Я пришёл к школе Каэдэ, когда у них была большая перемена. На территорию посторонних не пускали, так что о случившемся вчера мне пришлось рассказывать через ограду.
Каэдэ вздохнула с облегчением:
— Ясно. Слава богу…
— Оказывается, отец узнал о маминой смерти далеко не сразу. Все эти годы он искал меня, даже когда полиция опустила руки.
— Ясно…
— Каэдэ-э! — раздался шутливый оклик одной из трёх подружек моей знакомой, стоявших чуть поодаль. Они смотрели на нас с нескрываемым любопытством и улыбались. — Это твой парень?
— Нет, — смущённо ответила Каэдэ.
— А кто?
— Из какой он школы?
— Вот там и встречайтесь!
Девушки захихикали и зашли внутрь здания.
— Прости, — Каэдэ виновато взглянула на меня.
— Ничего. И всё-таки… как ты думаешь, смогу ли я стать обычным?
— Обычным?
— Жить с отцом, как обычный человек, учиться, как обычный человек, каждый день ночевать дома, как обычный человек. Получится ли?
Я посмотрел на здание школы Каэдэ, возвышавшееся по другую сторону забора. Одну из стен недавно отреставрированного пятиэтажного корпуса сделали стеклянной, и сквозь неё было видно учеников, наслаждавшихся большой переменой. Девушки сплетничали, ребята гонялись друг за другом, где-то репетировал школьный оркестр, кружились танцоры… Наверное, другим эти сцены казались обыденными, не заслуживающими внимания.
Каэдэ моргнула, а затем уточнила, словно прочитав мои мысли:
— Ты сомневаешься?
Я молчал.
— Из-за учителя?
— Да…
Пожалуй, о том, что произошло между Кютой и Куматэцу после этого, расскажу я.
Парень вернулся незадолго до захода солнца. Он зашёл в лачугу и очень серьёзно посмотрел на Куматэцу, сидящего к нему спиной. Мы с Татарой сразу поняли: что-то в Кюте изменилось. Но что нам оставалось, кроме как стоять в уголке и наблюдать?
— Где ты был? — спросил Куматэцу, так и не повернувшись лицом.
— Нам нужно поговорить. Я хочу, чтобы ты выслушал меня.
— Как твои тренировки?
— Погоди, на самом деле…
— Ты правда думаешь, что от них можно отлынивать?
— Дай ему сказать, Куматэцу, — вмешался я.
Похоже, в тот день наш друг с самого начала не собирался слушать ни единого слова Кюты.
— А главное — что вот это такое? — медведь бросил на стол учебник математики. — Он был у тебя на постели! Попробуй-ка объяснись.
Кюта молча смотрел на книгу, затем решительно поднял взгляд:
— Я буду ходить в человеческую школу.
— Что?!
— Потому что хочу познать мир людей.
— У тебя есть занятия поважнее, забыл? Разве не ты стремился стать сильнее?
— Я уже стал.
— Что? Не смеши!
— Я достаточно силён.
Куматэцу вскочил на ноги и ткнул в Кюту пальцем:
— В каком это месте ты силён, а?!
Столкнувшись с медвежьей упёртостью, Кюта разочарованно опустил голову:
— У нас с тобой так каждый разговор проходит. Ты не слушаешь меня, а просто выкрикиваешь, что в голову взбредёт.
— А ну, отвечай, когда это ты сильным стал?!
— Уже неважно…
— Стоять! Куда собрался?
— И ещё кое-что… Я нашёл отца. К нему и пойду. Только что решил.
— Что ты сказал??? Но!..
От потрясения Куматэцу так и застыл с раскрытым ртом.
Кюта схватил учебник, закинул в сумку и решительно вышел из лачуги.
— Стой… Эй! Вернись!
Куматэцу опомнился, выскочил, обогнал Кюту и встал у подножья лестницы, раскинув руки в стороны.
— С дороги! — раздражённо бросил Кюта.
— Не уйдёшь!
Похоже, Куматэцу собирался остановить его силой. И тогда Кюта вдруг схватил медведя за ворот.
— А!
Куматэцу опомнился уже после того, как его ноги оказались в воздухе. Кюта отточенным движением швырнул его через бедро. Учитель не успел и пальцем шевельнуть, как с грохотом впечатался в землю.
Кюта бросил на распластавшегося медведя полный боли взгляд, но сразу же отвернулся и зашагал прочь.
Куматэцу приподнял голову:
— Кюта, не уходи! Кюта!
Но тот сбежал по лестнице, даже не обернувшись.
— Кюта!..
Тщетный призыв Куматэцу растворился в ночной тьме.
По яркому летнему небу проплывали живописные кучевые облака. Во дворе лачуги ёжились от страха пришедшие на тренировку новые ученики.
— Нет! Нет-нет-нет! Ну как вы не понимаете?
— Простите.
— Догадливые поняли бы!
— Простите.
— Хватит каждый раз извиняться!
— Простите.
— Заткнитесь и проваливайте!
Куматэцу вошёл в лачугу, едва не сорвав прикрывавшую вход занавеску, и прошагал через комнату, не удостоив нас с Татарой даже кратким взглядом. Он направился прямо на кухню, набрал в жестяную кружку воды из-под крана и стал пить. Каждое его действие дышало такой лихорадочностью, что мы с Татарой невольно переглянулись. Мой товарищ хмурился: развязное поведение Куматэцу его раздражало.
— Вот уж не думал, что его отец объявится через столько лет!
