одурманенные вином, и болтают о том, как сражались с Аресом в юности. Спокойствие матери только сильнее рассердило Персея, и тогда он обратил свой гнев на Диктиса.
– Так скажи же, «отец, который никогда не лгал», каким мужем стал бы великий царь Полидект для моей матери? Справедливым? Достойным? Будет он таким же, как ты, и никогда не поднимет на нее руку? Ответь, Диктис. Что этот брак принесет моей матери? Какое царь имеет право являться сюда и требовать любую женщину, какую пожелает?
Старик переводил взгляд с Персея на его мать. Для Персея Диктис был как дуб: сила, текущая от его корней, была невидима, но непоколебима. И все же в угасающем свете дня его листья увяли, а ветви скрючились и загрубели от непогод.
– Я старался изо всех сил ради тебя и твоей матери, Персей. Возможно, это не тот союз, которого я хотел бы для твоей матери, но я не имею власти над Полидектом. Для него я просто ничтожный рыбак, несмотря на кровное родство. Более того, боюсь, как бы я не сделал хуже, попытавшись как-то повлиять на события.
Персей ушел, все еще кипя от гнева. Его мать выйдет замуж за этого царя? Он этого не допустит. Слухи о скверном нраве Полидекта были старше Персея. Бесчувственный мужлан, который потакал своим порокам с помощью хитрости и унижений. Столько лет Диктис и его жена Климена обманывали Персея? С Клименой он порой делился тем, чего не рассказывал собственной матери! Они предатели, что бы ни говорила мать.
Шагая к берегу, Персей еще больше погружался в боль и гнев. Один за другим он подбирал серые камни и швырял их в серое небо и в серые грохочущие волны. Конечно, как сын бога, он должен положить этому конец. Он сын Зевса. Брат Афины. Разве не ему решать, за кого и когда выйдет замуж его мать? Он схватил еще горсть камней и принялся швырять их все дальше и дальше в море. Любой ценой. Любой ценой он позаботится, чтобы мать была в безопасности. Такая женщина никогда не выйдет замуж за тирана. По крайней мере пока он, Персей, жив.
Глава девятнадцатая
Тревога Персея не уменьшалась. Минуло две луны с тех пор, как он узнал о желании Полидекта жениться на его матери, и трое суток, как он попал в ловушку, расставленную царем. Три дня, как он, обманувшись, обрек себя на смерть, а мать отправил в руки и на ложе к чудовищу. Даже Персей не был так наивен, чтобы на что-то надеяться. Только не сейчас. Особенно после случившегося.
– Пожалуйста, Персей, – на край его кровати присела Климена, – расскажи, что сказал царь? Что он сделал?
Персей все никак не мог найти слов, чтобы признаться в своей глупости. Он вернулся домой без Данаи – это само по себе служило доказательством того, что Полидект его обыграл, но до сих пор на все вопросы приемных родителей Персей отмалчивался. Только опрокинув в себя залпом больше вина, чем когда-либо прежде, он признался, какой свадебный подарок пообещал преподнести царю Полидекту и своей матери. Сначала его слова встретили изумленной тишиной, за ней же последовала волна негодования, достойная самих олимпийцев.
– Ты глупец, ребенок. Глупый, глупый мальчишка. Зачем давать такой обет? Какой дьявол в тебя вселился? – выкрикнул старик ему в лицо. За все восемнадцать лет Персей ни разу не слышал в голосе Диктиса столько ярости. – Кого ты надеялся так спасти?
– А ты бы просто позволил ему забрать ее? – Вино сделало речь Персея невнятной. – Позволил ему забрать мою мать, будто она какой-то там бык – кто больше заплатит, тому и продавай?
– Что это изменит? Он царь, Персей! Мой брат получит твою мать в любом случае. Теперь он и твою жизнь поставил под угрозу.
– Необязательно. Вполне возможно, что я не потерплю неудачу. Я наполовину бог. – Защищался он не слишком убедительно. Вино, что плескалось внутри него, было единственным источником его фальшивой уверенности. – Я сын Зевса.
– И самонадеянностью пошел в отца. Пожалуйста, Персей. – Диктис коснулся плеча юноши, старик сгорбился под грузом поражения и старости. – Подумай о своей матери…
– А что я, по-твоему, делал? Я только о ней и думаю. Она причина всего. Ее-то я и пытался защитить.
Теперь Персей понимал, что только сыграл Полидекту на руку. Приглашение на пир пришло заранее на целый месяц. Персей хотел отказаться, но понимал, что вечно избегать проблем не получится. Полидект уже не раз встречался с Данаей по разным поводам, и, хотя она всегда одевалась как можно проще и изо всех сил старалась отвергнуть его ухаживания, все было тщетно.
