Многие статуи в саду были без рук, без голов или чего-то еще, что сестры сносили клинками, когда им приходило в голову так развлечься. Зато если отсутствовали головы, Медуза больше не чувствовала тяжести пустых взглядов: самый сильный страх, что может испытать человек, был направлен на нее, запах этого страха все еще после стольких лет висел в воздухе. Может быть, она сама все это сочинила, думала Медуза не раз. Запахи были просто способом пережить все это, как те крики, что не давали спать ночами.
Избавиться от статуй всегда было нелегко. Ее ненависть и жалость к мужчинам, которые приходили убивать ее, столь же неотделимы друг от друга, как те же самые чувства, которые она испытывала к сестрам. Так что она не торопилась, уничтожая их по одной.
Звуки волн, разбивающихся и разлетающихся пеной, доносились до ее ушей. Медуза протянула руку к одной из статуй. Осторожно коснулась того места, где когда-то развевались волосы героя. Через секунду она обхватила его за горло и подняла. Одного за другим она подтаскивала их к краю обрыва и сбрасывала вниз, смотря, как человеческие силуэты разлетаются на куски.
Работа шла медленно. Из-за прохлады ее змеи сделались вялыми и раздражительными. Они боролись друг с другом, но часто в итоге жертвой их атак становилась Медуза. Их поведение напомнило ей братьев и сестер – нормальных человеческих братьев и сестер, – которые ругались и ссорились, но в вынужденной разлуке рыдали от горя. Конечно, змей едва ли было разлучить. Мысли о сестрах привели к мыслям о родителях, что еще больше замедлило работу. Они должны находиться в подземном мире уже тысячелетия, их имена забыты всеми, кто ныне живет на земле. При условии, конечно, что их похоронили. Эта мысль часто терзала Медузу. И в этом тоже она потерпела неудачу.
Отвлекшись, она не успела перетащить даже половину статуй к краю утеса, когда солнце начало клониться к закату. Поскольку сестры ушли, без сомнения, завтра у нее будет больше времени, чтобы закончить с оставшимися. Глядя на море, Медуза склонила голову и впервые за этот день заметила, что ветер переменился. Воздух будто потрескивал. Смутное напряжение собиралось вокруг туманящими голову потоками. Ее змеи тоже это чувствовали. Они притихли, прижимаясь к ней, будто готовились к драке. Она знала, что это значит. Она чувствовала этот запах в воздухе точно так же, как и они. Еще один герой был на пути к ним.
Персей проверил ремень на щите в третий раз, а потом и в четвертый. Он все еще не очень хорошо разбирался в этом виде оружия: прежде у него никогда не было в том необходимости; единственные щиты, с которыми Персей имел дело на Серифе, были самодельными игрушками, их делали мальчишки, что играли с деревянными мечами. Даже в тренировках на корабле Персей быстро перестал использовать щит, чтобы отразить клинок противника, полагаясь вместо этого на проворные ноги. Однако, может, Персей и был неопытен, но точно не глуп. Он знал, что Афина не сделала бы такого подарка без причины, а сестре он до сих пор всегда доверял полностью. И все же в тот день, когда остров на горизонте стал увеличиваться, легкость защиты не прибавляла ему уверенности. Тонкий металл теперь казался непрактичным, будто змея могла пробить его одним укусом, не говоря уже о десятках рептилий, с которыми ему вскоре предстоит столкнуться. Оставалось надеяться, что Персею не придется подходить на расстояние укуса. И, по крайней мере, Медуза не услышит, как он приближается. Сандалии Гермеса должны это обеспечить. А учитывая его меч, Персей не мог отделаться от мысли, что единственным слабым звеном в арсенале, который предоставили ему боги для убийства горгоны, был он сам.
Когда корабль встал на якорь в бухте, Персей велел приготовить маленькую шлюпку. Многие из его людей вызвались пойти с ним. Он подозревал, что они бы все пошли, даже без прямого приказа, но решил отправиться в одиночку. Лучше потерять лишь одну жизнь. По силе и мастерству Персей теперь превосходил даже самых умелых воинов из своей команды. Если он не преуспеет, немыслимо и представить, что это удастся одному из его людей. Пусть они поднимут паруса и приготовятся отплыть до того, как сестры горгоны вернутся и превратят их всех в камень из-за его глупости.
– Если я преуспею, то вернусь до первых лучей рассвета, – сказал он команде перед уходом. – Вы увидите, как моя лодка отчалит от берега. Если я не появлюсь до того, как солнце выйдет из-за горизонта, уплывайте. Не ждите. Ни при каких обстоятельствах не идите вслед за мной на остров. Плывите прочь. Плывите быстро. Боги будут на вашей стороне, в спину будет дуть попутный ветер. Когда достигнете земли, постройте алтарь богам за меня. Моему отцу. Моим брату и сестре. Если я не справлюсь со своей миссией, это будет из-за моих недостатков, а не из-за богов. Вы будете свободными людьми. По воле Афины, продайте это судно и разделите выручку между собой. Так вы станете богаты.
Персей подумал, что это будет настоящей проверкой преданности – посмотреть, обрадуются они его возвращению или нет.