— Интересно, он и правда не собирается возвращаться?
— Без Кюты Куматэцу опять станет чурбаном.
— Да он уже…
Куматэцу вдруг швырнул в нас кружку:
— Заткнитесь!
— Смотри куда кидаешь, убьёшь же! — Татара вскочил на ноги и сжал кулаки.
Но Куматэцу, даже не взглянув на него, широким шагом вышел в опустевший двор, уселся на землю и ссутулился.
С тех пор он вёл себя подобным образом каждый вечер. Это раздражало всех вокруг, но Куматэцу и не думал сдерживаться. Правда, мне казалось, я хорошо понимаю, почему он так зол. В конце концов, наш друг столько времени исполнял роль отца Кюты — немудрено, что неожиданное исчезновение парня выбило его из колеи, и он ничего не мог с собой поделать…
По яркому летнему небу проплывали живописные кучевые облака.
— Ты сомневался, но теперь решение принято? — Каэдэ заглянула мне в глаза. — Вижу, что нет…
Я молчал, но она всё равно догадалась.
Сказать по правде, Куматэцу не выходил у меня из головы. Я не собирался так с ним поступать и предполагал честно поделиться своими чувствами и обсудить, что делать дальше. Хотел, чтобы мы подумали вместе. Но ничего не вышло. Слово за слово — и вот чем всё закончилось. Быть может, это моя ошибка. Я искренне сожалел о случившемся, но понимал, что упущенного не вернуть.
— Да и неважно это, — бросил я, пытаясь закрыть тему. — Встречусь с отцом — там и решу.
— Ты справишься?
— С чего бы я не…
— Я буду в библиотеке весь день. Если что — приходи.
Каэдэ проводила меня обеспокоенным взглядом.
— Рэн!..
Я дожидался отца посреди торговой улочки. Он заметил меня, помахал рукой, отчего закачалась свисающая с плеча сумка с документами, и ласково улыбнулся. Но я не смог улыбнуться в ответ.
Отец показал мне набитый продуктами пакет из супермаркета:
— Сегодня на ужин омлет с ветчиной. Поедим вместе.
Когда-то я просто обожал омлет с ветчиной, который готовил папа.
— Ага, — я заставил себя сделать приветливое лицо.
Всю дорогу до дома отец тащил за собой велосипед и ни на секунду не замолкал. Я плёлся позади, не поднимая глаз. Он специально не вспоминал о прошлом и говорил о текущих делах ни к чему не обязывающим тоном, словно пытался заполнить пропасть между нами. Вот только я даже не поддакивал и просто молча слушал.
Наконец отец осторожно сменил тему и попытался прощупать, насколько мы близки друг другу:
— Кстати… не расскажешь, кто за тобой присматривал всё это время?
— Э?
— Мне ведь надо с ним увидеться, как следует поблагодарить, и тогда мы вдвоём заживём как раньше.
— Погоди…
От изумления я замер как вкопанный. Отец тоже остановился и обернулся:
— М? Что-то не так?
— Просто…
Мне будет очень нелегко объяснить, где я жил и что делал всё это время. Именно поэтому я сказал ему лишь о том, что за мной было кому присматривать. Неудивительно, что отцу захотелось узнать подробности.
Тем не менее я пока не настолько сблизился с ним, чтобы всё выкладывать. Мы ведь не видели друг друга целых девять лет…
— Просто… Годы не так легко наверстать.
— Пожалуй. Прости, — виновато проговорил отец. — Ты прав. Взрослые и дети воспринимают течение времени по-разному. Мне кажется, мы ещё вчера жили все вместе, втроём…
— «Вчера»?.. — разница в наших ощущениях настолько ошеломила меня, что я не мог сказать ничего другого.
— Извини, что поспешил, — отец мягко улыбнулся и посмотрел в небо. — Потихоньку начнём сначала, чтобы однажды забыть обо всём грустном и жить, глядя в будущее…
И тут в моей груди что-то засвербело. Уже через мгновение это чувство завладело всем телом и вылилось в приступ ярости.
Глухим, грозным голосом я проговорил:
— А что ты собрался начинать сначала?
— Э? — отец обернулся ко мне, потрясённый резкой сменой тона.
— Почему ты так уверен, что мне было грустно? Да что ты вообще знаешь обо мне, отец?
— Рэн…
— Не прикидывайся, что понимаешь меня, когда на самом деле ничегошеньки не знаешь!!!
— Рэн, я…
Вдруг мимо нас пронеслось на велосипедах несколько беззаботных людей с улыбками на лицах — домой ехала группа школьников, задержавшихся после уроков. Меня словно окатило холодной водой, и пыл тут же пошёл на убыль. Приступ ярости угас, оставив лишь слова, которые я пробурчал себе под нос:
— Конечно, ты ничего не знаешь. Я ведь ничего не рассказывал… Прости. Не смогу сегодня прийти на ужин.
Нервы сдали, я развернулся и кинулся прочь.
— Рэн! Ты, конечно, волен сам решать, как тебе быть. Но… — голос отца словно вонзался мне в спину. — Пожалуйста, не забывай: я сделаю всё, что в моих силах. Всё!!!
Я шагал по тёмным улицам.
— Да что со мной такое? Чего я хочу? Почему наговорил гадости отцу?
Что это было за странное чувство? Я не понимал. Не мог разобраться в себе. Не в силах выносить происходящее, я едва не срывался на бег. В голове вдруг прозвучало: «Не уходи!»