– Он объявит, что вам надо пожениться, – сказал Персей накануне их путешествия. – Объявит об этом на людях, так что ты не сможешь отвергнуть его, не поставив в неловкое положение.
– Я в этом не сомневаюсь, – невозмутимо откликнулась Даная.
– Так зачем ты идешь?
– Доброжелательность помогает достичь многого, Персей, – ответила она. – Даже с таким человеком, как Полидект.
Персей сомневался, что это на самом деле так, но промолчал – только из уважения к матери.
В тот день, когда они уходили, дом был пуст. Диктис ушел на лодке с рассвета, хотя Персей был уверен, что тот скорее избегал их, чем хотел добыть еще рыбы. Климена пошла отнести припарку из трав соседу, у которого все никак не заживала полученная в море царапина, и тоже не вернется до вечера. Дом, когда-то просторный, превратился в неуютную пещеру. Кажется, ни одно из произнесенных им слов не достигло ушей матери.
– Я пойду, – попробовал он другой подход. – Я скажу, что ты больна лихорадкой. Как та старушка, которую навещает Климена, у нее лихорадка длится с последнего праздника Ареса. Так мы сможем тебя спрятать.
– Персей…
– Тебе нельзя идти на этот его пир. Ты знаешь, что он это сделает. Он объявит о свадьбе, и ты окажешься в ловушке. Связана с этим царем-тираном.
– Персей, любовь моя. – Пальцы Данаи, нежные, словно лепесток, коснулись его плеча. – Ты сильный. Ты внимательный, заботливый мужчина, но так мало знаешь о мире. Я провела свою юность пленницей в башне.
– Я знаю это, матушка… – Персей закатил глаза, и по губам матери пробежала тень улыбки.
– Ну, тогда ты должен знать, что все эти годы я считала себя покинутой всеми. Что боги забыли про меня. Что я никогда больше не буду ходить по земле и не почувствую дуновение ветерка на щеке. А потом у меня появился ты. Мой прекрасный мальчик, я так боялась за нас обоих. Столько раз моя жизнь могла оборваться. Мой отец мог выбрать нож вместо моря и сундука. Мы могли погибнуть, убитые Сциллой или Лаомедонтом. Но ножа не было, а Посейдон успокоил воды. Мы оказались здесь, где самый добрый человек на всем острове принял нас, ничего не спрашивая. Все мои страхи обернулись счастьем. Я родила и вырастила самого прекрасного из всех сыновей Зевса… – Она прервалась, задержав взгляд на Персее. – Возможно, боги снова будут добры ко мне. Или, может, они считают, что моя пора спокойной жизни подошла к концу. В любом случае, это не имеет значения. Я должна это сделать. Я должна пойти к нему. И я хотела бы, чтобы в это время ты был рядом.
Итак, они проехали через весь Сериф, чтобы пообедать за столом царя Полидекта.
Персею еще не доводилось бывать на таких пирах. Гигантские столы из темного красного дерева, покрытые лаком, были уставлены множеством яств. Всевозможными видами мяса птицы, зверя и рыбы, таких размеров и цветов, каких Персей и представить себе не мог. Прежде он считал себя достойным рыбаком, который пользовался благосклонностью Посейдона и нереид. Теперь он боялся, что ошибся; рыба такого размера порвала бы его сети. Земля дала щедрый урожай, и Полидект забрал его полностью.
– Ты сядешь со мной. – Полидект сжал морщинистой рукой запястье Данаи. Это могло показаться нежным жестом, но Персей видел, как побелела кожа матери под кончиками пальцев царя и как губы ее, приподнявшиеся в улыбке, побледнели.
– Вы оказываете нам честь, Ваше Величество, – ответила она.
Персей, напротив, промолчал.
Полидект пережевывал пищу медленно, тщательно растирая каждый кусочек в кашицу. Каждый дюйм его лица, который просматривался под копной жестких седых волос, был покрыт складками и морщинами, а кожа была такой тонкой, что казалось, сильный ветер ее сдует. Несмотря на свой возраст, он смеялся искренним, раскатистым смехом, обнажая пожелтевшие зубы и разбрызгивая жир и вино, которые разлетались вокруг или прилипали к его бороде. Персея посадили за тот же стол, всего через два места от стареющего царя, которые были заняты двумя молодыми девушками. Кожа одной напоминала мрамор, а волосы мерцали золотыми крапинками, словно ей их пожаловал сам Гелиос. У другой кожа была цвета жареного каштана, а губы розовели, как малина. В любом другом случае эти красавицы отвлекли бы на себя внимание юноши, как того желал Полидект, но для Персея за ст