Воины закивали и выдержали его взгляд. Несколько мужчин неуверенно улыбнулись. Гребя на шлюпке прочь от своих людей навстречу судьбе, он осознал, что это могли быть последние улыбки, которые он видел в жизни.
На этот раз только один. Медуза видела, как он обращался к команде с кормы судна. Это не было чем-то из ряда вон. Она уже видела подобное раньше. Слушала достаточно раз и знала: они говорили одно и то же, некоторые с чуть большим красноречием, а некоторые с гораздо большей безрассудностью и грубостью, чем другие. Все они говорили о славе. О невообразимых богатствах и наградах, которые получат, когда с триумфом принесут домой ее голову. Многие упоминали или женщин, что упадут к их ногам, или мужчин, которых по возвращении заставят встать на колени. Медуза всегда старалась по возможности предоставить таких для игр сестрам. Мудрые оставляли послания семьям и друзьям. Однако мудростью, как она заметила, новоиспеченные герои обычно не были щедро одарены.
Так что за последние несколько столетий она перестала прислушиваться к их речам. Она услышала достаточно. Снова и снова в голосах звучало высокомерие. Самонадеянность и самодовольство, с которыми они говорили о любом убийстве, не говоря уже о ее собственном, очень легко пробуждали волны гнева. Для Медузы груз каждой смерти от ее взгляда был тяжелее, чем любое каменное изваяние, что она когда-либо создавала, а некоторые из героев считали это развлечением. Иногда ей очень хотелось, чтобы они знали: когда стоят там, на своих палубах, и разглагольствуют, с их уст срываются не победные речи, а надгробные.
За горизонтом заворчала далекая гроза. Получается, сегодня вечером у нее не будет преимущества в виде сестер. В тот миг, когда она отвернулась от моря, чтобы отступить в пещеры, змеи поднялись на дыбы. Они обвились вокруг ее головы, полные жизни и энергии, как в летнее утро. Высунув языки, они начали пробовать воздух вокруг себя.
– Что такое? – спросила Медуза. Она все еще пыталась понять, отчего они так встревожились, когда уловила аромат, исходивший от фигуры, приближающейся к берегу. Холодный и металлический, но в то же время свежий и фруктовый. Такого она раньше не чувствовала – по крайней мере, уже долгое время. Воспоминания зашевелились в глубочайших закоулках ее разума. Сердце Медузы затрепетало.
– Ко мне прислали какого-то бога, – прошептала она. – Ко мне прислали бога.
Глава двадцать седьмая
Новый способ передвижения оказался не слишком удобным. Вот, должно быть, каково это – быть богом, думал Персей, отталкиваясь от берега. К счастью, сюда он добрался на веслах и надел сандалии только после того, как вытащил лодку на сушу. Иначе он прибыл бы к горгоне, вымокший до нитки в морской воде. Сандалии были не самыми простыми в обращении; лучше бы ему кто-нибудь посоветовал немного потренироваться. У них были свои преимущества; колючие кусты и камни уже не преграждали путь – при условии, что зараз он преодолевал небольшое расстояние. Каждый раз, когда Персей делал шаг, не чувствуя почвы под ногами, его желудок сжимался. Люди, осознал он, не созданы для полета. Броня на груди утяжеляла верхнюю часть тела, и Персей то и дело заваливался вперед. Не имея под ногами твердой почвы, которая помогла бы ему сохранять равновесие, он вскоре понял, что просто болтается в воздухе, размахивая руками, как неоперившийся птенец. И, как и многие птенцы, очень быстро упал с небес на землю. Вскоре он отказался от сандалий, по крайней мере на какое-то время. Остров был большим, и если все время беспорядочно летать туда и обратно, он вряд ли доберется до логова горгоны даже к восходу солнца. Сняв сандалии, Персей застегнул ремни на поясе и продолжил путь вглубь острова. Он воспользуется ими, когда подберется ближе. В конце концов, пока горгона уж никак не могла его слышать.
Шумный топот героя было слышно даже несмотря на бурю, которая пришла к берегу вслед за ним. Гром и зарницы теперь ополчились против змей. Каждая молния обжигала воздух жаром, заставляя рептилий отпрянуть и зашипеть. Фальшивый герой теперь весьма быстро приближался, направляясь по тропинке, ведущей в сад. Какое-то время Медуза надеялась, что он передумал; сбежал обратно в ночь, откуда пришел, как поступали только самые мудрые или самые трусливые. Ее надежда жила недолго. Теперь никто никогда не поворачивал назад. Пока не начинали спасаться бегством. Оставалось только ждать.
Когда он вошел в сад, Медуза услышала, что его походка изменилась. Само по себе это не было необычно. Даже самые уверенные в себе люди отшатывались и спотыкались при виде своего скорого будущего, смотревшего на них каменными зрачками. Часто до нее долетали приглушенные вскрики и бормотание молитв, но этот мужчина молчал. У него по венам струится аромат Олимпа. Аромат богини.
Медуза простила себя, что не сразу распознала этот запах. Прошло два тысячелетия с тех пор, как она вдыхала сладкий аромат, и тогда ее чувства были далеко не такими острыми и отточенными. Но теперь, когда она все поняла, стало невозможно отмахнуться от воспоминаний, которые пришли с появлением этого незнакомца. Запах Афины витал вокруг него.